Тогда он решил, что лучшим путем для сына, раз уж он непригоден для моря, будет борьба за место в парламенте. Этот путь лежал через ямайские плантации.
И вот отцовские планы вновь расстроены. Джон, забыв о деле, пробыл в семье Кэтлетт три недели вместо предполагавшихся трех дней.
Отец наказал Джона тем, что отправил в рейс на Средиземное море простым матросом. На этот раз Джон взялся за дело всерьез. И когда они с отцом встретились вновь, тот наконец поверил, что сын его повзрослел. Капитан Ньютон добился для Джона офицерской должности на корабле, уходящем в дальнее плавание.
До отплытия оставалось достаточно времени для того, чтобы позволить себе повидаться с Полли. Но, как и в прошлый раз, Джон не нашел в себе сил расстаться с любимой. Полли была ему много милее офицерской фуражки.
Когда Джон вернулся, отец был близок к тому, чтобы отречься от него. Для него было очевидно, что сын решил растоптать свое будущее. Джону грозило нечто гораздо более серьезное, чем потеря офицерской должности на корабле. На сей раз он вынужден был отправиться не на Средиземноморье, а матросом в британский военно-морской флот. Англия была в состоянии войны с Францией, а морские сражения вещь по-настоящему опасная.
Благодаря своему опыту через несколько месяцев Джон получил звание корабельного гардемарина. Но его душевное состояние было, видимо, очень тяжелым. Он как-то заметил: «Тогда единственным времяпрепровождением, в котором я находил удовольствие, были злые выходки». Постепенно он отошел от религиозных убеждений, воспринятых им в свое время от матери, и вскоре совершенно перестал скрывать, что он атеист, сознательно подталкивающий других к неверию.
Джон принял участие только в одном сражении и к Рождеству снова был в одном из английских портов. Это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что через несколько дней его корабль уходил в Вест-Индию. Это означало пять лет вдали от дома. Для Джона это значило пять лет вдали от Полли, а у него еще не было подходящего случая объяснить ей, как она ему дорога.
Итак, Джон отпросился на берег на один день. Естественно, когда он приезжал к Полли, день его «растягивался» до недели. Но даже если бы он вдруг и отнесся с полной ответственностью к своим обязанностям военного моряка, добраться до дома Кэтлеттов и возвратиться обратно в течение двадцати четырех часов было просто невозможно.
На этот раз семейство Кэтлетт не могло не заметить и не принять близко к сердцу серьезных намерений Джона относительно их старшей дочери. Джону было тогда девятнадцать, Полли пятнадцать. Не то чтобы Джон не нравился Кэтлеттам, но они дважды оказались свидетелями его безответственности. В нем не было той зрелости, которую им хотелось бы видеть в своем зяте. Кроме того, он был моряком, и с каждым визитом его отрицательное отношение к религии проявлялось все ярче, хотя он, конечно же, старался вести себя в этом доме как подобает христианину.
Джон знал, что, если он уйдет в море на пять лет, Полли до его возвращения безусловно выйдет замуж. Потому этот его визит был для него решающим.
Но для Джона он оказался полным разочарования. «Ни малейшей ясности», писал Джон об этом визите позже. Ему никак не удавалось высказаться, объяснить Полли, как горячо он любит ее. Полли, казалось, все время держала его на дистанции. Когда же он намекал на то, что влюблен, она не реагировала на его намеки и не позволяла ему объясниться прямо. Джон не встретил в тот раз «ни одобрения, ни отказа».
В конечном счете все это привело к тому, что Джордж Кэтлетт, отец Полли, отказал ему от дома и настоятельно порекомендовал более не пытаться увидеться с его дочерью, пока он не даст ему на то разрешения. Элизабет Кэтлетт, хотя и была согласна с решением мужа, сказала, что если Джон возьмется за ум и они будут твердо уверены в будущем дочери, то она не станет препятствовать их помолвке. Но до тех пор ему нельзя будет даже писать Полли. Тогда Джон и Полли договорились о тайных встречах.
