Природа – человек – пейзаж. Смысл и содержание пейзажной живописи - Красногоров Валентин 7 стр.


Наибольшее развитие пейзаж получил в работах мастеров так называемой Дунайской школы, крупнейшими представителями которой были Л. Кранах Старший, братья А. и Э. Альтдорферы. Дунайская школа, в свою очередь, по выражению О. Бенеша, стояла на плечах молодого Дюрера, еще в 1490-е гг. создавшего прекрасные пейзажные акварели. Но у дунайцев, в отличие от Дюрера, природа стала ведущей темой творчества. Австрия, где в первое десятилетие XVI в. родилась первая в Европе пейзажная школа, известна красотой своих гор, живописных скал и густых лесов; и дунайцы впустили этот прекрасный мир в свои холсты. Природа у них одухотворена, отношение к ней тесно связано с национальными традициями и фольклором. Их холсты, рисунки, гравюры представляют собою как бы рассказ о путешествии по родной стране с ее замками на холмах, лесными чащами и альпийскими лугами. Но пейзаж дунайцев  отнюдь не зарисовка с натуры. Он имеет сложнейший эмоциональный и философский контекст.

Виднейшим пейзажистом дунайской школы является, несомненно, А. Альтдорфер. Его можно наряду с Патиниром смело назвать первым европейским художником, в творчестве которого пейзаж занял определяющее место. Действующим пространством его сцен из жития апостолов и святых (Франциска, Иеронима, Иоанна, Георгия), евангельских сюжетов (Рождество Христово, поклонение волхвов и пр.), алтарей является природа  величественная, одушевленная, сопереживающая. По мнению О. Бенеша, взгляд Альтдорфера на природу перекликается с учением его младшего современника Г. Парацельса, который, одушевляя природу, уподоблял растение человеку; «Их рост  подобен росту человека; оно имеет кору как кожу, корень как голову и волосы; оно имеет тело и чувство; его чувствительность в его стволе; оно умрет, если вы его повредите». И наоборот: «Тело  дерево, а жизнь  огонь, который сжигает его»49.

Уже в первом известном нам произведении Альтдорфера «Казнь св. Екатерины» (1506) пейзаж определяет эмоциональный строй картины. Склонившиеся деревья, кажется, мучительно переживают происходящее, ветер взметает пыль; линии нервны и беспокойны. Это не ясный, полный покоя и гармонии ландшафт итальянцев. Такого эмоционального напряжения природы ранее не знала европейская живопись.

Символична «Семья дикого человека»: люди живут еще в густом «готическом» лесу, но в нем уже виден просвет, выход в иной мир, мир, который можно освоить и тем переменить свою жизнь на лучшую, более светлую.

Хрестоматийной стала небольшая картина «Св. Георгий» (1510). Всадника и поверженного им дракона почти не видно. Все поглощает чудовищно разросшийся, дикий лес. Это уже движение к «чистому» пейзажу, начало которому также положил Альтдорфер (еще пример  «Дунайский ландшафт у Регенсбурга», 1529).

В «Битве Александра Македонского с Дарием» (1529) Альтдорфер показал себя мастером панорамного, уже знакомого нам космического пейзажа высокого эмоционального накала, на земле сражаются люди, а в небе происходит яростная схватка стихий: вода и эфир борются с огнем.

Холсты Альтдорфера с их духовной насыщенностью, смелостью и беспокойностью колорита, высокой символичной нагруженностью стали провозвестниками романтического направления в немецком и европейском пейзаже. Но от Альтдорфера тянутся нити не только к К. Д. Фридриху и Ван Гогу; у него есть и образы тихой, мирной природы, с ее вечным спокойствием и очарованием, картины, в которых изображена, выражаясь словами Парацельса, «магия зелени, магия леса, магия ландшафтов с их дорогами и реками». От этих картин прослеживаются связи, ведущие к А. Эльсхаймеру и Г. Роберу.

Так уже на заре своего появления, в эпоху Возрождения, пейзажный жанр достиг в творчестве Джорджоне, Брейгеля, Альтдорфера первых своих вершин. В эту же эпоху сформировались и основные типы европейского пейзажа, получившие в последующие столетия законченное воплощение и которые  пока еще условно  можно обозначить как идеально-классицистический, реалистический и романтический.

2.3. Мир картины и картина мира. Классицизм, барокко, реализм

Эпоха Возрождения, которая обычно ассоциируется в нашем представлении с блестящими, но краткими десятилетиями высокого Ренессанса (конец XV  первая треть ХVI в.) и нередко воспринимается как революционное, взрывное явление, была на самом деле продолжительной. Процесс перестройки средневекового уклада и мышления медленно распространялся во времени и пространстве. Примерно три столетия  действительно целая эпоха  понадобились для этого Западной Европе. Не наша задача заниматься периодизацией этого процесса в его национальных вариантах (проторенессанс, раннее, высокое и позднее Возрождение, Реформация, Контрреформация и пр.) и датировками. Так или иначе, к XVII веку он в основном завершился.

