Угощайтесь! предложил авторитету. Хлеба только нет.
Ну, черняшки мы найдем, хмыкнул дядя Саша. А за курево благодарю. Наше кончилось вчера, нового пока не передали.
Забирайте все! сказал Борис. Не курю я. Для людей принес.
Правильный пацан! одобрил дядя Саша и распорядился: Щавлик, стол сооруди. Поедим как люди, Боря грева нам принес
Спустя час Борис лежал на нарах, листая в памяти события последних дней. Две очных ставки, на которых напавшие на него студенты безбожно врали, а Пинчук их только поощрял. На возражения не обращал внимания и в протокол не внес. Борис не стал его подписывать. Инспектора такое не смутило, он просто сделал в документе нужную отметку. Борис рассчитывал, что следователь разберется, но тот с ним встретился лишь для того, чтобы уточнить детали дела.
Здесь все неправда, сказал Борис, горя надеждой. Студенты на меня напали, а не я на них. Они же пьяные в дымину были, приемник мне разбили. Поговорите с участковым и с дружинниками, они все видели. Пускай расскажут.
Показания свидетелей и потерпевших, имеющиеся в деле, свидетельствуют об обратном, пожал плечами лейтенант.
Они сфальсифицированы Пинчуком. Он приходил ко мне домой и уговаривал отказаться от претензий к Григоровичу, ведь у того отец секретарь горкома партии. Я отказался, тогда он и состряпал дело.
Не клевещите на сотрудника милиции! возмутился лейтенант. За это можно и привлечь. Рекомендую вам признать вину. Суд это примет во внимание.
И добавит срок, сказал Борис. А я сидеть не собираюсь. Тем более что не за что. Я не согласен с обвинением.
Вы можете об этом написать, пожал плечами лейтенант и придвинул протокол. Имеете такое право.
Борис и написал. И то, что дело в отношении него сфальсифицировано, не забыл упомнить. Лейтенанту это не понравилось потребовал, чтобы исправил, грозил, что пожалеет. Борис уперся потому, наверное, и оказался в камере с рецидивистами. Сейчас же, вспоминая это, он поражался, с каким спокойствием бездушная милицейская машина крутила жернова. Всем на Коровку было наплевать. Но милиционеры в форме тоже люди, и под мундирами у них сердца, а там должно быть сострадание или, на худой конец, хотя бы чувство справедливости. Однако нет Почему? Ведь в СССР имеются законы, их исполнение навроде контролируют. Прокуратура, суд, над ними партия. Система дала сбой или она так и работает, ломая судьбы своих граждан, когда те вдруг попытаются напомнить ей о справедливости?
Сейчас Борис не удивлялся, что СССР распался. В той жизни многие писали в интернете, и не только в нем, что случился заговор, инспирированный Западом. Его агенты СССР и развалили. Враги добились своего. Но взять хотя бы те же США. У них что нет врагов? Ага. Да пиндосов ненавидит вся планета! Когда Нью-Йорке взорвали башни-близнецы, и там погибли тысячи людей, во многих странах ликовали. На улицах плясали Где только пиндосы не обосрались! Вьетнам, Ирак, Афганистан Отовсюду убрались восвояси. И что, Америка распалась? Да хоть бы хны! Выходит, что устройство США покрепче будет, чем у СССР. Хотя советские газеты убеждают, что нет в мире лучше и справедливее страны, чем Союз республик нерушимый. Здесь все для человека. Ну да, конечно. Один из них сейчас кукует в камере, куда попал по сфальсифицированному обвинению.
Боялся ли Борис? На удивление, не очень. Да, временами страх накатывал. Попасть на зону очень не хотелось. Тогда он вспоминал пророчество монаха. Тот предсказал ему клевету с узилищем, и им реченное сбылось. Но далее монах предрек, что Бориса ожидает искушение мирскою славой. В колонии его не испытать, а это означает, что сидеть не будет. Пускай менты пришили дело, но у него имеются друзья, которые помогут. С этой мыслью он уснул
* * *
Немолодой мужчина в костюме и рубашке с галстуком переступил порог комнаты, где обитали следователи. Прихрамывая, прошел к середине кабинета. Пока он двигался, Мурин разглядел на пиджаке его медаль и орден. Еще ортопедический ботинок на одной ноге.
Матвей Моисеевич Коган, адвокат, представился вошедший. Мне нужен следователь Мурин.
Это я, встал лейтенант. Рад видеть вас, Матвей Моисеевич.
Мы знакомы? поднял брови адвокат.
Нет, лейтенант смутился. О вас нам на юрфаке говорили.
Надеюсь, не ругали? улыбнулся Коган.
Нет, что вы! закачал головой следователь. Хвалили. Лучший адвокат республики. Чем обязан вашему визиту?
