Ей досталось, но это не опасно. И я знаю, что ее хорошо лечат. Можем мы вот тут присесть рядом с этим другом? Райли села на край кровати, потрепала собаку по загривку. Как этого пса зовут?
Баркли. Мне его Гарри подарил на Рождество. Настоящую собаку мы завести не можем, потому что живем в Нью-Йорке и слишком много ездим.
Он совсем как настоящая собака. Ты можешь нам с Баркли рассказать, что случилось?
И тут полилось, как плотину прорвало.
Этот человек пришел к двери, он звонил, звонил, и я вышла посмотреть. Мне нельзя самой открывать дверь, и я стала ждать Мими. Она вышла из кухни и открыла, потом хотела ее обратно закрыть, сразу же, а он толкнул, и открыл, и Мими толкнул. Чуть не сшиб с ног.
Ты его узнала?
Н-нет, но Мими узнала, она его назвала Джоном и сказала, чтобы он уходил. А он был сердитый, орал и говорил плохие слова. Мне их говорить нельзя.
И не надо. Райли продолжала гладить Баркли, как настоящую собаку. Я примерно понимаю.
Он хотел видеть маму, а Мими сказала, что ее нет дома, хотя на самом деле она была. Она наверху была в душе. А он орал и ударил ее по лицу ладонью. А это нельзя. Бить человека по лицу плохо.
Он поступил плохо.
Я на него закричала, чтобы не трогал ее, потому что он хватал ее за руки и ей было больно. И он тогда на меня посмотрел раньше он меня никогда не видел, но посмотрел, и мне страшно стало, как он посмотрел. Но он мучил Мими, и я рассердилась. Мими сказала идти наверх, то есть мне сказала, а он ее держал. А потом он он ее ударил. Кулаком. Эдриен показала здоровой рукой, и у нее слезы потекли по щекам. И была кровь, и она упала, а я побежала, я хотела побежать к маме, а он меня поймал. И дернул за волосы, очень сильно, и я головой стукнулась, а он меня тащил по лестнице и орал, маму звал.
Хочешь передохнуть, лапонька? Можем потом закончить.
Нет. Нет. Мама выбежала и его увидела. И она стала говорить, чтобы он отпустил меня, а он держал. Он все твердил, что она ему жизнь поломала, и много говорил плохих слов. Очень плохих, а она говорила, что не рассказывала ничего и никому и что все можно наладить, только чтобы он меня отпустил. А мне было больно, и он меня называл плохими словами, а потом потом он меня бросил.
Бросил?
На лестницу. Бросил на лестницу, я стукнулась, и руку тут же стало жечь, и я головой стукнулась, но далеко по лестнице не упала. Ступеньки две, наверное. И мама на него заорала, и побежала к нему, и стала с ним драться. Он ее ударил в лицо, и руки вот так сделал
Она изобразила удушение.
Я не могла двигаться, а он ее бил в лицо. Но она ударила его тоже, сильно ударила, и ногой ударила, и они все дрались, а потом потом он упал через перила. Она его оттолкнула, чтобы бежать ко мне. У нее лицо было в крови, и она его толкнула, и он полетел через перила. Это он был виноват.
Окей.
Мими вскарабкалась по лестнице, а мама меня уже обнимала, и Мими сказала, что помощь едет. И все были в крови. Меня никто никогда раньше не бил. Мне очень противно, что он мой отец.
Откуда ты это знаешь?
А он так орал, когда меня обзывал. Я же не дура. И он преподает в колледже, где мама училась, а она мне говорила, что с моим отцом познакомилась в колледже. Ну и вот. Эдриен приподняла плечи. Он всех побил, и от него плохо пахло, и он хотел меня с лестницы бросить. И сам упал, потому что был злой.
Райли обняла Эдриен за плечи и подумала, что это все похоже на правду.
Мими продержали в больнице сутки. Лина купила в больничном магазине цветы лучшие, которые смогла найти, чтобы поставили ей в палату. Эдриен сделали первый в ее жизни рентген и, когда отек спал, наложили первый в ее жизни гипс.
Не пытаясь выполнить планы Мими на ужин, Лина заказала пиццу.
Видит бог, ребенок ее заслужил. Как и она заслужила большой, по-настоящему большой бокал вина.
