Не может быть! Я с каким-то тревожным чувством начал догадываться, что приковало мое внимание к этому снимку: в незнакомом, странном человеке я узнал самого себя. Если немного укоротить мои длинные волосы, то мы с ним становились необыкновенно похожими! Значит, нас с ним должно связывать очень близкое родство иначе объяснить такое сходство просто невозможно. Тогда кто же это? Почему я никогда не слышал об этом человеке? Почему, кроме этой фотографии, в семейном архиве о нем нет ни одного упоминания? И его странный, совершенно не приспособленный для высокогорной прогулки костюм И необычный, не похожий на знакомые мне места, пейзаж
Мне вдруг захотелось немедленно разбудить мать, чтобы узнать, кто это такой, но, резонно рассудив, что и без того доставил ей сегодня немало хлопот, я решил подождать с расспросами до утра. Однако незнакомец не шел из головы, и я решил еще раз перелистать альбом, на этот раз с единственной целью отыскать еще хоть какое-нибудь изображение этого человека. Как ни странно, мне удалось-таки найти еще один снимок. На нем заинтересовавший меня человек был запечатлен не один, рядом с ним стояла черноволосая женщина в косынке. Оба они были молоды, счастливо улыбались. Диссонансом казалась лишь ощутимая разница в происхождении, как выражались в старину, «мезальянс», который бросался в глаза: незнакомец, хоть и был одет довольно просто, выглядел очень аристократично, в то время как его спутница явно принадлежала к простой, возможно, даже крестьянской семье.
На этот раз под фотографией все же была подпись, хоть и достаточно скупая, только дата: «1929 год». Я вновь удивился тому, что мать, которая при каждом удобном случае принималась в подробностях описывать перипетии нашей семейной истории, каждому случайному гостю демонстрируя фотографии со свадеб, похорон, крестин и прочих семейных событий, никогда ни словом не обмолвилась об этих людях. Всех остальных родственников на фотографиях я более или менее знал по ее рассказам, кроме этой таинственной пары. Так кто же они такие? И почему мужчина так дьявольски похож на меня?
Размышляя над этой загадкой, я сам не заметил, как провалился в сон. Проснулся я лишь от утренней кухонной суеты, которую устроила мама, поднявшись ни свет, ни заря, чтобы приготовить мне манную кашу. Эта самая каша была моей расплатой за ее гостеприимство. Бесполезно было объяснять маме, что, кроме отвращения, ее блюдо ничего у меня не вызывает, что такие взрослые мужчины, как я, предпочитают на завтрак чашку черного кофе с тостом или яичницу с беконом Как об стенку горох! Она считала своим материнским долгом «накормить мальчика, как следует» и, давясь кашей, я вынужден был выслушивать лекции о том, что сухомятка до добра не доведет, что каша с утра зарядит меня «правильной» энергией на целый день и, конечно же, что хорошая жена позаботилась бы о моем питании, не позволив мне довести себя кусочничеством до гастрита. Конечно, ее забота была очень трогательна, поэтому, чтобы не обидеть мать, я смиренно поглощал мало аппетитную, на мой взгляд, размазню.
Но сегодня утром у меня был шанс отыграться за принудительный завтрак. Не без некоторого злорадства, отправляя в рот ненавистную кашу, я заметил, как бы между прочим:
А ты никогда не говорила мне, что один из наших родственников был моей фотографической копией.
Удивление мамы было настолько искренним, что я даже смутился.
Не понимаю, сынок, о ком ты говоришь?
Пришлось признаваться в своих ночных бдениях и рассказать о странных фотографиях, обнаруженных в семейном альбоме.
Мама задумалась на минуту, словно что-то припоминая и, наконец, ответила:
А! Ты, наверное, имеешь в виду Гонсалеса. Что ж, раз уж ты проявил такой неожиданный интерес к истории семьи, я расскажу тебе о нем. Это очень давняя история. В нашей семье не любили о ней вспоминать, поэтому тебе о нем ничего не известно. Власти не очень-то жаловали семьи репрессированных, поэтому наша семья предпочитала не говорить о Гонсалесе, чтобы не накликать на свою голову новых бед. Гонсалес твой родной дед, он родился в Мексике, в довольно состоятельной семье.