Городской коллегией адвокатов назначен защищать в суде Бориса Михайловича Коровку. Вы вели следствие по его делу?
Да, ответил Мурин. Но, позвольте Вы знаменитый адвокат, а там простая хулиганка. Дело-то пустяшное.
Для кого пустяк, а кому-то заключение под стражу, хмыкнул адвокат. Причем, заметьте, не рецидивисту, а гражданину, прежде не судимому. Которому вдруг оказаться в камере тяжелое испытание. Могу я встретиться с подследственным?
Да, конечно, ответил уязвленный этой отповедью Мурин и достал из сейфа папку. Дело готово. Можно предъявлять обвиняемому и защитнику. Не хотите прямо здесь ознакомиться?
Давайте соблюдать формальности. Я изучу дело в присутствии подзащитного в изоляторе. У отдела ждет такси, ответил Коган. Предлагаю зря не тратить время
Дорогой Мурин размышлял. Почему защитником столь незначительной фигуры, как Коровка, был назначен Коган? Тот, чье имя с восхищением и страхом на устах произносит вся милиция республики? Прокуратура, кстати, тоже. Коган не пропустит ни одной ошибки в деле, небрежности или торопливости. Если захочет, сам встретится с фигурантами дела, уточнит, что же они на самом деле хотели рассказать дознавателю. И тогда держись! В суде развалит обвинение на раз.
«Предупрежу Пинчука, подумал лейтенант. Пусть знает. Если накосячил с доказательствами, пускай готовится за это получить. И примет меры. Здесь замешан секретарь горкома партии. Пусть звонит судье и прокурору. Потому что, если вдруг Коровку оправдают, Григоровичу несдобровать. Нам на орехи прилетит»
Такси доставило их на Володарского к Пищаловскому замку. Под лязг электрических замков, постоянно гремящий в гулких коридорах, следователь провел адвоката, предъявившего ордер юрконсультации, на лестницу, ведущую на второй этаж. Поднявшись по ступеням, они вступили в коридор, где по левую сторону имелись следственные кабинеты, а по правую «пеналы», куда временно засовывают заключенных, пока за ними не придет конвой. Обоих вид не удивил бывали в этом коридоре не по разу. Лейтенант зашел во второй по счету кабинет, следом прохромал защитник. Заказав привести подследственного, Мурин предложил Когану присесть.
Кабинет, как и прочие в этом коридоре, представлял собой комнату со скудной мебелью грубым столом и прикрученными намертво к полу табуретами. Все покрыто толстым слоем краски, как и стены голые, без плакатов и портретов. Даже столь любимого милицией изображения Дзержинского не наблюдалось. Вид из единственного зарешеченного окна открывается во двор СИЗО.
Ждать пришлось недолго. Скоро дверь открылась, и в кабинет вступил подследственный. Только здесь он опустил руки, до этого сведенные за спиной.
Присаживайтесь, гражданин Коровка, сказал Мурин, указав на табурет напротив их стола, и добавил, когда тот подчинился: Приступим
Часом позже с той же папочкой в руках он вышел из СИЗО довольный. Процедура предъявления «двухсотки»[14] прошла без затруднений. Для начала Мурин представил Коровке адвоката и испросил его согласия на назначение Когана защитником. Тот не возражал. После чего папка с уголовным делом перешла в руки адвоката. Тот стал ее листать, периодически спрашивая подзащитного об обстоятельствах случившегося. Тот все отрицал, утверждая: «Меня подставили». Коган что-то помечал в принесенной с собой тетради. Мурин, не теряя времени, вел необходимый протокол. Когда беседа завершилась, Коган его молча подписал и посоветовал сделать то же и Коровке. Тот слегка поупирался, но защитника послушал. После чего Коган попросил следователя оставить их наедине. Лейтенант не возражал. Вложив подписанный сторонами прокол в папку с делом, забрал его и удалился. И вот сейчас, шагая к остановке, думал, что расхваленный Коган не такой уж и страшный. Ходатайств он не заявлял. С подследственным повел себя как обыкновенный адвокат, назначенный по делу в приказном порядке. Затруднений с ним, скорей всего, не будет особенно, если предпринять намеченные меры. Суд вынесет Коровке приговор, а Мурин после будет всем рассказывать, как расследованное им дело не смог порушить даже сам великий и ужасный Коган
* * *
Коровка на выход! Без вещей, велел заглянувший в камеру надзиратель.
Борис встал с нар и направился к двери. Надзиратель отвел его в кабинет, где за столом сидели знакомый ему следователь Мурин и немолодой человек в костюме. На пиджаке его виднелись орден и медаль.
Здравствуйте, Борис Михайлович, сказал он, когда его представил Мурин. Меня назначили вас защищать в суде. Вы согласны?
