Яна посмотрела на меня с сомнением, но в расстановку стала. Голова ее была гордо поднята, руки сжаты в кулаки. Через минуту она стояла, словно парализованная, открывала и закрывала рот, хватала ртом воздух, но так ничего и не сказала, даже не смогла посмотреть в глаза заместителю Иосифа. Заместитель сына сидел у ее ног, и на его лице зеркально отражались все тщетные усилия матери. Мы словно оказались в энергии стоячей воды.
Мне захотелось, чтобы все поскорее завершилось. Так я иногда реагирую на непереносимость некоторых ситуаций. Видно, и меня накрыло это покрывало семейной тайны. Но надо было как-то «выплывать».
Я, как за соломинку, ухватилась за сжатые кулаки Яны. Чаще всего это расшифровывается в расстановках как явная или неосознанная злость.
Яна, когда ты встала на расстановку перед мужчиной, у тебя начали сжиматься кулаки. Попробуй сжать их еще больше и скажи, что тебе хочется сделать.
Женщина растерянно посмотрела на меня, на свои руки, потом на заместителя Иосифа, глаза ее сузились, и она сквозь зубы процедила:
Я бы его ударила я бы его убила!
В ее зрачках полыхнула ненависть, лицо ее изменилось. Это была другая женщина. Злости было слишком много, чтобы принадлежать одному человеку. Скорее всего, это было перенятое чувство.
Я подошла к Иосифу и с помощью «каталептической руки» вывела из него мужчину, к которому была обращена эта ошеломляющая ненависть. На это место поставила еще одного заместителя и попросила Яну сказать ему:
Ты причинил мне много боли. Я злюсь на тебя. Я хочу тебя убить.
Яна выпалила эти слова в гневе, размахивая кулаками. Наброситься на мужчину не позволил сын, сидящий у его ног. Заместитель мужчины вел себя высокомерно, держался рукой за подбородок, словно там была борода, и невозмутимо сказал:
Все под Богом ходим.
А теперь посмотри на Иосифа. Ты по-прежнему на него злишься?
Нет, не злюсь, я испытываю к нему благодарность, но из-за чувства вины я теряю дар речи.
Тогда скажи ему об этом и еще скажи, что ты его с кем-то путаешь.
Яна перевела несколько раз взгляд с мужчины на Иосифа и обратно, и наконец, сказала Иосифу:
Я это я, ты это ты. Эта злость адресована не тебе. Ее слишком много. Я благодарна тебе за сына, за твою моральную и финансовую поддержку.
И, набрав полную грудь воздуха, Яна выпалила:
Я тебя обманула! Мне очень обидно Я окрестила сына. Я боялась за его жизнь.
Я знаю, неожиданно даже для самого себя ответил заместитель Иосифа. И по ощущениям это было так, словно одновременно с громом и молнией засияло солнце. Да, у меня ощущение, что это для меня не новость. Я буду помогать сыну в любом случае. Меня больше беспокоило, что о ребенке узнает жена.
Яна вся прямо засветилась, словно услышала отмену смертного приговора. Она схватила в охапку заместительницу сына и начала кружить ее вокруг себя.
Пользуясь всеобщей эйфорией, я завершила расстановку. Время было позднее, мы быстро разошлись по домам. Маленькая ложка дегтя, ложка сомнения портила в моей душе большую бочку янтарного меда радостного удовлетворения. Что-то было недосказано, не завершено. «Ладно, успокаивала я сама себя, все мы люди, и нам далеко до совершенства».
Утром мне позвонила возбужденная и счастливая Яна.
Он заговорил! Сенечка разговаривал во сне! кричала в трубку молодая мамочка.
Теперь была моя очередь терять дар речи. Так быстро расстановка такой сложности сработала в моей практике впервые. Яна продолжала свое радостное повествование.
Когда они вернулись с расстановок около полуночи, няня уже уложила мальчика спать. Яна подошла к нему, чтобы поправить одеяльце, обняла ребенка и расплакалась. Мальчик сквозь сон обнял ее за шею и сквозь сон прошептал: «Мама, не плачь».