От такой неожиданности брови у меня поползли вверх.
Мой дед мексиканец?! А как же он Почему же
Разумеется, и раньше моя фамилия, непривычная для русского уха, наводила иной раз на размышления. Но по паспорту я был записан русским, и с меня этого было вполне достаточно. Тем более, что в нашей семье никто никогда не заикался о наших заокеанских корнях. Когда же мои бывшие одноклассники или студенты-однокурсники заводили, бывало, разговор о странности моей фамилии, я отвечал им раз и навсегда заготовленной цитатой из «Героя нашего времени»: «Нынче поутру зашел ко мне доктор; его имя Вернер, но он русский. Что тут удивительного? Я знал одного Иванова, который был немец».
Но теперь я не мог удержаться от изумления:
Дед мексиканец, вот это да! Ну и сюрприз!
Ты попросил меня рассказать? остановила мои возгласы мать. Тогда слушай и, кстати, не забывай про кашу!
Я вздохнул и, поковырявшись в тарелке, решил смириться и не перебивать. А то с нее станется вообще ничего не расскажет!
Так вот, удовлетворенно проследив за тем, как я подношу ложку ко рту, продолжила она. Семья твоего деда отправила его учиться в престижный европейский университет, где он, на свою беду, начитался популярных тогда среди радикальной молодежи трудов Карла Маркса и увлекся идеями социализма. В то время многие увлекались этим новым учением. Оно казалось выходом из тупика голого чистогана, неравенства, эксплуатации и прочее, прочее, прочее Да ты и сам все прекрасно знаешь, небось, изучал политэкономию в институте!
Так вот, твой дед проникся радикальными взглядами, уверовал в романтические идеалы «свободы, равенства, братства». Он считал Маркса не просто философом он боготворил его, называл светлой личностью, свободной от корыстных и честолюбивых помыслов. В силу своей молодости и юношеского максимализма, он свято верил в то, что справедливое коммунистическое общество не только возможно, но и будет, в конечном счете, осуществлено на земле. Что оно будет торжеством царства Божьего на земле. Торжеством Божественного замысла. Гонсалеса пленила не столько практическая сторона осуществления марксовой теории (о которой он, по сути, и не задумывался), сколько вера в справедливость, романтизм Неизвестно, как сложилась бы судьба твоего деда, останься он в своей стране, но К несчастью, как раз на пике своего увлечения коммунизмом, он узнал о происходящих в России переменах. Твой дед воспринимал русскую революцию как благословленные самим Господом перемены к лучшему, как очищение от смердящего греха, как созидание гармонии. Решив, что предводители революции не только проповедуют милые его сердцу идеи, но и сами являются безгрешными апостолами новой веры, он объявил семье, что не может оставаться в стороне от русских событий. Он решил, что участие в создании самого справедливого и гармоничного общества на земле станет делом всей его жизни и, бросив учебу и родительский дом, отправился в далекую Россию на помощь строителям коммунизма. Конечно, родители удерживали его, как могли, но он был непреклонен. Даже когда отец объявил, что отречется от сына, если тот уедет, Гонсалес упрямо стоял на своем. Я мало что знаю о семье твоего деда, но по редким намекам и скупым разговорам я поняла, что Гонсалес во имя своих идеалов якобы предал какие-то важные семейные традиции и ценности.
Манная каша в моей тарелке остыла, а я смотрел на свою мать во все глаза и не узнавал ее. Никогда раньше она ни о ком не говорила так увлеченно, с таким глубоким воодушевлением. Оказывается, долгие годы она хранила в душе эту историю. И не просто хранила пыталась понять, по-своему осмыслить ее.
Так значит, несмотря ни на что, он уехал из Мексики? спросил я, удивляясь и завидуя невиданной смелости моего деда.
