Дом молчал.
Он никогда не был на охоте.
Что тут сказать.
Где-то за дверью дул северный ветер. Мертвый. Сухой.
_______________
Он помнил тот день, когда впервые в жизни увидел слезы Отца.
Во всем был виноват стих.
Глупая, дурацкая «Песнь о собаке».
Он не любил поэзию.
Стихи раздражали.
Все они какие-то ненастоящие, как фрукты в мебельных магазинах.
Много позже, став взрослым, он нашел нужное слово.
То была торговля.
Купля-продажа чувств и настроений. Психологическое воздействие на сознание читателя. Внушение. Спятивший поэт заражает безумием не хуже, чем упаковки с пометкой «легко открывается».
Но Отец думал иначе.
Сказал:
Ты мало читаешь.
И взял с полки сборник стихотворений Есенина. Ветхая книжка, которая почти развалилась. Почти умерла. Еще в шестидесятые, когда Отец ушел из армии.
Он пролистал страницы до нужной, а потом тихо, вполголоса, прочитал:
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.
На предпоследнем четверостишии голос Отца дрогнул. Он закончил почти шепотом. Слезы задушили его, и он заплакал, как плачут дети. Горько. Одиноко. Навзрыд.
Его больше нет.
Он никогда не воскреснет.
_______________
Ночью было холодно.
Чужак не мог уснуть и все кутался в сырое одеяло.
Одежда пахла другим человеком.
Это мешало. Сны выглядели, как чужие воспоминания. Кто-то лез чужаку в голову. Хотел там остаться и так обрести новое тело. Жить себе дальше.
В углу комнаты молилась старуха. Бледная. Прозрачная. У нее были порезы и раны на запястьях и ладонях. Она шептала его имя. Язычница. Она взывала к старым богам. Но здесь ее слышал только чужак.
Хозяин, Владыка. Силач и Бык. Творец всего мира. Оплодотворитель. Источник всей жизни.
Старик-мертвец бродил под окнами. Шаркал по листве, которая все падала и падала с крыши дома на землю. Будто снег или пепел. Мир перестал существовать, а осень все там же. Словно ничего не изменилось. Все по-прежнему. По расписанию. Зима, весна, лето и дальше.
Сколько так будет?
Видно, смерть человека ничего не значит для мира, в котором он жил.
Смерть деревьев.
Смерть животных.
Смерть рыб.
Темнота за окном.
Она тянется. Будто на большой скорости въехать в тоннель, где погасли все лампы. Машина несется вперед. Дальше. Дальше. В самую бездну. В НИЧТО.
Если все нормально. Если все по-прежнему. В самом конце тоннеля должен быть свет.
Но там ночь.
И она холодна.
Он все время думает о собаке.
Не о той, что жила в доме убийцы, а об огромном псе из своего детства.
Добрый. Трусливый. Английский мастиф.
Он только и делал, что ластился к чужакам. Никогда не кусался и редко подавал голос. Молчаливый придурок. Ему не хватало ума понять некоторые вещи. Поэтому он был счастлив. Любил этот мир. И людей.
Он давно сдох.
В одиночестве.
Всеми забытый и брошенный.
Теперь они квиты. Судьба посмеялась над чужаком. Он лежит в мертвом доме. В могиле. Заложенный покойник. А вокруг только призраки и воспоминания.
Ночь тянется в никуда.
Прошлое превращается в сны наяву.
_______________
Чужак спит и видит Отца. Он возится с сетью у самой воды. Рядом собака. Черная и большая. Еще ночь. В небе светит Луна. Над рекой камыши. Ветер гуляет в степи и приносит запах травы и цветов. Ковыль, пострел-луговой, зопник-колючий, житняк гребневидный, адонис весенний.
Он знает эти названия, потому что Мать берет его с собой, когда по весне и летом собирает лекарственные травы в Затонувшем лесу, на лугах и дальше в огромной, бесконечной степи, которая тянется до самого конца мира. Иногда они уходят так далеко, что дом исчезает из виду и, кажется, обратно уже ни за что не вернуться. Но Мать всегда находит путь. Через Вселенную и дальше.
Отец бросил сеть и поднялся с колен. Он вытирает руки об штаны и говорит:
Ты замерз?
Я не знаю.
Перейдем через дамбу. Разложим костер.
Рано вставать?
В четыре утра. Как звезды подтают.
Разве это возможно?
