В кафе к разговору о делах Франсуа возвращаться не стал. Заказал вино и кофе, усмехнувшись в ответ на Татьянин категорический отказ, и замолчал. С мыслями собирается или дальше время тянет? Вот Татьяна моя явно настраивается расставить, наконец, все точки над i. На стуле сидит напряженно, спину выпрямила, словно аршин проглотила, смотрит чуть в сторону, а на лице эмоции волнами прокатываются. Сначала на нем царило возмущение, из-за вина, наверное; вот странная: не хочешь, не пей; кто же тебя заставит? На смену ему пришло отчаяние нет, вот это нам сейчас совсем не нужно: мы взрослые люди, мы вовсе не обязаны идти у кого-то на поводу. Так, волну безысходности я сбил, что там следующее? Ага, смирение лучше, но не намного. Ну на этот счет можно не беспокоиться смирение в Татьяне долго не держится, да и то только в отсутствие источников внешнего раздражения. А тут вот он, напротив сидит, силы копит.
И все так же молчит. Татьяна подняла на него глаза, в которых на мгновенье вдруг промелькнуло нервозное подозрение, и заерзала на стуле. Вот не умеет она держать паузу! Точно, не выдержала о делах заговорила. Где-то она, конечно, права: если пришли они сюда о технических деталях беседовать, то чего же время попусту тратить? Но лучше бы она подождала, пока он сам разговор начнет.
Что он и сделал. Он прервал ее на полуслове фразой, с которой, собственно, и должен был начаться этот разговор.
Танья, по правде говоря, я хотел поговорить с Вами о чем-то другом.
Отлично. Ура! Наконец-то. Да здравствуют прямота и откровенность, если у некоторых не хватает ума намеки понять. Давай, милый друг, высказывайся я, как никто другой, приветствую игру в открытую! Мне уже просто осточертело воображать, что у него на уме, пытаться представить себе, как к этому относится Татьяна, и гадать, когда мне уже пора вмешаться. И задаваться периодически вопросом, кого из нас меня или Татьяну заведет-таки воображение в палату с мягкими стенами. Я хочу слышать и видеть тогда я знаю, а не догадываюсь.
У меня сложилось впечатление, что мое общество Вам неприятно.
Хм. Что-то он проницательнее меня оказался. Он же ее всего пару раз видел, а я-то все время рядом был. Я, конечно, заметил, что он ей не нравится, но она об этом почти не говорила, а я и успокоился, отмахнулся, как от мимолетной антипатии, не стал искать первопричины. Неужели я потерял остроту восприятия? Неужели в моем отношении к ней появились привычка и формальность? Так, будем слушать дальше; похоже, этот разговор и мне весьма полезен.
Еще одна оплеуха. Пока я пристыжено волосы пеплом посыпал, она сама ему ответила. Что я здесь делаю? Я здесь для того, чтобы в себе копаться, или для того, чтобы ей помогать? Ответила она, правда, так, словно я ей каждое слово подсказал. Умница! Может, я потому и расслабился, что в критической ситуации Татьяна всегда на высоте? Никогда на скандал не сорвется, в слезы не ударится, всегда найдет спокойный, достойный, изящный даже выход. Мне же больше в мелочах приходится ее на путь истинный наставлять.
Стоп. Опять в эмпиреи меня занесло. Пока у нее получается, значит, пусть сама разговор ведет; а я сбором информации займусь. Что сказано, как сказано, куда при этом глаза смотрят, в какой момент в лице что-то дрогнуло Она ведь сама потом каждое слово в мыслях анализировать будет; мое дело внушить ей, что все она сделала правильно. И, может, придется по ходу дела кофе ему на брюки опрокинуть, если зарвется
Нет, пока, вроде, в рамках держится. Ведет разговор общего плана: интерес к сотрудничеству, интерес к стране, интерес к людям; к истории, природе не интерес Ладно, это его полное право. Хмурые лица? Это у кого хмурое лицо? У Татьяны? Хм. У нее живое лицо, на котором написаны все чувства? Он что, сюда приехал, чтобы лишить меня всякого самоуважения? Как же я мог так с ним промахнуться? Обычно я людей проницательных, вдумчивых издалека вижу (рядом с ними мне нужно быть особо осторожным), а его вот проглядел за ослепительной улыбкой и изящными манерами. Что же он еще в ней заметил?