Осенью я встретила Риту, гуляющую с внуком в Горсаду. К нам подбежал взъерошенный розовощекий мальчик и начал что-то говорить бабушке. Его речь была похожа на азбуку Морзе, состоявшую из прерывистых гласных, стоящих под разным ударением, и двух-трех слов. Звучало это приблизительно так:
Ба, э-э-э, а-а-а раза, ы-ы у-у-у мне, о-о-е.
Рита согласно улыбнулась, погладила Сенечку по взмокшим от бега кудрям, и он убежал. Перехватив мой недоумевающий взгляд, женщина сказала:
Дома он почти все говорит, а вот когда приходят гости или при встрече с незнакомыми людьми он говорит, словно шифруется. Когда его шутя спрашиваю, почему он разговаривает, как папуас из племени тумба-юмба, он оглядывается по сторонам и заговорщицки отвечает: «Но ты же сама знаешь, почему, бабуля».
Рита говорила это умиленно, провожая обожающим взглядом несущегося по аллейке парка внука.
Рита, а вы действительно знаете, почему? Вы согласны, что внук будет разговаривать так до самой пенсии?
Теперь настала очередь Риты недоумевать. Она ошеломленно смотрела на меня, а складки на лбу говорили о нелегких раздумьях.
Надя, я никогда не воспринимала его ответ всерьез. Считала это нашей с ним игрой. Но сейчас мне пришло в голову, что, как говорится, устами младенца глаголет истина. Наверное, я что-то такое знаю. Бывает такое мучительное чувство, когда хочешь что-то вспомнить, вылавливаешь из памяти проблески знаний, а они ускользают, прячутся от меня. Какой ужас, если я не вспомню! Сенечка будет и дальше говорить загадками, а ведь через год ему в школу! Засмеют ведь, затравят ребенка
В глазах любящей бабушки полыхало отчаяние, а напряженное выражение лица говорило об ее безуспешном поиске утонувшей в океане подсознания информации.
Рита, вспомните расстановку, где всплыла злость и ненависть к мужчинам у Яны. Негатива было так много А это может говорить о том, что чувства эти принадлежат не одной Яне, но и другим женщинам вашего рода. У кого были основания испытывать гнев на мужчин? Какая причина, какие белые пятна существуют в истории вашего рода? Где вы раньше жили, кто еще из родственников жив и может помочь вам вспомнить забытую информацию? Может, сохранились старые фотографии или документы? Эти знания живут в вас, не дают покоя и держат в плену молчания вашего внука. Рита, в любом случае, вспомните или не вспомните, звоните. Я подумаю, каким образом еще можно помочь Сене.
Мы попрощались. Рита задумчиво кивнула и растерянно оглянулась в поисках шустрого мальчика.
Прошло не более трех дней, как Рита пришла на группу по расстановкам и попросила меня о личной встрече.
Позавчера мы вызвали батюшку, глубоко вздохнув, начала женщина свой рассказ, чтобы он освятил квартиру, которую купил Иосиф для Яны и сына. Кстати, я считаю это результатом расстановки, потому что через несколько дней после нее он позвонил дочери и сказал, что намерен обеспечить их собственным жильем. Когда священник обходил с кадилом все закоулки апартаментов, во мне начало подниматься чувство страха, раздражение. Меня осенило, что я всегда испытываю похожие чувства, когда бываю в церкви. Особенно запах свечей и ладана действуют на меня удушающе. Когда священник размахивал кадилом возле меня, волна ненависти поднялась в моей душе. Помня ваши наставления, я без конца задавала себе вопрос: «Почему?» И вдруг в моей памяти всплыли слова нашей деревенской соседки Клавки, пьяно икающей после застолья у нас в гостях, уже в Одессе:
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Вот растет у тебя девка, кровиночка, а я так и помру нераскупоренная. Хоть бы меня какой поп поимел Мне было лет семь, я ничего не поняла из этого разговора, но поймала на себе испуганный взгляд мамы. А когда за гостьей захлопнулась дверь, мамка посадила меня перед собой и сказала:
Ты должна знать, деточка. Все равно, не я, так кто-то другой тебе правду расскажет, да душу изранит. Риточка, детка, я не твоя мама, я твоя бабушка. Твоя мама Татьяна умерла, а ты чудом выжила и стала называть меня мамой. Я и не стала тебя отговаривать. А отец твой действительно батюшка в нашей деревенской церкви. Только священники тоже разные бывают.