Что ты, сынок. Я и раньше вставал.
Я про звезды. Они ведь не тают.
Солнце придет. Все растают. Если проснешься за пару минут до рассвета, сам все увидишь.
Ты меня разбуди.
Отец улыбнулся.
Исчез.
_______________
Утром чужак взял из кучи консерв в рюкзаке что-то черное.
Тушеные баклажаны. Они должны были сгнить еще полгода назад, но оказались вполне съедобными. Слишком солеными и с привкусом гари. Но чужак съел их все.
На улице дождь.
Небо серое.
Холодно.
От этого некуда деться.
Он заполз в кровать и лежал в одежде под одеялом. Ничего не хотел.
Он слишком старый и глупый. У него кризис среднего возраста. Или что-то такое. Смена жизненных установок. Переоценка опыта. Определение перспектив.
Чужак говорит сам с собой на разные голоса:
Ты бы спас этот мир?
Нет.
Тогда зачем тебе быть?
Тишина.
Нет ответа.
Ветер бродит по дому.
Он проходит через разбитые окна на кухне и движется по коридору в гостиную и дальше к дверям спальни. Ручка поворачивается. Скрипит.
Чужак открывает глаза и ждет.
Ветер смеется.
Он говорит:
Зачем тебе быть?
_______________
Чужак снова не может уснуть.
Он валяется в доме, который стоит на краю поселка, посреди мёртвой страны.
Человек в гробу.
Кто-то должен прийти и закопать его.
Или просто забрать куда-нибудь из этого чертового места.
Все сроки хранения вышли. Все даты просрочены.
От него плохо пахнет. По телу ползут темные пятна. Первые признаки разложения.
Глупая мысль вертится в голове целую вечность.
Он мертвец, которого забыли в морге. Труп никому неизвестного человека. Без имени. Без даты рождения. Голубые глаза. Серая куртка. Черные джинсы. Вышел из дома две тысячи лет назад и до сих пор не вернулся. Если кто видел его, то вот горячая линия по вопросам профилактики самоубийств и поддержки психологического здоровья. Дальше идет телефон и надпись:
«ВАМ ПОМОГУТ»
В конце концов он не выдержал. Слетел с катушек и сделал нечто странное.
Чужак вытянул ступни из-под одеяла и снял носки. Долго смотрел на большие пальцы ног.
Там было пусто.
Ни бирок с датой поступления в морг, ни записей о причине смерти.
И все же он сомневался.
Мир мертв, а он жив.
Это НЕЛОГИЧНО.
И это УЖАСНО.
За окном шелестит прошлогодняя листва. От нее идет запах осени.
Время сломалось.
Он отбросил одеяло и поискал часы. Подарок Отца. Пошарил под кроватью, обыскал спальню, обыскал дом, но не нашел. Потом вспомнил. Забыл их около года назад в лагере выживших на перевале.
Видно, слетели с руки в пылу драки.
Или чуть позже. Когда он всех их закопал.
Ему теперь сорок. Многое начал путать. Первую женщину звали Ольга. Может быть Александра. Первой сигаретой был «Золотой пляж». Может быть «Честерфилд». Или что-то такое. Дальше все хуже и хуже. Тысячи сигарет, выкуренных в ожидании зарплаты, еды, врача, пива, решения суда, прибытия самолета, футбольного матча, конца рабочего дня, конца жизни.
Женщины.
На одной был женат. Ее звали Алиса. Мог бы найти и получше. Но всегда выбирал тех, что давали на первом свидании.
Он вынул из кармана самокрутку и закурил. Ничего похожего на табак. Просто листья и мусор. Пепел сыпался на постель.
Хорошо, что развелся. Некому стало стирать эту мерзкую грязь, готовить ужин, выбирать занавески. Ему все это было до лампочки. Она злилась. Молчаливая. Сама себе на уме. Жили в ожидании повода развестись.
Сигареты.
Курить начал в десять. Украл у отца целую пачку. Наглотался дыма до одури, до блевоты, почти умер. Остальное раздал по друзьям. И было им мало лет. Семь, восемь и девять. Они курили сухие листья маслин. Перетирали их в труху и насыпали в самокрутки из школьных тетрадей. Вкус дерьма.
Мать как-то спросила:
Ты что там курил?
Он растерялся и зачем-то ответил:
Я не брал папины сигареты.
Получил оплеуху. Не больно. Обидно до слез, конец детства в самом разгаре. Курить все же вредно. Не стоило и начинать.