Да, уехал, ответила мать. И решил, что лучшая помощь, которую он может оказать российской республике отправиться в глубинку, в село, чтобы донести идеи коммунизма самым неискушенным (а потому и неиспорченным) людям. Там он и повстречал твою бабушку, Авдотью Ивановну, и, не откладывая дела в долгий ящик, создал с ней, как тогда говорили, «ячейку общества». Вместе они работали в колхозе. Дед пользовался среди жителей деревни большим уважением, несмотря на то что был иностранцем. Он был образованным, знающим человеком, в совершенстве выучил русский язык и устраивал своеобразные клубные вечера и с увлечением говорил о ценностях нового общества, в котором всем им вскоре, как он искренне полагал, предстояло жить: свободе, равенстве, совести, справедливости. Идиллия продолжалась довольно долго, молодая семья успела завести детей, и будущее виделось радостным и светлым До тех пор, пока не наступили мрачные тридцатые годы.
Слух о странном иностранце, пользующемся большим уважением среди сельских жителей, внушающем им идеалы подлинного учения Маркса (отдельные положения которого, как оказалось, шли вразрез с генеральной линией партии), докатился до местных властей. Времена были лихие, и твоего деда, не разбираясь, обвинили в шпионаже и вражеской агитации, и бросили в чекистский застенок. Ну, а оттуда в те времена, сам понимаешь, обратной дороги не было. Следствие было недолгим, и за арестом, как случалось тогда часто, очень быстро последовал расстрел.
Самое интересное, что, как я поняла, твой дед перед смертью вовсе не разочаровался в своих идеях, не разочаровался в коммунизме и продолжал верить в возможность построения идеального общества. Он лишь пришел к убеждению, что Сталин не понял (или не захотел понять) истинного смысла теории Маркса. А смысл этот, как искренне, до самой смерти полагал твой дед не в совершенствовании механизмов управления обществом, а в совершенствовании самого человека. Ведь только тогда, когда общество будет состоять из свободных, гармоничных и справедливых людей, оно сможет не с помощью насилия, страха или приказов, а естественным путем прийти к коммунизму, о котором мечтал Маркс. Именно работе по совершенствованию человека, по раскрытию в нем благородных побуждений и лучших качеств, видимо, и посвящал свою жизнь твой дед в российской глубинке. «Были бы братья, будет и братство», любил он повторять фразу Достоевского. Он не считал идеи коммунизма ошибочными, он считал трагической ошибкой тот способ воплощения в жизнь коммунистических идеалов, который избрали руководители Советского Союза. Их он называл «авантюристами от коммунизма», причем не скрывал этого своего мнения. Он говорил, что плоха не идея плохи исполнители. Как преступления инквизиции не смогли дискредитировать саму идею христианства в глазах человечества, так и преступления тоталитаризма в Советском Союзе, как считал твой дед, не смогут опорочить светлых идеалов коммунизма. Ты спросишь, откуда я все это знаю? В основном, из писем твоей бабушки Авдотьи. Она, тоже подстать Гонсалесу, до последнего верила в торжество справедливости.
Да и вообще, трудно даже представить себе, какое количество людей в нашей стране заблуждалось так же! Даже в тюрьме, даже перед собственным расстрелом многие осужденные продолжали верить, что произошедшее с ними лишь ужасная ошибка, чудовищное недоразумение, которое обязательно разрешится, и они, полностью оправданные и восстановленные в правах, вновь встанут в ряды «честных строителей коммунизма».
Конечно, Гонсалеса не оставили в живых! И твою бабушку, Авдотью, вскоре тоже арестовали. Измученная допросами, она отправилась по этапу в актюбинский лагерь, куда ссылали жен изменников Родины. Там, каким-то чудом сумев сохранить силы, она и произвела на свет младшего и последнего сына Гонсалеса твоего отца. Все эти трагические события произошли в самом конце тридцатых годов, почти перед самой войной, что, возможно, и спасло твоему отцу жизнь. Тогда новорожденных детей держали вместе с матерью до трех лет, и только после этого распределяли по детским домам.