Двадцатичетырехчасовая увольнительная Джона обернулась недельным отсутствием, что было неудивительно. Удивительным было то, что со стороны капитана судна не последовало сурового наказания.
Возможно, Джон надеялся, что корабль отплывет в Вест-Индию без него. Но шторм задержал корабль в порту еще на много недель. Ежедневно Джон думал о Полли и о мрачной перспективе пятилетней разлуки с ней.
Наконец, когда судно готовилось к отплытию из Англии, Джон ушел. Если быть точным дезертировал. Он был не в силах расстаться с Полли на такой долгий срок. Возможно, если бы он сумел добраться до отцовского дома, то отец нашел бы какой-нибудь выход из сложившейся ситуации. Капитан Ньютон был человеком, способным разрешать самые трудные вопросы.
Но спустя два дня Джон, так и не успевший повидаться с отцом, был арестован в пригороде Девона. Он дезертировал, а обычным наказанием за дезертирство в военное время тогда была смерть.
И тем не менее его не приговорили к смертной казни. «Я провел два дня на гауптвахте, вспоминал Джон позднее, потом меня отправили на борт моего корабля. Какое-то время я провел в кандалах, затем меня раздели и публично высекли, после чего я был разжалован. Всем сослуживцам запретили давать мне хоть малейшее послабление и даже просто разговаривать со мной».
Джону казалось, что в его положении смерть была бы лучшей участью. Он всерьез задумывался о самоубийстве. «Несчастья угнетали меня с каждым днем все больше и больше». Теперь речь шла уже не о пяти годах разлуки с Полли. Теперь он был уверен в том, что никогда больше ее не увидит.
«Как вне, так и внутри себя я видел только мрак и страдание Не могу передать, с какой горечью и отчаянием я смотрел на берега Англии. Я не отрывал от них взгляда, пока они не скрылись за горизонтом. Когда они исчезли из виду, я с трудом сдержал себя, чтобы не броситься в море».
Самоубийство казалось ему единственным выходом. «Это разом положило бы конец всем моим мытарствам».
Джон не знал, почему так и не покончил с собой. Позднее он размышлял: «Рука Бога удержала меня от этого».
Примерно через месяц корабль, на котором находился Джон, встретился в море с работорговым судном, направлявшимся в Африку. Капитан, как представитель военно-морского флота, потребовал у работорговца двух человек. Однако тот был согласен лишь на обмен. Услышав об этом, Джон взмолился, чтобы его обменяли. И через полчаса из военного моряка он превратился в работорговца.
Такие корабли отправлялись из Англии с грузом тканей, огнестрельного оружия и безделушек, которые на западном побережье Африки обменивались на рабов. Затем рабов отвозили в Вест-Индию для продажи на невольничьих рынках. На вырученные деньги корабль загружался сахаром и ромом для продажи в Англии.
Джон Ньютон, которому тогда еще не было и двадцати, погрузился в новые глубины порока. Он издевался над чернокожими. Приблизительно треть рабов обычно составляли женщины, и вот что пишет Джон Поллок, биограф: «Джон Ньютон пребывал во власти похоти». Сам Джон так описал тот период своей жизни: «Мне доставляло наслаждение то, что я мог теперь быть настолько развращенным, насколько мне только вздумалось бы, без каких-либо ограничений Я не только сам погряз в грехе, но упорно совращал и других при малейшей возможности».
Джон начал склонять других матросов к неподчинению и вновь оказался в довольно шатком положении. И при встрече с каким-нибудь военным кораблем его бы, скорее всего, вновь обменяли. Такой вариант Джона совершенно не устраивал.
И Джон сошел на африканский берег. Устроился он управляющим к одному из крупных работорговцев в Сьерра-Леоне. На бумаге это сулило большие выгоды. Однако то, что Джону казалось большой удачей, привело его к новым, еще большим несчастьям.