Познакомиться поближе?! Может, он и со мной поближе хочет познакомиться? Вот черт, и кофе свой он уже допил, и бокал с вином в руке держит. Нет в мире справедливости: ведь самый что ни на есть подходящий сейчас момент и нечем, абсолютно нечем мне проиллюстрировать ему фразу: «И при этих словах поразил его гнев Господний». Спасибо, хоть на Татьяну в такой момент я могу положиться. Уж я-то знаю ее отношение к романам мимолетным, тем более служебным. Сейчас она ему ответит, сейчас она ему крылышки на лету подрежет А если не подрежет? Может, она потому и переживала, что хотела, чтобы он начал этот разговор, а он все молчал? Может, задел он струнку какую-то в ее душе, а я опять ничего не понял?
Фу, пронесло. Романы ее все еще не интересуют.
Нет, не совсем пронесло. Его романы тоже не интересуют.
Она необычный человек Да уж, мне-то об этом рассказывать не нужно. Она не просто необычный человек; таких, как она, в мире единицы. Я это знаю. Вот потому-то ради нее я и готов терпеть эту жизнь сумасшедшую, в которой у меня нет ни минуты покоя, и на каждом шагу сюрпризы, с ног сбивающие. Как этот Франсуа, например. Что-то он слишком много замечает. Хорошо, что мне не удалось кофе там или вино на него вылить на него прямо влиять опасно.
Ну конечно, она постоянно сама с собой разговаривает! Как бы он иначе мысли эти у нее на лице увидел? Ах, ему мало читать по ее лицу, ему хочется поучаствовать в ее мысленных разговорах?! Ах, извольте ему к открытости еще и откровенность добавить?!
На меня накатило странное, совершенно необъяснимое чувство. С чего я взвился-то? Собственно говоря, такой поворот разговора должен был меня обрадовать, просто в восторг привести. С кем бы ни вела беседу Татьяна, она всегда больше слушает. О себе говорить она не любит (вот почему я так мало знаю о ее жизни до меня), советов друзьям и знакомым не дает («Я бы на твоем месте.»), даже с матерью не откровенничает. Согласись она вести такие беседы с Франсуа для меня это было бы просто кладезем информации. На вопрос «Почему?» просто «Да» или «Нет» не ответишь; тут нужно свои мысли высказывать, свое понимание жизни в слова облекать. Просто подарок богов в моей-то ситуации услышать, о чем думает Татьяна.
Но предложение Франсуа вызвало во мне чуть ли не бешенство. Если уж мне постоянно приходится догадываться, что у нее в голове происходит, пусть и он потрудится. До сих пор ни с одним человеком она самым сокровенным не делилась с какой это стати для него исключение делать? Если уж и должна она искать собеседника задушевного так вот он, я, рядом же все время! И потом я просто не хочу слушать, как она рассказывает свои мысли, глядя в глаза этому хлыщу обходительному!
Через мгновенье мне даже неловко стало. Это что еще за чувство собственности? Она свободный человек и имеет полное право выбирать, с кем ей делиться секретами и мечтами. И не обязана никому отчет давать в своем выборе, даже мне. Я могу, конечно, повлиять на ее выбор, но уж слишком мне хочется, чтобы она если не со мной, то и ни с кем другим по душам не говорила. И кому от этого будет лучше? Как-то мне плохо на душе сделалось.
Но, глянув на Татьяну, я чуть было не расхохотался. Вот умеет же она настроение исправить! У нее на лице застыло такое выражение, какое можно увидеть на лице ребенка, который смотрит в полном недоумении на пол, дивясь, куда подевалась любимая чашка, и откуда там взялись эти непонятные осколки. Сейчас не только Франсуа, любой бы человек увидел, что мысли в голове у нее в чехарду играют. Франсуа же вот тактик чертов! попросил ее, проникновенно глядя в глаза, хорошенько обдумать его идею и даже предложил ей возможность отходного маневра. Спасибо, хоть домой ее проводить не напросился мне хотелось как можно скорее остаться с ней наедине. Мне нужно было посмотреть (всего лишь посмотреть, к сожалению, не узнать наверняка), что она думает по этому поводу; его намерения я уже понял. Вряд ли в голове у него остались еще какие-то скрытые замыслы судя по довольной улыбке, он высказал все, что хотел. Теперь решать ей.