Женщины.
В соседнем доме жила девочка. Чумазая, грязная, блохастая, из бедной семьи. Иногда она приходила играть в карты. Курили листву, а потом целовались. Невкусные, мокрые губы. Маленький рот слюны до краев. Запах грязных волос. Запах костра в позднюю осень. Она научила его уходить из дому, если там кричали или ругались. У нее были сестры. Целых пять. И отец алкоголик. Он насиловал дочерей в сарае для сена. Подвешивал за руки и оставлял там на целый день. Потому что не помнил. Напивался до полного отупения и все забывал. Иногда он бил девочек на глазах у соседей. Тащил за волосы на улицу. И они кричали. Плакали. Звали на помощь.
Чужак убил его.
Однажды ночью этот мужик был настолько пьян, что не смог открыть калитку в собственный двор. Он попытался перелезть на другую сторону, но зацепился воротом рубахи за шпиль на заборе да так и повис. Он кряхтел. Он брыкался. Его руки дергались. Рвали ткань. Тянулись к шее в тщетной попытке избавиться от петли из одежды. Он таращил глаза и задыхался. Слюна. Блевота. Кровь. И под занавес моча и дерьмо.
Все из него вышло.
Вся душа.
Чужак наблюдал за ним через окно в своей комнате.
В небе торчала Луна мертвецов. Все было видно, как днем.
Чужак вышел на улицу. Прошел через двор. Желтая дорожка из ракушника вела прямо к дому соседей. Камешки сыпались под ногами и катились в сторону обочины с таким звуком, будто падали на дно пропасти.
Чужак встал рядом с умирающим.
Он заглянул насильнику в глаза. Но там ничего не было. Безумие, алкогольный делирий. Мужчина ничего не понимал. Из его рта капала кровь и слюна.
Перегаром разило даже сквозь запах дерьма.
Жуткая, невыносимая вонь.
А затем мертвец открыл рот и сказал:
Я просто кошмар.
Планета качнулась.
Чужак испугался и побежал. Споткнулся. Грохнулся в грязь под калиткой. Зарылся лицом в темноту. Пролежал там черти сколько времени, пытаясь проснуться. Но он вовсе не спал.
Он очнулся и вздрогнул. Выплюнул кучу жухлой листвы, крови, земли и чего-то еще. То были трупные черви. Он увидел их и закричал, оглашая округу нечеловеческим воплем. Кое-как поднялся на ноги. Сделал шаг и упал. Снова встал. Шатался, но все же добрался до дома.
Там он дрожал под одеялом и думал.
Убил его.
И убил бы снова и снова.
Потому что он был плохим человеком.
Надо было расколоть ему череп. Он не должен вернуться. Никогда. НИКОГДА.
Глава 2
Она смотрела на свою мать, как на рыбу, выброшенную океаном на берег. Нечто из другого мира. Холодное и отвратительное.
Это существо лежало на кровати и больше не двигалось.
Не дышало.
Оно лишь слегка напоминало человека. Сморщенная кожа. Глаза открыты, щеки бледны. Руки и ноги в черных пятнах.
Хватит спать.
Покойница не проснулась.
Глухая.
Мать лежит здесь уже целый день.
Притворялась.
Делала вид, что больше нет никаких дел.
Она вот-вот встанет. И снова будет кричать. Плакать. Сходить с ума. Больше она ничем не занималась. Только страдала.
Мертвая истеричка.
Так даже лучше.
Можно наконец-то ударить ее по лицу.
В фильмах это всегда помогало. Кто-нибудь обязательно сходил с ума только лишь затем, чтобы получить сильнейшую оплеуху.
Но девушка не стала этого делать. Она лучше своей матери. Она не безумна. Нет.
Она тихоня. Спокойная и рассудительная. В ее возрасте уже пора уметь держать себя в руках и поступать рационально. Выбирать слова. Быть осторожной в поступках.
Она отвернулась от трупа и взглянула в окно.
Там был океан.
Спокойный. Гладкий. Живой.
Берег и скалы.
Там лежит спасательная шлюпка, которую зашвырнуло сюда с другого края мира. Здесь она потеряла всякий смысл. И сошла с ума. Брошенная на берегу. Вместо того, чтобы плыть себе дальше. Искать утопающих. Людей без надежды. Без мечты. Тех, кого нужно вернуть на берег.