Хозяин торгового дома жил с чернокожей женщиной. Та возненавидела белого чужака, поскольку заподозрила Джона в том, что он собирается разбогатеть за их счет. Едва только муж уезжал куда-либо, она всячески старалась навредить Джону. И когда тот заболел тропической лихорадкой, она решила, что получила наконец-то шанс навсегда избавиться от него. Его отнесли в хижину раба и надолго оставили без воды и пищи. По ночам Джон выползал наружу и ел сырые коренья, от которых ему становилось еще хуже.
Но Джон все-таки выздоровел. И когда работорговец вернулся из поездки, Джон рассказал ему о случившимся. Но тот не поверил. Напротив, он во всем обвинил самого Джона. Вскоре Джон оказался в кандалах и стал прислугой у рабов.
Сперва он попал в «плавучее рабство». Прикованный к палубе корабля, он «находился под непрерывным дождем с резкими порывами ветра в течение двадцати, тридцати и даже сорока часов, пока хозяин находился на берегу». Впоследствии он работал на лимонной плантации под наблюдением раба.
Поначалу рабы издевались над ним, потом стали жалеть. Один из домашних рабов даже раздобыл для него письменные принадлежности. Благодаря этому Джон смог написать письма отцу (фактически это был сигнал бедствия) и Полли, которую он так и не смог забыть. Раб, давший ему бумагу, вложил его письма в стопку почтовых отправлений своего хозяина.
В лучшем случае помощь могла прийти к Джону лишь через несколько месяцев. Он понимал это. Но понимал он также и то, что надежда на спасение была крайне слабой.
Но прежде чем помощь пришла из Англии, она вдруг явилась в лице работорговца, жившего по соседству. Тому показалось, что Джон ему может пригодиться. И вновь люди с легкостью избавились от Джона.
Но на этот раз он очень постарался сдружиться с работорговцем, на которого стал работать. Располагаясь в сотне миль от основной базы, «мы жили как нам хотелось, дело процветало и хозяин был мною доволен», писал он позднее. Джон спал с африканками сколько и когда хотел и начал понемногу воспринимать местный образ жизни как вполне естественный. Через три месяца у него уже не было ни малейшего желания возвращаться в Англию.
Корабль, посланный отцом ему на выручку, курсировал вдоль побережья. Джона искали. А он тем временем собирался в поездку вглубь страны. Лишь случайность задержала его на несколько дней. Капитан посланного отцом корабля также собирался взять обратный курс. Лишь позже Джон осознал, что рука Бога помогла этой их встрече.
Но тогда он вовсе не был уверен в том, что хочет вернуться в Англию. «Появись у меня возможность возвратиться домой, когда я был болен и голодал, вспоминал он, я бы радовался этому, как возможности вернуться в мир живых из мира мертвых, но теперь мне было все равно».
Чтобы убедить его вернуться, капитан корабля выдумал историю о том, что якобы некий дальний родственник Джона оставил ему в наследство огромное состояние.
Несмотря на это, Джон все-таки сомневался в том, что хочет назад в Англию. Жизнь в Африке пришлась ему по вкусу. Он жил как князь. У него была любовница. И делал он все, что хотел.
И вдруг он вспомнил о Полли. Ведь если история о наследстве оказалась бы правдой хотя бы отчасти он смог бы жениться и жить с ней в достатке.
Воспоминания о Полли убедили его принять предложение капитана. Позже Джон писал ей: «Если б я не встретил тебя, то, вероятно, никогда не увидел бы берегов Гвинеи. Но я более чем уверен, что если бы я не встретил тебя, то никогда бы оттуда и не вернулся».
Хотя Джон и возвращался в Англию, к Полли, это был все тот же Джон. «Я изменился не более, чем тигр, который стал смирным из-за сильного голода».
