Шептать я не начал, но обнаружил, что бегаю взглядом по комнате в поисках укромного места для моего сокровища. Нет, здесь негде, решил я, ящик с бельем или полка в шкафу глупое киношное клише
В отличие от книг, да? с издевкой спросил я сам себя, но пошел в гостиную, снял с полки толстый справочник лекарственных средств (самое скучнейшее чтиво для непосвященных, ха-ха) и положил приглашение вместе с конвертом туда, чувствуя себя не просто дураком, но и немного чокнутым дураком. А когда сильный порыв ветра распахнул форточку, я подпрыгнул самый верный признак нечистой совести и натянутых нервов.
Я быстро поставил книгу на место и подошёл к окну, ветер пах дождем, и это был очень холодный ветер. Я подставил лицо под струю влажного воздуха, думая о том, что надо приготовить всё к приходу Рины и, самое главное, стереть это виноватое состояние из своего сознания. Лучший способ заняться делом, решил я и начал с разгрузки пакетов, включил радио, звучала какая-то безликая современная песня: тыц-пыц, повторяющаяся фраза и никакой изюминки. Но мне было без разницы, я принялся за дело, подтанцовывая и мыча непонятные мне слова под музыку. А когда пошел дождь, я вовсе забыл о приглашении и о неприятном осадке, который оставляют секреты.
Глава 9
Женщины ведьмы, клянусь! Как они умудряются знать то, что знать не могут по всем законам логики?! А ведь знают, чувствуют своим легендарным шестым чувством, радаром, от которого нет спасения.
Так, а теперь отложи вилку и расскажи, что тебя мучает.
Она сидела напротив в моей маленькой кухне, горели свечи, а снаружи дождь барабанил по стеклам, самая романтическая атмосфера, а я всё портил, сам того не ведая. Между нами почти остыл наполовину съеденный ужин, состоящий из мяса на углях (баранина для Рины, свинина для меня), печеной картошки и овощей. Я всегда брал шашлык в кафе недалеко от дома, нам с Риной очень нравилась и кухня, и хозяин пухлый коротышка с черными вьющимися волосами, вечно торчащими в красивом беспорядке. Иногда ему помогала 14-летняя дочь, просто неописуемая красавица с миндалевидными черными (не карими, именно черными) глазищами и такими же блестящими, волнистыми как у отца волосами. Рина просто глаз не могла отвести от девчонки и всё повторяла, что хочет ее нарисовать.
О чем ты? я попытался прикинуться дурачком, именно так себя и чувствуя. Ну хоть выиграю время, подумал я, еще один затёртый до дыр трюк всех обманщиков.
Ты прекрасно знаешь, о чем, вот и скажи мне. Такие игры с ней не проходили, уж я-то это знал, поэтому ухмыльнулся и опустил глаза.
Я чувствую, понимаешь, она говорила без нажима, но твердо и уверенно, как и все женщины, получившие сигнал с проклятого радара, которым их наградил не то Бог, не то сам Дьявол. Ты какой-то отстраненный. Как будто что-то обдумываешь или пытаешься пережить.
Она потянулась вперед, над столом мелькнула изящная рука, а потом ее ладонь нашла мою и нежно сжала.
Я поднял глаза. Боже, как она была прекрасна в тот момент! Она всегда была красива, она из тех женщин, которые так естественны и свободны внутренне, что прекрасны даже в халате и бигуди, хотя она никогда не носила бигуди, имея от природы вьющиеся волосы. Но в тот вечер мягкий свет свечей сделал кожу еще более гладкой и бархатистой, игра теней на лице подчеркнула пухлые губы и прямой нос, а серо-голубые глаза стали отливать зеленью и как будто светиться своим собственным внутренним светом.
Я никогда не видел тебя такой красивой как сейчас, выдохнул я, пожирая глазами ее лицо.
Не уходи от ответа, мягко улыбнулась она, явно польщенная.