Бабушка твоя умерла в лагере не выдержала одиночества, потрясений, выпавших на ее долю, да и каторжный труд в сочетании с эпидемиями и морозами сводил в могилу даже людей, бывших гораздо крепче и здоровее ее.
А твой отец закончил техникум, рос верным ленинцем, считался вполне благонадежным и преданным советской власти, но клеймо «сына врага народа» все же отравляло ему жизнь. Правда, когда наступила хрущевская оттепель, стало полегче, и он как-то воспрял духом, но о семейной истории вспоминать все равно не любил. Тогда-то мы с ним и познакомились. Звезд он с неба не хватал, но работягой был честным. Жаль только, что спился к концу жизни Что тебе еще сказать? Жили мы с ним без затей, как все. Радостей особых я от него не видела, но, по совести, говоря, и горя тоже. Большого добра мы с ним не нажили, всего наследства эта скромная квартирка. Правда, одну вещицу отец оставил тебе на память он называл ее амулетом и просил передать тебе, когда ты вырастишь. Честно говоря, я почти позабыла о нем, но, раз ты начал этот разговор, значит, время пришло.
С этими словами мама, предварительно убрав со стола пустую тарелку из-под каши (надо же, я даже не заметил, как все съел!) и поставив передо мной чашку ароматного горячего кофе, удалилась в свою комнату. Некоторое время спустя она вернулась, держа в руках старую-престарую жестяную коробочку из-под монпансье, и вручила ее мне. Неожиданное волнение овладело мной. Я осторожно открыл потемневшую от времени крышку и извлек из коробки нечто, аккуратно завернутое в тряпицу. Развернув ветхую ткань, я обнаружил странный обломок камня: то ли кусочек какого-то медальона, то ли фрагмент старинной фрески, испещренный иероглифами разобраться было невозможно.
Храни его в память об отце, сказала мать. К сожалению, ничего более ценного он тебе в наследство не сумел оставить.
Я снова завернул камень в тряпицу, поместил в коробочку и положил в карман пиджака. Сделал я это лишь для того, чтобы не обидеть мать, поскольку никакой особой ценности в этот обломке я, конечно же, не видел. Впрочем, одной безделушкой больше, одной меньше какая разница. Раз уж эта вещица была чем-то дорога моему отцу, я непременно сберегу ее, хотя бы в качестве единственной семейной реликвии.
Я машинально бросил взгляд на кухонные часы и с ужасом обнаружил, что рискую серьезно опоздать на работу. Мысль о выволочке, которую сегодня наверняка устроит мне начальник, быстро вытеснила из головы все прочие размышления, и я, сломя голову, на ходу поцеловав мать, помчался преодолевать ежедневные транспортные трудности, понимая, что даже в том случае, если произойдет чудо, мое опоздание все равно неизбежно и выговор неминуем.
Конечно, никакого чуда не произошло и мне пришлось, как обычно, ждать с такими же бедолагами, как я, автобус, потом вместе с ними брать его штурмом и так далее, по списку Счастливцам, никогда в жизни не испытавшим на себе кошмара утренних часов пик на муниципальном транспорте, можно только позавидовать! Впрочем, эти тяготы и переживания настолько банальны и настолько хорошо знакомы всем обитателям нашего города, что даже рука не поднимается лишний раз их описывать.
День прошел, как обычно, не считая того, что шеф впаял мне штраф за опоздание. Утомительное перебирание скучных отчетов, договоров, актов, пересказы вчерашних новостей, сплетни сотрудниц Измотанный и раздраженный к концу дня, я преодолел последнее испытание возвращение на том же переполненном автобусе. Уже не найдя в себе сил зайти в нормальный магазин, я схватил в киоске на остановке пакет кефира и батон, и, наконец, направился к своему двору. То ли от усталости, то ли от нервного напряжения, в голову мне приходили мрачные мысли.