А я ей помогу.
И постараюсь быть при этом объективным.
Но для этого я должен понять, что ей нужно.
По дороге домой она думала явно о чем-то другом. По сторонам смотрела, прищуривалась, в лица вглядывалась. Соскучилась, что ли, по ним за дни своего затворничества? Очень может быть. Переводит пристальный взгляд с одного на другое, словно на что-то почти забытое смотрит, изо всех сил узнать пытается. Вздрогнула. А, по телефону кто-то заговорил. Раздраженно качнула головой и в окно стала смотреть. Не сердись, Татьяна, транспорт-то один, а людей много, на все вкусы не угодишь. Кто-то отдохнуть хочет, в тишине и спокойствии; а другому работать нужно, где придется. Вы ведь с Франсуа и Сан Санычем тоже в кафе за обедом о делах говорили, а кто-то туда в то время просто покушать пришел. Да и потом разговаривает женщина по телефону; значит, недолго разговор этот продлится. Лучше, что ли, чтобы две сплетницы рядом устроились? Вот про это я зря намекнул: она уже представила себе такую сцену, вздохнула, глаза закатила, губы поджала. Может, ей о плейере мысль подбросить?
Ну вот мы и дома. Здесь ей отвлекаться не на что будет, уж об этом я позабочусь. Пока она на кухне посудой гремела, я занялся телевизором. Так, в программе ничего интересного, но лучше ее все-таки спрятать, вдруг она на неделю вперед передачи просматривать начнет. Еще за ручку возьмется что-то интересное в кружок обводить, а потом сравнивать, что с чем по времени совпало. И потом начнется: Ах, что же выбрать? Ах, и то, и другое посмотреть хочется! Ах, и кто же эту программу составляет? И так на добрый час. Нет уж, без программы надежнее: пощелкает пультом пару минут и успокоится.
Так и есть. Хватило ее всего на несколько каналов. Пошла ужинать на кухню. Но телевизор не выключила плохой знак. Значит, надеется еще к нему вернуться. А может, хороший? Может, ей совсем не хочется даже думать о разговоре с Франсуа? Может, сама мысль об этом ей неприятна? Так я только за. Нет, так не пойдет. Спрятать, как страус, голову в песок это не решение проблемы. Да и потом, если Татьяна обещала подумать не сможет она от слова своего отмахнуться; так что чем раньше, тем лучше. Да и я понять хочу, что мне дальше-то делать. Если она решит отказаться, у меня уже готова масса аргументов, чтобы убедить ее в правильности такого решения. Если же она решит согласиться Поддерживать это решение я не стану, но и спорить с ней не буду. Решит общаться с ним значит, так тому и быть. Ее право. Буду слушать их, свыкаться с возможностью услышать ее мысли, сравнивать их со своими догадками и завидовать. Очень буду завидовать, но молча.
Господи, да зачем она компьютер включила? Так, пока просто погоду смотрит, но на лице задумчивость какая-то нерешительная. Не дай Бог, общаться сядет с одноклассниками какими-нибудь; тогда это на полночи, благо завтра выходной. Нет, этого я не допущу! Татьяна, ты три дня просидела на работе, не отрывая глаз от экрана, один его вид вызывает у тебя отвращение. Фу, выключила всю технику выключила.
Чего это она заметалась? До сих пор она просто слонялась по квартире из угла в угол просто от удовольствия, что ничего не нужно делать, и никуда не нужно спешить. Ищет, что ли, что-то? А, вот оно в чем дело. Бегает между спальней и кухней; в спальне взгляд на тумбочку у кровати, на кухне на стол, значит, книгу свою ищет. Ну, об этом я уже раньше подумал спрятал ее под кровать, пока она ужинала. Нет, Татьяна, читать перед сном не будем.