И не думал. Просто хочу зарядиться твоей красотой, этим моментом.
Она снова улыбнулась, тряхнула головой, ее светло-каштановые кудряшки, рассыпались по плечам. Ей часто говорили, что она очень похожа на Уму Турман, и если осветлит и выпрямит волосы мать родная их не различит. Конечно, она никогда этого не делала, Рина, которую я знал и которую, скорее всего, любил, меньше всего на свете хотела быть чьей-то копией. А уж индивидуальности ей было не занимать.
Тогда смотри, она подняла голову и придвинулась вперёд, не сводя с меня своих чистых, сияющих глаз. У меня нет от тебя секретов. Нет тайн. Нет умысла. Нет ничего, кроме желания быть с тобой счастливой и делать счастливым тебя.
Я тоже подался вперед и поцеловал ее, слушая, как ее участившееся дыхание накладывается на шум дождя. Это было красиво, я почувствовал, что десерт мы будем пробовать уже в постели.
Сейчас, прошептал я, нежно положив ладонь на ее лицо, кожа была как шелк, а потом спустившись ниже, по шее, и еще ниже, сейчас наше времянаше время
Она тоже так считала.
Мы любили друг друга под шум дождя, влажный холодный ветер иногда врывался в спальню и гладил наши разгорячённые тела, трепал пламя свечей, которые мы принесли из кухни. Я старался доставить ей удовольствие, как будто это был последний раз в моей жизни, сказалась вина, которую я почему-то так и не смог побороть. У меня нет от тебя тайн, ее слова крутились в моей голове, ее чистые глаза, она говорила с открытым сердцем, а я у меня была тайна, и черт его знает почему, но мне было тяжело скрывать что-то от нее и невозможно признаться.
Не поймите меня неправильно, я не из тех мужиков, которых называют «всунул-высунул и захрапел», но в тот вечер я, по моему скромному мнению, превзошел сам себя. Доказательством стала ее довольная улыбка и тяжелое дыхание, когда она растянулась возле меня, глядя из-под полуопущенных век, как сытая кошка. Дождь снаружи усилился, а нам было так спокойно и уютно в нашем маленьком мире, наполненном светом свечей и разлившимся по телам удовольствием. Комната наполнилась нашим теплом, нашей энергией, и я чувствовал себя так умиротворенно в коконе этого блаженства и безмятежности. Мне хотелось закурить, но она не выносила запах табачного дыма, а покидать этот кусочек рая ради сигареты я ни в коем случае не хотел.
Дежурства идут тебе на пользу, промурлыкала она, водя длинными пальцами по моей груди.
Я поднял ее ладонь и поцеловал, потом вернул на место.
И всё же, медленно, лениво, как будто засыпая, сказала она, даже такой восхитительный секс не избавит тебя от того, что ты носишь в душе и никак не можешь выплеснуть. Расскажи, если хочешь и можешь, это помогает. То, что снаружи уже не внутри.
Хорошо сказано, я переплел ее пальцы со своими, задумчиво глядя на тени, отбрасываемые светом свечи возле кровати.
Она молчала, не мешая мне думать, дождь барабанил в стекла, ветер всё так же стремился прокрасться в наш оазис тепла и уюта.
Он умер, неожиданно сказал я, продолжая смотреть на пляску теней на стене, ветер колыхнул пламя, и тени стали мутировать в каких-то чудовищ. Мальчик, мой пациент. Ему было всего 15, фатальная сердечно-сосудистая патология. А ведь его положили просто с кашлем.
Боже, она приподнялась на локте, глядя на меня большими и такими искренними глазами. А вот я лгал. Опять. Мне так жаль
Мне тоже, отозвался я, имея в виду совсем не это. Вернее, это тоже, но в тот момент мне было искренне жаль, что я как-то неконтролируемо скатывался в темный участок бытия, где люди лгут, разрушают свое счастье и ненавидят самих себя.