При этих словах мама, которая оказалась моей бабушкой Ариной, с ненавистью сдернула со стола скатерть, и все, что было на столе, со звоном и грохотом упало на пол. Она отправила меня за веником, а сама упала головой на стол и разрыдалась с такой болью, что у меня кровь стыла в жилах.
Мама, то есть бабушка, умерла, когда мне было одиннадцать лет. Меня на воспитание, а вернее, для работ по хозяйству как батрачку взяла ее бездетная родственница из деревни. Когда я что-то делала не так или говорила невпопад, она замахивалась на меня тем, что попадалось под руку, и шипела: «Поповское отродье». И когда я однажды не выдержала и сделала что-то ей наперекор, сказав, что меня приняли в пионеры, а потом я собираюсь поступать в комсомол, она избила меня веником до синяков, закрыла в большой холодной комнате и оставила без обеда. Ночью, дрожа от холода, я захотела в туалет и вылезла на улицу через маленькое окно.
На улице было не так зябко, как в доме. Стояла теплая летняя ночь. Я обняла себя за плечи, села на еще теплую от солнца завалинку и задремала. Меня разбудили голоса, доносящиеся из раскрытого окна кухни. Горела керосиновая лампа. Родственница что-то горячо и нервно доказывала своему мужу, жестикулируя и иногда переходя на визг. Тени от ее рук метались по тускло освещенным стенам, отчего сама рассказчица казалась мне чудовищем. Деваться мне было некуда, лезть назад в холодную комнату я не хотела и не могла. Избитое тело обессилело. Я сидела и слушала ее рассказ.
Арина не была красавицей. Тихая, добрая, с длинной косой и лучистым взглядом голубых глаз, она была очень набожной. Молилась, ходила в церковь за три версты. Там и будущего мужа встретила. С Гришей у них была любовь с первого взгляда. Увиделись, полюбились и поженились. Родили девочку Танюшку, мечтали еще о детях, но началась война. Гриша был комсомольцем и одним из первых ушел на фронт добровольцем. Письма, полные любви и тоски по родному дому, приходили вплоть до 1945 года. А в конце войны Арина получила похоронку. Григорий геройски погиб 9 мая на подступах к Праге.
Зачем к Праге, не понимала Арина, ведь у всех война закончилась в Берлине?
И в душе ее вдруг возникала разрывающая боль и обида на любимого, как будто он сам, по собственной воле и вопреки здравому смыслу, пошел освобождать незнакомых людей в Праге, а свою жену и маленькую дочку оставил на произвол судьбы в своей Ивановке.
Женщина ходила в церковь и, исповедуясь батюшке, говорила о своей тоске-обиде и на погибшего Гришу, и на свою вдовью судьбу, и на Бога, который мужа не уберег, несмотря на ее страстные и непрестанные молитвы.
Батюшка Иннокентий был в годах, маленький, страшненький, но обладал даром прозорливости и предвидения, изгонял бесов, давал каждому свою молитву на исцеление, умел утешить.
Арина всегда уходила из церкви с облегчением и благодарностью, с укрепленной любовью к Богу. Дочку Танюшку тоже к церкви приучала. Они приходили помогать убирать в церкви, пели в церковном хоре.
Но однажды, как гром среди ясного неба, батюшка сделал предложение молодой женщине. Сказал, что она давно люба ему, но главную причину не скрыл. Батюшке сулили приход в большом городе, а при таком раскладе без жены никак.
Арина отказалась, дома долго мылась в баньке, словно хотела смыть с себя что-то липкое и несмываемое. Когда она сидела у хаты с еще мокрыми, рассыпанными по плечам светло-русыми волосами, батюшка заявился к ней домой. После долгих увещеваний и доводов отец Иннокентий, обхватив жидкую бороденку в кулак, вдруг злобно заявил:
Замуж не пойдешь и тебя, и твое дитя прокляну!