Корабль, на котором Джон находился, скупал золото, слоновую кость, воск и ценные породы дерева. Он продолжал свой путь вдоль берегов Африки еще почти год, прежде чем был взят обратный курс на Британские острова. Присутствие Джона на борту угнетало всех. Его грязные ругательства шокировали даже самых грубых матросов. Если кто-то из команды проявлял хотя бы какое-то стремление к вере, Джон не оставлял от этих усилий камня на камне. Он высмеивал Евангелие и издевался над Иисусом Христом. Когда в пьяном угаре он чуть было не свалился за борт в воды Атлантики, капитан всерьез задумался над вопросом не был ли Джон Ионой, которого следовало швырнуть китам, чтобы спасти жизнь всему экипажу.
Однажды вечером, когда корабль уже взял курс на север, Джону попал в руки перевод Фомы Кемпийского «Подражание Христу». Он прочитал там следующие слова: «Жизнь коротка, и неведомо, когда ей будет положен предел Сегодня человек силен завтра же его срубят, вынесут, и он будет выброшен вон».
Как Джон ни старался избавиться от этих слов, они вновь и вновь звучали в его ушах. В ту ночь разразился свирепый шторм. Джон услышал крики моряков. «Корабль тонет!» кричали повсюду. Джон бросился вместе с другими к помпам. Много часов подряд они работали, выкачивая воду, затыкая пробоины в трещавших бортах, стремясь спасти и собственные жизни, и ту часть груза, которую еще не смыло за борт.
Изможденный работой и уже потерявший надежду на спасение корабля, Джон в отчаянии воскликнул: «Ничего не помогает! Смилуйся, Господи, над нами!» Когда он осознал, что, собственно, он произнес, это поразило его. Не осталось никакой другой надежды, и он призвал Бога и просил Его о милости.
На следующий день никто не мог понять, что происходит с Джоном. Весь день он простоял за штурвалом и старался как можно лучше править кораблем. После работы за помпой он чувствовал себя разбитым. Но его терзала мысль о том, может ли столь низко падший грешник, каким он был, получить милость у Бога. Он пытался припомнить стихи Писания, говорившие о прощении и мире, но вместо этого ему в голову приходили отрывки, в которых шла речь о суде. «Я со страхом и нетерпением ожидал проклятия и осуждения».
Однако постепенно его мысли обратились к Иисусу Христу и распятию. Он вспомнил, что Иисус Христос умер не за свои грехи, что Иисус умер за грехи других. Единственный вопрос, который мучил теперь Джона, не зашел ли он слишком далеко, чтобы все еще входить в число этих «других».
Эти двенадцать часов за штурвалом стали решающими часами для Джона. Позже он писал: «Двадцать первое мая это день, который мне всегда следует помнить. Я отмечаю эту дату, начиная с 1748 года». Ему тогда не исполнилось еще и двадцати трех лет. Пока корабль пробивался по бурному морю обратно в Англию, Джон начал читать Новый Завет. Его особенно растрогала история о блудном сыне. «Никто и никогда не был лучшей иллюстрацией этой притчи, чем я».
По возвращении Джон не ощутил ни восторга, ни даже радости. Он переживал внутреннюю борьбу, пытался понять и увидеть милость Бога по отношению к нему. Но он уже не сомневался в том, что Бог призвал его. «Я не вижу причину, по которой Господь решил явить мне милость Свою разве только Он хотел показать на еще одном поразительном примере, что для Него ничего невозможного нет».
Сбившийся с курса и практически лишенный управления корабль наконец причалил в Северной Ирландии. Сойдя на берег, Джон хотел сразу же написать Полли, но заколебался. Его жизнь в Африке была до такой степени развратной, что он сомневался, сможет ли он когда-либо стать достойным девушки, о которой мечтал столько лет.
Сперва он написал письмо отцу, прося у него прощения. Ответ пришел быстро. Капитан Ньютон радовался и тому, что Джон остался в живых, и тому, что он наконец одумался.