Пойдем, она встала, похожая на обнаженную богиню в мягком свете свечей, это надо заесть, подсластить тем заманчивым тортиком, который я видела в холодильнике.
Рина накинула мой банный халат, она всегда надевала его, когда оставалась у меня, она была высокая, но я еще выше, так что мой халат доходил почти до пола.
Поверь любительнице мелодрам и страстей, есть два безотказных средства от жизненных гадостей: десерт и, она подмигнула и спустила халат с одного плеча, и десерт.
А можно сразу второе? улыбнулся я, пожирая глазами эту красоту, точеная фигурка, которую я знал наизусть, скрытая в метрах пушистой ткани, это атласное плечо и растрёпанные кудряшки, обрамляющие горящие глаза. Нет, торта мне совсем не хотелось.
Тебе не говорили, что хорошее вино смакуют, а не пьют залпом? игриво спросила она, пританцовывая под слышную одной ей мелодию, а ты сегодня просто Каберне Совиньон, которое я собираюсь смаковать до рассвета.
Дождь на улице усилился, с какой-то природной яростью поливая город, я ждал, что услышу раскаты грома, такой дождь, да еще весной, обычно перерастал в грозу, но ничего, кроме ливня, не слышал, даже ветер стих. Я всё же выбрался из кровати и закрыл балкон, с наступлением ночи стало тянуть холодом. Рина достала торт, я заварил чай, она уселась на свое обычное место напротив меня, подняв одну ногу на скамейку, так что из халата теперь выглядывало не только плечо, но и коленка. Свечи сгорели, а новые нам обоим не хотелось доставать, так что мы включили свет. И, как ни странно, при этом привычном электрическом свете мне стало легче, как будто он разгонял тени и в моей душе.
Ммм! Ты знаешь, как порадовать девушку! она обмакнула тонкий палец в крем и слизнула, закатив глаза.
Ещё раз так сделаешь останешься без торта, пропыхтел я, глядя на нее голодными глазами и изображая последнюю степень сдерживания себя.
Как? она невинно захлопала глазками и повторил всё в замедленном темпе, вот так?
Сжалься! Дай хоть немного поесть, восполнить силы! простонал я.
Оказалось, силы мои были потрепаны сильнее, чем я предполагал, поглотив еще пару кусков мяса, я лениво жевал торт, она смаковала свой кусочек, медленно, игриво, как умеют есть только женщины.
Это всё? спросила она, не поднимая глаз от десерта, я насчет мальчика. Просто у меня такое чувство, что тебе всё еще тяжело ну, не знаю, как будто что-то еще не дает тебе покоя.
Ну не ведьма, а? А потом удивляются, почему большинство мужчин боится женщин! Да как их не бояться с такими-то способностями?! Они как кошки одной ногой в каком-то потустороннем мире, и с этим надо смириться или жить без них.
Я задумался. Это мой шанс, сказал я себе, скажи правду и не мучай себя больше. Но жизненный опыт научил меня давным-давно, что правда это тонкий лед, и прежде, чем ступать на него обеими ногами, надо хоть как-то проверить его прочность.
Есть одна деталь, которая не дает мне покоя. Согласился я. И мне хотелось бы знать твое мнение.
И я рассказал ей о том, как, по словам соседа по палате, мальчик проснулся в ужасе от кошмара, а потом его уже так и не смогли привести в сознание.
То есть, либо он чувствовал свою смерть, может, видел ее во сне, его душа или его сущность предчувствовали страшное, заключила она, игривое настроение пропало, на меня смотрели умные глаза человека, ищущего истину. Либо мозг получил сигнал, что в теле серьезные неполадки, и выдернул его из сна, создав чувство страха?
Именно. Как врач я понимаю, что необратимые процессы в теле начались задолго до пробуждения, просто тогда, скорее всего, они набрали критическую массу, и мозг дал команду проснуться. Но
Но ты сам в это не веришь, да? закончила она за меня, или веришь, но в оба варианта?