Развитие точных и естественных наук, изобретение пороха, книгопечатания, компаса, великие географические открытия были высшими достижениями в познавательной сфере, но они же нанесли удар антикизирующим традициям и вообще мировоззренческим основам Возрождения, подготовив наступление Нового времени. Коперник «остановил Солнце и привел в движение Землю» (надпись на его памятнике в Торуни). Знаменательно, что научное обоснование своей гелиоцентрической системы он дополнил эстетическим: «В середине всех этих орбит находится Солнце, ибо может ли прекрасный этот светоч быть помещен в другом лучшем месте, откуда он мог бы все освещать собой?»50. Земля перестала быть центром Вселенной и потеряла свою исключительность. А вместе с нею и человек стал лишь песчинкой в бескрайних системах мироздания, Джордано Бруно за эти идеи, высказанные в диалогах «О бесконечности Вселенной и мирах», был осужден на «смерть без пролития крови». Но научную мысль, естественно, убить было невозможно. Человек лишился ранее принадлежавшего ему, так сказать, автоматически звания венца творения; но он ощутил возможность добиваться господства над природой своим разумом, волей и трудом. Стремление к познанию и преобразованию природы стало центральной идеей мировоззрения и практики наступающей эпохи.

Основы этого мировоззрения заложил Ф. Бэкон, один из величайших мыслителей, изучавших природу. В «Новой Атлантиде» он провозгласил: «Целью нашего общества является познание причин и скрытых сил всех вещей и расширение власти человека над природой, покуда все не станет для него возможным»51. По Бэкону, все служит человеку, он же извлекает и получает пользу из каждой окружающей его вещи так что складывается впечатление, что все они существуют не ради себя, а ради него»52.

Бэконовская идея главенства человека над природой, прогрессивная для своей эпохи, оказала огромное влияние на отношение общества к окружающей среде вплоть до нашего времени. Подобный же прагматический подход к природе, при всем различии общей философской позиции, был характерен и для другого великого философа эпохи  Р. Декарта: «зная силу и действие огня, воды, воздуха, звезд, небес и всех других окружающих нас тел так же отчетливо, как мы знаем различные занятия наших ремесленников, мы могли бы точно таким же способом использовать их для всевозможных применений и тем самым сделаться хозяевами и господами природы»53.

В своих «Началах философии» Декарт обосновал логичный рационалистический подход к познанию природы, создававший предпосылки для построения механистической картины мира, основанной на строгой причинности всех явлений.

Эта работа была выполнена в трудах И. Кеплера, Г. Галилея, И. Ньютона. И. Кеплер открыл законы движения планет. В трактате «Гармония мира» (1619) он, следуя пифагорейцам, возводил гармонию в универсальный априорный закон, находя тем самым в строении Вселенной и эстетическое начало. Твердо верил в возможность объяснения природы с помощью разума, логики и математики Галилей. Свое завершение новая система наук получила открытием ньютоновских законов движения тел и всемирного тяготения.

Универсальная картина мира, построенная в XVII в., ознаменовала собой крупный шаг вперед. Она означала вытеснение из природы бога, всякой мистики, создание условий для ничем не скованного ее научного познания. В конечном итоге она привела Лапласа к полному отказу от бога как гипотезы, необходимой для объяснения акта мироздания.

Однако мировоззрение, базирующееся на механистическом понимании мира, не было лишено серьезных недостатков. И главный из них был тот, что оно опиралось на разум без участия чувства. Модель мироздания, построенная великими учеными, была не лишена своего рода эстетики, основанной на разумности, гармонии и целесообразности. Но в ней оставалось мало места для духовного начала, необходимого для восприятия природы, которая представлялась отлично устроенным, но бездушным механизмом. Картина мира стала чертежом, схемой, она «не давала ответа на моральные и эмоциональные запросы не создавала фундамента для моральных принципов и мира человеческих чувств»54.

Наряду с прагматическим, механистическим подходом к окружающему миру Бэкона и Декарта, формировался и другой взгляд на природу как на одухотворенное целое и на человека как на ее неотъемлемую часть. Из первых философов Нового времени наиболее полно и ярко это отношение к природе (которое можно назвать экофильным) выразил Спиноза. Вслед за гуманистами Ренессанса он тоже признает природу «прекрасной, бесконечной и в высшей степени совершенной»55. Но он впервые в истории философии поставил вопрос об эстетической стороне отношений человека и природы. Спиноза призывал мудреца поддерживать и восстанавливать себя красотой зеленеющих растений. Он осознавал, что «мы составляем часть целой природы, порядку которой и следуем»56. Насилие над природой для Спинозы неприемлемо. Правда, и Бэкон предупреждал: «Над природой не властвуют, если ей не подчиняются»57. Но это предостережение звучало тогда неактуально и потому не было услышано. Современников больше привлекал тезис Бэкона о господстве человека над природой и о необходимости покорения ее. Эта тенденция в отношениях общества к природе и стала определяющей на протяжении всего последующего развития человечества, вплоть до последних десятилетий XX века.