Сперва один, а пока Эдриен ела, нарушила свое давнее правило и налила второй.
Надо было звонить в миллион мест, но это могло подождать. Все, черт побери, подождет, пока она придет в себя.
Они ели на заднем дворе, под тенистыми деревьями, за надежной изгородью. То есть ела Эдриен, а Лина пощипывала ломтик в перерывах между глотками вина.
Может быть, сейчас на улице холодновато для ужина на открытом воздухе, и довольно поздно, чтобы давать Эдриен набивать пузо пиццей, но плохой день это плохой день.
Лина надеялась, что дочь пойдет спать, но должна была признаться, что несколько плавает насчет ритуала укладывания. Этим занималась Мими.
Может быть, ванна с пеной только надо не замочить временный гипс. Мысль о гипсе и о том, насколько хуже все могло обернуться, снова потянула ее приложиться к бокалу.
Но Лина устояла. Самодисциплина у нее всегда была на высоте.
Почему он стал моим отцом?
Лина посмотрела, встретила взгляд внимательных золотисто-зеленых глаз.
Потому что я была молода и глупа. Прости. Сказала бы, что сейчас жалею об этом, но ведь тогда и тебя бы не было. Прошлого не исправить только настоящее и будущее.
А он получше был, когда ты была молодая и глупая?
Лина засмеялась, и ребра тотчас же болезненно отозвались. Вот интересно, сколько можно рассказать семилетнему ребенку?
Я думала, что да.
А раньше он тебя бил?
Один раз. И только один раз, а после этого я уже его никогда, никогда не видела. Если мужчина тебя один раз ударил, он наверняка ударит тебя еще и еще.
Ты раньше говорила, что любила моего папу, но не получилось, и он нас не хотел, так что сейчас нам до него нет дела.
Я думала, что любила его. Я должна была это сказать. Мне было всего двадцать, Эдриен. А он был старше, он был красив и умен. Молодой профессор. Я влюбилась в тот образ, который в нем видела. А потом, между тогда и теперь, нам до него не было дела.
А почему он сегодня был так зол?
Потому что кто-то, репортер какой-то, это пронюхал и написал. Не знаю, как и кто ему сказал. Я не говорила.
Потому что нам до него не было дела?
Совершенно верно.
«Сколько же рассказывать? снова подумала Лина. Учитывая обстоятельства, может быть, все до конца».
Он был женат, Эдриен. У него была жена и двое детей. Я не знала. То есть он мне врал и говорил, что они разводятся. Я ему поверила.
«Правда поверила? Сейчас уже не вспомнить».
Может быть, мне хотелось поверить, но я поверила. У него была своя квартирка недалеко от колледжа, и я верила, что он на самом деле свободен. Потом я узнала, что врал он не только мне. Когда я узнала правду, то все это прекратила. А ему было, в общем, наплевать.
«Не совсем правда. Орал, грозил, толкался».
Потом я поняла, что беременна. И потом, уже много позже, я почувствовала, что типа должна ему сказать. Вот тогда он меня и ударил. И он не был пьян, как сегодня.
«Немножко он выпил, но пьян не был. Не так, как сегодня».
Я ему сказала, что ничего от него не хочу, ни в чем от него не нуждаюсь и не стану себя унижать, рассказывая кому бы то ни было, что он биологический отец моего ребенка. И ушла.
Лина опустила все угрозы, все требования избавиться от этого и прочие мерзости. Смысла нет.
Я закончила курс, получила диплом и уехала домой. Поупи и Нонна мне помогли. Остальное ты знаешь как я начала давать уроки, делать видео, когда была тобой беременна, уроки для беременных, а потом для мам с младенцами.
«Йога-беби»!
Именно.
Но он всегда был злой. Это значит, что я тоже буду злая?
Черт побери, как трудны эти мамские штуки! Она попыталась сообразить, как бы поступила ее собственная мать.
Ты злишься?
Иногда.
А ну-ка, расскажи! Но Лина улыбалась. Чтобы быть злым, нужно захотеть быть злым, а я не думаю, что это про тебя. И он был прав, когда сказал, что ты на него не похожа. Ты слишком Риццо для этого.