Да, вежливо кивнул Борис, с трудом заставив себя подавить прихлынувшую к горлу радость. Не нужно, чтоб следак ее заметил.
Дальнейшее его немного охладило. Коган задавал ему вопросы спокойно, без эмоций, а, расспросив, без возражений поставил подпись под проколом, подсунутым ему следователем. Когда тот предложил Борису сделать то же, он уперся, но Коган рекомендовал не возражать. С неохотой Борис все же расписался в протоколе. Когда следак ушел, Коган улыбнулся:
Теперь поговорим, как развалить состряпанную милицией фальшивку. Семейство Щербаченей просило передать вам привет и их уверенность, что скоро встретитесь.
Спасибо, Матвей Моисеевич! обрадовался Борис, догадавшись, что адвокат в присутствии Мурина разыгрывал неведомую ему роль. Благодарю, что согласились стать моим защитником.
Не стоит благодарности, улыбнулся Коган. Давайте для начала подпишем договор об адвокатской помощи. Таков порядок.
Он достал из портфеля и положил на стол несколько листков и авторучку. Не шариковую перьевую, с золотым пером.
Борис присел и подписал, почти не глядя. Глаз зацепился лишь за сумму в договоре. Копейки
Я заплачу вам больше, сказал, вернув листки и ручку. Сколько скажете.
Не нужно, отказался Коган. У меня к вам будет просьба. У Щербачени мне сказали, что это вы изобрели протезы из титана с шарниром на ступне. Это правда?
Я только предложил идею, Борис пожал плечами. Протезы сделали другие люди. Но в авторском свидетельстве я значусь.
Я держал в руках протез сына Павла Леонидовича, вздохнул защитник, хочу себе такой. Это сказка! Легкий и красивый, ходить с ним можно не хромая.
Как я могу помочь? спросил Борис.
Их изготавливают в Комсомольске-на Амуре. Открыли мастерскую при авиазаводе. Но слух уже прошел там очередь на годы. Знакомых в Комсомольске-на-Амуре не имею там никого не защищал. Москва и Минск, Ленинград, Махачкала везде есть благодарные мне люди. В Комсомольске нет. Я попрошу вас написать на завод ходатайство. Изобретателю, да еще Герою не откажут.
Конечно, напишу, Борис пожал плечами. И без того не отказал бы. Вы ветеран войны.
Там в очереди тоже ветераны, сообщил защитник. Разумеется, я попрошу у вас ходатайство, когда покончим с этим делом, и вы выйдете на свободу.
У нас получится? спросил Борис.
Понимаю, сомневаетесь, улыбнулся Коган. Против нас играют большие люди. Фамилии произносить не нужно! упредил Бориса. Тем более, в суде. Но у нас есть преимущество. Закон вы не нарушили, а они пытаются. В таких делах опасаются огласки, а мы ее им обеспечим. Да так, что вздрогнут! Коган сжал кулак. Ладно, при Сталине беззаконие творили, но чтоб сейчас? Состряпать обвинение на ровном месте? Посадить в тюрьму Героя? Обнаглели. Окоротим. В те непростые времена людей мы тоже защищали и вполне успешно: им выносили оправдательные приговоры. Сейчас тем более добьемся. Для начала расскажите мне подробно, как было дело
Коган слушал, помечая что-то у себя в тетради, а когда Борис умолк спросил:
Вы о своих наградах милиционерам сообщили?
Они не спрашивали, Борис развел руками. Почему сам им не сказал? Менты бы не поверили. В ответ на просьбу привезти удостоверения только похихикали бы. В их глазах он более чем клоп мелкий и вонючий. Скоты в погонах
И не нужно говорить, сказал защитник. Пусть будет им сюрпризом. О том, что вы инвалид, следователь в курсе?
Нет.
Замечательно! Коган радостно потер ладони. Теперь я попрошу вас встать и снять рубашку.
Борис послушался.
Досталось вам, вздохнул защитник, разглядев отметины на теле подзащитного. Война Одевайтесь. Когда осматривали вас в СИЗО, шрамы в карточку внесли?
Наверное. Врач вопросы задавал: откуда у меня и где их получил.
А следствие не озаботилось на карточку взглянуть, хмыкнул Коган. Им же хуже. Значит так, Борис Михайлович. Понадобятся ваши документы на награды, еще об инвалидности, свидетельства на изобретения. Где они?
В квартире, в шкафу на верхней полке. Ключи у Валентины Алексеевны, она директор гастронома.
В милиции их нет?
Не брал с собой, Борис впервые за беседу улыбнулся. Подозревал, что могут задержать, и не хотел, чтоб шарили в квартире. Дознаватель, кстати, очень злился, когда ключей при личном обыске не оказалось. Наверное, собирался привести супругу, чтоб показать квартирку, которую намерился отжать.