В познании и освоении природы активное участие приняла и живопись Нового времени. Достижения натурфилософии оказали большое влияние на искусство этого периода. Однако считать, что общественные и философские взгляды отражаются в художественном творчестве впрямую, было бы недопустимым упрощением. Как и наука, оно освободилось от жесткого идеологического диктата религии и приобрело собственную идеологию, то есть осознало себя как искусство. Движение общественной мысли отражалось в нем опосредованно, не синхронно, преломляясь в формы, которым трудно иногда найти соответствие в реальных жизненных явлениях, их породивших.

Искусство XVII в. развивалось, с одной стороны, как воплощение декартовских идей разума и порядка, как выражение бэконовского постулата о необходимости преобразования природы; с другой стороны  как реакция на эту философскую систему, как сопротивление ее безэмоциональности, противостоящей творчеству. С определенной мерой относительности можно считать, что первая линия воплотилась в классицизме, а вторая  в барокко. Признание природы как объекта, имеющего самостоятельную ценность, создало предпосылки для появления и еще одного стиля живописи  реалистического.

Для классицизма характерно чрезмерное возвышение человека над природой и чрезмерное возвышение разума в самом человеке. Можно сказать, что этому стилю присущи экофильные черты. Классицисты признают природу не такой, какая она есть, но такой, какой она, по их мнению, должна быть. Как заметил Э. Фромантен, «оно (искусство классицизма) видело природу, как она есть, но любило показать ее такой, какой она не бывает в действительности»58. Ш. Перро, один из теоретиков французского классицизма, считал, что, если бы садовники не боролись с природой, а дали бы ей волю, она бы все испортила: «аллеи заросли бы травой и терниями, а все пруды и каналы наполнились бы водорослями и тиной»59. Классицисты стремились по-своему следовать природе, но это означало, по их представлениям, соблюдение порядка, разумности, соразмерности, стройности, верности строгому вкусу, чувство меры и т. д. Их отношение к природе ярко проявилось в парковом искусстве, в котором, как мы уже знаем, отчетливо выражается вообще отношение человека к природе  стремится ли он подчинить ее себе или, учитывает ее собственные законы. Версальский парк Ленотра спроектирован как геометрическая система. Строго выверенные математические элементы проявляются и в лучевой системе прямолинейных аллей, и в подстриженных по определенной форме деревьях, и в строгой симметрии всех элементов. Естественная природа изгнана из классицистического рая. «Регулярность сада мыслилась как отражение регулярности природы, ее подчинения законам ньютоновской механики и принципам декартовской разумности»60.

Вместе с тем Версальский парк открыто демонстрирует и социальный аспект отношения классицизма к природе. Лучи аллей и дорожек, сходящихся ко дворцу, резиденции «короля-солнца»  центру парка, Франции и всего мира,  символизируют торжество абсолютизма, мудрое правление просвещенного монарха, организовавшего государство столь же разумно и прекрасно, как разумно и прекрасно организован этот великолепный парк.

Барокко во многих отношениях выступает как противоположность классицизму. В его основе  не разум, а чувство, не статика, а динамика, не гармония, а драматизм. Барочная эстетика допускает не только совершенное, прекрасное, но и безобразное, расширяя тем самым возможности изображения мира. Но, если брать их отношение к природе, между двумя этими большими стилями есть не только принципиальные различия, но и сходство. Произведения классицизма, хотя и строятся на рациональных началах, несут в себе сильно выраженное морально-этическое чувство. О классицизме никак нельзя сказать, что он лишен трепетной духовности (хотя и связанной с разумом). Классицизм отнюдь не равнодушен к природе. Он любуется ею, восхищается, но при этом переделывает ее по своему вкусу.

С другой стороны, и барокко не лишено экофобных черт. Для барочных садов тоже характерны геометрически распланированные дорожки, подстриженные деревья и кусты, присутствие элементов, чуждых естественной природы  опорных стен, фонтанов, павильонов, лестниц, скульптур, балюстрад и пр. Барокко тоже не довольствуется природой как она есть, оно вносит в нее пафос изобилия, стремление к великолепию, элементы чудесного и поразительного. Барокко, следовательно, также имеет свой идеал природы. (Неудивительно, что в произведениях пейзажистов, принадлежащих к этим разным стилям, мы ощущаем иногда общие черты.)

Назад Дальше