Вот черт, нашла! Да как она догадалась-то куда заглядывать? Меня что, уже предсказывать можно? Я что, остроту не только восприятия, но и реакции потерял? Ладно, читать я ей все равно не дам. Последние пару десятков страниц она все равно не помнит ох, как же лень назад перелистывать, искать знакомое место, лучше завтра, на свежую голову Вот так-то. И нечего увиливать от данного обещания (не мне она его, конечно, дала, но все равно: слово Татьяны наша общая гордость). Вот-вот, лучше в гостиную, на диванчик, и с комфортом: под головой подушка, сверху плед, рядом чашка чая И книжку эту злополучную сюда притащила! Ну ладно. Тихая, спокойная музыка, мягкий свет, уютный диванчик атмосфера весьма располагающая к размышлениям. Телефон! Звук выключить! Быстро! Уф, чуть не забыл. Ну все, теперь, Татьяна, мы готовы: ты думаешь, я смотрю.
Так, судя по выражению лица, начала думать о предложении Франсуа. Лоб наморщила, брови к переносице свела, губы выпятила. Скептическое такое выражение. Так-так-так Нет. Хмыкнула, бровь вскинула, прищурилась, подбородок решительно вскинула. Похоже, придется мне все-таки слушать их и завистью томиться. Ну и ладно. Глядя на плутоватую улыбку, появившуюся у нее на лице, я понял, что разговоры эти пойдут не совсем так, как Франсуа планирует.
Но хитрая ее улыбка уже исчезла. Словно в облачный день, мелькнул на мгновенье лучик солнечный и вновь все небо затянуло облаками. Сомнение Недоверие Сарказм И
Она вдруг вытянулась на диване, руки за голову закинула, в потолок уставилась. Черты лица у нее расслабились, уголки губ чуть приподнялись (не улыбка еще, но уже намек на нее), в глазах легкая смешинка появилась. Такое выражение я замечал у нее, когда она с подружками встречалась, и они все вместе принимались вспоминать всякие случаи из своей университетской жизни. Ага, значит, мы мыслями в прошлое углубились! Вот сейчас я многое бы дал, чтобы она мысли эти вслух произносила (и желательно, именно в такой обстановке, без всяких лишних ушей). Ведь я же практически ничего не знаю о ее прежней жизни! О чем же она сейчас вспоминает? Может, у нее все уже в жизни было: и настоящая дружба, и истинная любовь, и пик восторга, и пропасть отчаяния Не могла же она прожить двадцать восемь лет, как растение парниковое: без жгучих солнечных лучей, и без заморозков неожиданных! Может, все это у нее уже было и ушло; и пережила она потерю, и смирилась, и научилась быть выше невзгод житейских. И превратилась в того самого редкого человека, рядом с которым мне так нравится находиться. И перестала ждать от жизни чудес. Или не перестала?
Внезапно она наморщила лоб и заморгала. В глазах появилось отрешенное выражение, словно она числа трехзначные в уме перемножает. Словно она в этих своих воспоминаниях некую истину для себя открыла. И вдруг потянулась рукой к волосам, над ухом, и прыснула. Да что же ее носит, как по бурному морю: от нерешительности к озорству, от меланхолии к веселью? Что же ее рассмешило? Шалость, что ли, детскую, удачную вспомнила, или наоборот горе большое, на фоне которого все нынешние проблемы только смех и вызывают? Хоть бы дневник в школе вела, как почти все девчонки делают уж я бы до него добрался! Как же мне ее понять, как же мне подсказать ей, что делать в большом деле, не по мелочам если подавляющая часть ее жизни для меня одно большое белое пятно? Если я вижу только то, к чему привела ее жизнь, а не то, что привело к этому. Иногда мне кажется, что она, как инопланетянка, свалилась мне в жизнь, не помня свое прошлое, не зная свое будущее, и вот нужно мне теперь это будущее ей построить такой, какая она есть.
Похоже, бросила размышлять инопланетянка моя. Потянулась, на бок перевернулась, зевнула, глаза закрыла. Сейчас уснет. Улыбка с лица ее не сошла, теплая улыбка, добродушно-насмешливая значит, если и приснится ей что-то, это будет хороший сон.
Глава 5. Открытие
В субботу утром меня разбудил телефон. Господи, да кто же это в такую рань?
Танюша?
А кто еще может снять трубку у меня в квартире?
Да, мама.
Я тебя не разбудила?
В субботу в восемь утра?!!
Да нет, мама, я уже собиралась вставать.
Вот и хорошо. Танюша, завтра мы с отцом будем в городе, хотели бы заехать, навестить тебя. У тебя никаких планов нет?