Ну, это меньшее из зол, заметил Коган. Могли и документы-то прибрать. С них бы сталось.
Отморозки, сказал Борис.
Интересное словечко, улыбнулся Коган. Запомню. Но поступили вы предусмотрительно. Валентина Алексеевна даст мне ключи?
Я напишу записку.
Забрав ее, Коган встал со стула и протянул Борису руку. Он ее пожал.
Прощаюсь до суда, сказал защитник. Он будет скоро. Свидания мне больше не дадут. Я отыщу свидетелей настоящих, а не тех, что в деле, и заявлю ходатайство в суде, чтоб их допросили. Потерпите, ждать недолго
* * *
Выйдя из СИЗО, адвокат подошел к ждавшему его такси. Водителя он попросил подъехать через два часа, и тот послушался: Когана он знал давно и работал с ним охотно адвокат хорошо платил. Защитник попросил отвезти его улицу Седых, где зашел в гастроном и обратился к продавщице с просьбой отвести его к директору. Представился ей и сообщил:
Я виделся с Коровкой, только от него.
Как он? взволнованно спросила Алексеевна.
Бодр и крепок духом, ответил Коган. Не переживайте он боец. В войне с китайцами не дрогнул, а здесь тем более. Мы победим, но если вы поможете.
Что нужно делать?
Потребуется коллективное письмо вернее, телеграмма. К ней больше уважения.
В Центральный комитет?
Что вы? замотал головой Коган. Спустят на горком, а там Вы понимаете. В редакцию газеты.
«Правды»?
Нет, ответил Коган. Партийная газета, и результат случится тот же. В «Известия» отправим. Там журналисты посмелее.
Они пришлют корреспондента?
Вполне возможно случай исключительный. Под судом по сфальсифицированному делу Герой Советского Союза, защитник острова Даманский. Но если не пришлют, то на контроль поставят и в Минск об этом сообщат. А здесь задумаются. Никому не хочется получить по шапке за неправосудный приговор. Я продиктую текст.
Директор взяла ручку и бумагу.
Людей подписывать не заставляйте, заметил адвокат, когда она закончила. Пусть будет меньше, но чтоб потом не отказались. Ведь будут разбираться. Фамилия и инициалы, подпись. Все это тоже в тексте телеграммы. Недешево вам встанет, но я дам денег.
Не обижайте! отказалась Алексеевна. Чтобы мы Борису пожалели? Его тут любят, им гордятся. Наш грузчик стал Героем! И человек он замечательный.
Расскажете об этом на суде. Я заявлю вас как свидетеля. Борис ведь рассказал вам о случившемся еще до задержания? О дознавателе, который приходил к нему?
Расскажу! подтвердила Алексеевна.
На заседании суда зал должен быть забит людьми. Сумеете организовать?
Не сомневайтесь. Выходная смена будет вся.
Последнее. Мне нужно взять в квартире у Коровки документы для суда, его награды. Вот записка от Бориса.
Алексеевна прочла ее и достала из ящика стола ключи.
Идемте!..
4
«На войне я был трижды ранен, и все три раза смертельно. Уважаемый редактор, сделайте меня инвалидом!..»
Ольга хмыкнула, взяла типографский бланк и стала заполнять его четким девичьим почерком. В исполком города Саранска. Направляем вам для реагирования письмо гражданина Просим разобраться и о принятых мерах сообщить автору и редакции Приколов к письму бланк скрепкой, она отложила его в сторону. Заведующая отделом завизирует ответ, письмо вложат в фирменный конверт «Известий» и отдадут в отправку. К концу дня таких конвертов по отделу наберется сотни. Пишут граждане в редакцию, просят разобраться и помочь. Газете доверяют больше, чем своим властям. Ни одно обращение в СССР не должно остаться без внимания, потому «Известия» содержит многочисленный штат отдела писем. В нем проходит практику Ольга Ковалева, студентка факультета журналистики. Да, работа ей досталась нудная, тоскливая, но зато в «Известиях», а не где-нибудь в Саранске в городской газетке. Хотя там, возможно, было б интереснее. Ей бы поручили написать заметку, зарисовку, может быть и очерк. В «Известиях» такого не дождешься. Журналисты здесь один другого знаменитее. Взять того же Аграновского.[15] Публицист, писатель и художник глыба, а не человек. Кто рядом с ним Ольга Ковалева? Пусть и перешла на пятый курс журфака МГУ, но всего лишь практикантка. Разобраться с почтой, подготовить на ее основе небольшой разбор для предпоследней полосы вот и все, что ей доверили. А ведь хочется другого. Написать статью, которая заставит всколыхнуться общество, вызовет поток звонков, писем от читателей, сделает ее известной. Той, чье имя на слуху у всех