Лина потянулась через стол и взяла Эдриен за здоровую руку. Может быть, слишком взрослый получался разговор, но это было лучшее, на что она способна.
Для нас он ничего не значит, Эдриен, пока мы сами не придаем ему значения. Значит, мы этого значения придавать не будем.
А тебе придется сесть в тюрьму?
Лина подняла бокал, приветствуя ее:
Ты же обещала, что не дашь? Помнишь? Но увидела, что в глазах дочери мелькнул страх и она сжала руку матери. Шучу, шучу. Нет, Эдриен. Полицейские поняли, что тут случилось. Ты же правду рассказала детективам?
Правду, честное слово!
И я тоже. И Мими. Так что выбрось это из головы. Что будет на самом деле так это то, что раз была статья в газете и вот это случилось, то будут еще и еще статьи. Я вскоре поговорю с Гарри, и он мне поможет с этим разобраться.
А мы сможем поехать к Поупи и Нонне?
Да. Как только Мими станет лучше, как только тебе снимут гипс, как только я тут кое с чем разберусь, мы туда поедем.
Скоро, да? Скоро?
Как только сможем. Несколько дней, может быть.
Да, это скоро. А там все наладится.
«Много времени пройдет, пока все наладится», подумала Лина. Но допив вино, подтвердила:
Абсолютно верно.
Глава 2
Карьера Лины возникла из-за незапланированной беременности. Через несколько месяцев она, вчерашняя студентка, подрабатывающая тренером или групповым инструктором по фитнесу, уверенно вошла в мир видеофитнеса.
Зеленые ростки из-под земли пробиваются не сразу, но целеустремленность, упорство и отлично приспособленная для бизнеса голова помогли им вырасти и дать плоды.
За несколько месяцев до того, как в дверь вломился Джон Беннетт, карьера Лины расцвела полностью. Продажи «Йога-беби» видео, дивиди, личные выступления, книга (уже готовилась следующая) дали за два миллиона прибыли.
Привлекательная, живая и остроумная, она создавала множество утренних передач, а потом и вечерних выступлений. Она писала статьи в журналы фитнеса и увеличивала их продажи, сопровождая материалы фотографиями. Высокая, со спортивным телом, она умела использовать свои преимущества и даже пару раз отхватила себе яркий эпизод в сетевых сериалах.
Лина любила внимание публики. Оно ее не смущало, и не смущали собственные честолюбивые цели. Она полностью, до конца верила в свой продукт здоровье, фитнес, уравновешенность и полностью, до конца верила, что именно ей лучше всего этот продукт продвигать.
Усердная работа не представляла для нее трудности. Она расцветала от работы, от поездок, от забитого под завязку расписания, от возникающих на этом фоне новых планов.
Она запускала линейку оборудования для фитнеса и планировала выпускать биодобавки в консультации с нутриционистом и врачом.
А человека, который ненамеренно направил ее жизнь на этот путь, она толкнула навстречу смерти.
Самозащита. У полиции немного времени ушло на то, чтобы сделать вывод: она действовала в пределах необходимой обороны защищала себя, свою дочь и свою подругу.
Как ни цинично, но эта весть подхлестнула продажи, узнаваемость имени и поток коммерческих предложений.
У Лины немного времени ушло на решение покорить эту волну.
Через неделю после того, как случилось худшее, она ехала из Джорджтауна в сельскую глубинку Мэриленда, планируя извлечь из этой поездки максимум.
На лице у нее были огромные темные очки даже ее искусство макияжа не могло полностью скрыть синяки. Ребра еще ныли, но она изменила программу упражнений и добавила медитации.
У Мими все еще побаливала голова, но сломанный нос заживал, чернота вокруг глаза выцветала в болезненную желтизну.
Эдриен надоел гипс, хотя она любила давать его подписывать. Через две недели, как сказал врач, надо будет повторить рентген.
«Могло быть хуже». Лина постоянно себе напоминала, что могло быть хуже.
Гарри купил для Эдриен новую игровую консоль, и она во время поездки развлекалась на заднем сиденье. Навстречу Лине плыли тени мэрилендских гор, светло-лавандовые на фоне ярко-синего неба.