Ариша зажмурилась и закрыла уши руками. Она знала возможности батюшки, но для нее этот брак был равносилен смерти. Несмотря на то что с момента окончания войны прошло много лет, она продолжала с великой любовью и преданностью вспоминать своего Гришу. Вскоре отца Иннокентия перевели, а на его место поставили молодого попа.
Исполнил ли батюшка свою угрозу или само по воле судьбы так произошло, только молодой поп, не совладав с вожделением, изнасиловал Танюшку прямо перед образами, когда она замешкалась, убирая в церкви. Вскочив на ноги и отряхивая рясу, священник черным вороном стоял над поруганным телом девочки-подростка и грозил пальцем:
Молчи! Рот откроешь, скажешь кому опозорю, по миру пущу, ведь ты сама ко мне полезла.
Девочка, пошатываясь, пошла к реке, она хотела утопиться. Перед ее взором стояли лики святых, которые равнодушно взирали на то, что священник сотворил с нею. И не грянул гром, и не ударила молния, и никто не отозвался на ее отчаянный зов. Только запах ладана отравой проникал в ее нос.
Навстречу шла соседка. Тане показалось, что она все знает и хохочет ей вдогонку. Но соседка, взволнованная странным видом и остановившимся взглядом Тани, помчалась к ее матери и сказала, что дочь пошла к реке. По спутанным волосам и одежде, разорванной и испачканной в крови, кровоподтекам на теле, мать все поняла.
Кто? только и спросила она у дочери. Пусть его Бог накажет!
Т-с-с-с-с Дочь приложила палец к губам. В ее глазах плескались искорки безумия. Она с горечью добавила: Бога нет, мама.
И мать догадалась, кто поиздевался над ее ребенком.
Арина обняла дочь за плечи и с трудом уговорила ее идти домой. Через три месяца стало ясно, что Таня беременна. Едва успокоившись и смирившись с травмой, она с отвращением смотрела на свой живот, словно внутри нее поселилось исчадие ада. Она перестала есть и пить, вздрагивала, когда мать молилась, ее рвало, когда зажигали лампадку перед образами. Умерла Таня при родах, оставив маме недоношенную девочку. Риточка тихонько плакала и беспомощно взирала на бабушку карими поповскими глазами.
До самой смерти дочь так и не сказала матери, кто отец ребенка. Вопросы об этом вызывали в ней такую жгучую боль и отчаяние, что Арина, боясь, как бы Таня что-нибудь с собой не сотворила, спрашивать перестала. Свою тайну Татьяна унесла с собой в могилу.
Увидев, на кого похожа внучка, и сопоставив свои догадки и поведение Тани, Арина вначале хотела отнести ребенка к отцу и оставить в церкви.
Но пока хоронили Таню, проводили поминки, Арина кормила девочку и привязалась к ней. Она стала говорить всем, что это ее ребенок и вскоре уехала из деревни в большой город. Риточку оформила как свою дочь, отчество дала по мужу Григорьевна.
Приоткрыв тайну Рите, что не является ее матерью, она не смогла ей рассказать об отце и о тайне ее происхождения.
Я только сейчас, после нашего разговора с вами, поняла, что тогда, на расстановке, речь шла обо мне. Вернее, я знала где-то там, в глубине души, но не хотела принимать этого. И тайну эту похоронила в своем подсознании. Возможно, и Сеня хранит эту тайну в себе и оттого молчит. Эта тайна может быть связана с поведением внука? Рита умоляюще посмотрела на меня.
А как вы чувствуете?
Чувствую, что связано. Давайте это расставим и освободим мальчика от обета молчания.
Расстановка
Вначале мы поставили заместителей отца и матери Риты молодого приходского священника и четырнадцатилетнюю девочку. Зная об их судьбе, я внутренне была готова к некому противостоянию, даже борьбе. Но, к моему удивлению и тихой радости Риты, заместительница Татьяны смотрела на своего насильника с нежным обожанием, а он на нее с восторгом любования, как смотрят на благоухающий цветок.
Возможно, рассказанная Ритой история была выдуманной и недостоверной, подумалось мне. Но через некоторое время оба заместителя почувствовали некое давление, тошноту и головокружение.
Я так часто чувствую себя в церкви, не зная о сути происшедшего, сказала заместительница Тани.