Мама, вставай. Ну же, перестань!
Старуха молчала.
Скучная, глупая женщина.
Она никогда не покупала дочери красивые платья. Только что-то дешевое, давно вышедшее из моды. На свой вкус. Запрещала ходить в кино. Ведь там только секс и насилие. Не давала слушать музыку, читать книги. Есть мясо.
Мелкие обиды. Жалкие глупости.
Наверное, теперь ей все равно.
Анат мертва. И уже никогда не сможет что-либо сделать. Перестать быть злой, отвратительной старухой и превратиться в кого-то другого.
Ее смерть. Это одна большая несправедливость.
Все ДОЛЖНО быть по-другому.
Мать могла бы встать с чертовой кровати взять дочь за руку и отвезти в город. Купить сладкую вату, выпить холодный лимонад. Сходить в цирк или кино. Посетить зоопарк, взглянуть на всех этих бедных животных, которые давным-давно вымерли. Это ли не чудо?
Но теперь все мечты и надежды канули в бездну.
Анат мертва.
Нечего делать. Только рыдать.
Девушка пожимает плечами. Ну да. Бессильные вечно плачут. Дети, которые никогда не вырастут. Грязная правда, о которой мало кто знал. Никто в этом мире не хотел быть взрослым. Стареть. Умирать.
Девушка тоже не хочет.
Она нигде не была. Ничего не видела. Ничего не знает. Она никто и ничто.
И это.
Да.
Именно это.
УЖАСНО НЕСПРАВЕДЛИВО!
СРАНЫЙ! ДОЛБАННЫЙ МИР! СРАНАЯ! ДОЛБАННАЯ СТАРУХА!
ПОЧЕМУ ТЫ ЛЕЖИШЬ?
НЕНАВИСТЬ! НЕНАВИСТЬ! НЕНАВИСТЬ! НЕНАВИСТЬ! НЕНАВИСТЬ! НЕНАВИСТЬ!
От нее темнеет в глазах.
Она причиняет нестерпимую боль. Что-то рвется наружу. Разрывает горло на части.
Девушка кричит на весь дом:
Мама, вставай. Ну же, перестань!
_______________
Вода холодна.
Никаких рыб или медуз.
Взгляду не за что ухватиться. Никаких кораблей на горизонте.
И от этого грустно.
Прилив заходит все дальше.
Кажется, еще немного и вода перевалит через дюны и польется в дом на берегу океана.
Последнее место, которое все никак не исчезнет.
Скалы. Город. Берег.
Все черное. Серое. Выцветшее.
Только дом и маяк сохранили цвета.
Стены белые. Башня красная.
Вода прибывает.
Вот наконец-то она тронула борт спасательной шлюпки. Толкнула ее вперед и тут же потащила назад в океан. Глупые игры. Снова и снова. Волны качают унылое суденышко, словно мусор. Бесполезная, потерявшая свой смысл вещица. Она все еще здесь.
Девушка взялась за край простыни и потянула тело матери к спасательной шлюпке.
Старуха тяжёлая.
В ней слишком много жира.
Плохие мысли и поступки. Они тяготят душу и тело. Словно цепи. Камни на сердце и в почках. Ужасные воспоминания. Слова. Обиды, которые заедались кучей конфет. Ночные бдения у холодильника, будто там внутри спрятался смыл жизни.
ЖРАТЬ.
Мать ела часто и долго.
Ее стало слишком много в этом мире.
Казалось, она делала это специально, чтобы как можно плотнее врасти в реальность, быть на земле, а не на небе. Ничто бы ее отсюда не подняло. Ни ветер, ни смерть.
Вот она.
Мертвая. Жирная. Старуха.
Тяжелая ноша, которую нужно тащить.
Спасательная шлюпка еще далеко.
Девушка остановилась. Она совсем выбилась из сил.
Плохая это затея.
Полная ерунда.
_______________
Пустынный берег тянется в никуда.
Край песка исчезает в серой дымке. Там дальше раскинулся город.
Но сейчас только тени. Черные, загустевшие облака.
Ветер приносит звуки грома. Запах молний.
Неприятное ощущение.
Присутствие в мире кого-то еще.
Чего-то большего, чем человек.
Это старое, пещерное чувство. Магический реализм. Вера в древних богов.
Там, где исчезает песок, там океан превращается в ничто, и облака чернеют, а затем опускаются в бездну. Там должен быть Бог.