Когда-то она отчаянно хотела из них вырваться, от этой тихой, до ужаса медленной жизни туда, где движуха, толпы, люди, все вообще.
И до сих пор хотела.
Она не создана была для тихих городков и сельской жизни. Видит бог, она никогда не думала жарить котлеты, готовить пиццу, держать ресторан, и плевать, что это ее профессия из рода в род.
Ее тянуло к толпам, к большим городам и да, к свету публичности. Нью-Йорк она считала своей основной базой если не совсем домом. Потому что дом у нее был и всегда будет там, где сейчас ее работа и действие.
Наконец после поворота с I70 трафик схлынул, дорога запетляла среди пологих холмов, зеленых полей, рассыпанных там и сям домиков и ферм.
Да, подумала она, вернуться домой можно, но оставаться там нельзя. По крайней мере для Лины Терезы Риццо.
Почти уже приехали! донесся радостный голос Эдриен с заднего сиденья. Смотри, коровки! Лошадки! Жалко, что у Поупи и Нонны нет лошадок. Или курочек. Весело было бы с курочками.
Эдриен открыла окно, высунулась, как радостный щенок. Черные кудри заплясали на ветру. А потом, как Лина знала, они превратятся в воронье гнездо узлов и переплетений.
Потом хлынули вопросы.
Далеко еще? А можно мне будет на шине покачаться? А Нонна лимонад сделала? А с собаками можно будет поиграть? А можно мне? А они будут? А что? А как?
Лина предоставила Мими отбиваться от вопросов ей очень скоро придется отвечать на другие.
Она свернула у красного сарая, где потеряла невинность в неполные семнадцать лет. Сын владельца молочной фермы, вспомнилось ей. Футбольный квотербек, Мэтт Уивер, всплыло его имя. Красив, хорошо сложен, доброго нрава, но никак не тряпка.
Они типа любили друг друга как это бывает, когда еще нет семнадцати. Он хотел на ней жениться когда-нибудь, но у нее были другие планы.
Она знала, что он на ком-то женился, у него дети один или двое и он по-прежнему работает с отцом на ферме.
Дай ему бог, подумала она, и совершенно искренне. Но ей такого не дай бог никогда.
Она снова свернула, прочь от городка Трэвелерз-Крик, где на тесной городской площади стоял итальянский ресторан «Риццоз» заведение уже двух поколений.
Ее родные дед с бабушкой, которые его построили, наконец смирились с тем, что им нужен климат потеплее. Но разве не построили они еще один «Риццоз» на островах возле Северной Каролины?
Это в крови, говорили они, но почему-то и слава богу этот ген ей не достался.
Она ехала вдоль ручья, к одному из трех крытых мостов, которые привлекали сюда фотографов, туристов и свадебные компании. «Очарователен», подумала Лина, глядя на этот мост, поднимающийся с выступа в изгибе ручья. И, как всегда, в один голос ахнули Мими и Эдриен, когда она пронеслась между этими красно-кирпичными стенами под синей крышей.
Снова она резко свернула, хотя Эдриен и болталась как резиновый мячик на заднем сиденье, и наконец выехала на извилистую дорожку, ведущую к большому дому на холме, через второй мост над ручьем, от которого получил свое название городок.
Выбежали собаки большая светло-рыжая дворняга и маленький длинноухий гончак.
Том и Джерри, ура! Привет, собачки, привет!
Эдриен, не расстегивай ремень, пока машина не остановится.
Ну, ма-а-ам! Но она послушалась, хотя и подпрыгивала на сиденье. А вот Нонна и Поупи!
Родители, Дуом и София, вышли на большую кольцевую веранду, держась за руки. София, в ореоле каштановых локонов вокруг лица, в своих розовых кроссовках, имела рост пять футов десять дюймов, но ее муж все равно над ней возвышался шесть и пять.
Подтянутые, сильные, стоя в тени балкона, они выглядели лет на десять моложе своего возраста. Сколько им сейчас? Матери шестьдесят семь или шестьдесят восемь, отец года на четыре старше, подумала Лина. У этой парочки, влюбленной со школьной скамьи, сейчас уже полвека семейной жизни за плечами. Им пришлось пережить смерть сына, прожившего меньше двух суток, три выкидыша и ужасное известие от медиков, что детей у них не будет.