Я благодарно сжал ее руку и кивнул.
Я задумался, не вчера, конечно, просто этот случай еще одна монетка в копилку моих размышления и поисков: что управляет нашей жизнью и смертью? Какие силы остаются за кадром того, что нам доступно? Мы ведь ничего не знаем о мире, даже о собственном мозге нам почти ничего не известно
Я зашел на опасную территорию, можно полностью разделять светские взгляды друг друга, иметь кучу общих интересов и погореть на таком щекотливом вопросе как вера. И если правда это тонкий лед, то вера это прыжок с закрытыми глазами в пропасть, есть только два варианта: либо ты обнаружишь, что умеешь летать, либо разобьешься в лепешку. И я очень надеялся, что общность наших взглядов подарит мне крылья, потому что я только что прыгнул.
Она молчала, задумчиво ковыряя вилкой остатки торта, стало так тихо, что я слышал ее дыхание сквозь шум дождя.
Знаешь, тихо сказала она, не поднимая глаз, когда я была совсем маленькой, где-то лет до 9, не больше, я верила, что я особенная. Понимаешь, я не просто верила, я твердо знала, что если я спрыгну с крыши то полечу. Я знала, что если я окажусь на борту самолета он точно не разобьется, даже если попадет в эпицентр шторма. Я жила в этом ощущении, как в коже, каждый день я как будто грелась в лучах своего собственного солнца, и этот свет делал меня неуязвимой. Я так же верила в привидения, единорогов и во всё, во что верят нормальные дети.
Она замолчала, и грустная улыбка чуть тронула ее губы. Я тоже молчал и ждал, когда человек погружается в свою память, лучшее, что ты можешь сделать молчать и ждать.
А потом однажды мы возвращались из гостей, было поздно, фонари еще горели, это я хорошо помню, значит, 11 еще не было, но мне уже очень хотелось спать. Было лето или поздняя весна, и я радовалась, что уроков нет, и я могу завтра играть с подругами на улице или что-то в этом роде. Я помню голубой свет фонарей, он просвечивал сквозь листву, ветер играл тенями, родители беседовали о чем-то взрослом и иногда смеялись. Я держала маму за руку, шла и наслаждалась прогулкой, обычно в это время я уже была в кровати, а тут гуляла среди ночи. Я помню чувство абсолютного счастья и умиротворения, то есть, это теперь я могу охарактеризовать эти чувства взрослыми словами, а тогда мне просто было хорошо, на полную катушку хорошо, понимаешь? Мы шли по дороге, машин не было, в моем городке после 9 вечера жизнь исчезала с улиц, на обочине росли большие деревья и кусты кое-где. И вот впереди прямо под одним кустом я увидела сгусток черноты, я не боялась, просто мне стало интересно. В тенях кто-то сидел, на корточках, с опущенной головой. Родители или не видели этого человека, или не думали, что он может представлять угрозу, у нас никогда ничего не случалось, а чья-то пьяная потасовка обсуждалась год. Мы приближались, человек не двигался. Наверное, пьяный, решила я, а потом увидели длинные волосы это была женщина. А потом всё произошло так быстро
Она вздохнула и снова улыбнулась своим воспоминаниям, не мне.
Мы поравнялись с ней, между нами было не больше метра. Рина подняла на меня глаза, они были холодными. И когда я проходила мимо, она вдруг подняла голову. В свете фонаря на меня смотрело страшное лицо ведьмы, тени плясали на ее исковерканных щеках и горбатом носе. Она посмотрела прямо на меня черными провалами глазниц и ухмыльнулась, издав тихий, но жутковатый звук вроде «гы-гы». Волосы свисали по бокам, спутанные и темные.
Она снова опустила глаза и принялась водить вилкой по тарелке остатки торта были уже успешно размазаны в кашу.
Я не закричала, даже не отшатнулась. Но этот ледяной ужас помню до сих пор, он пронзил меня с головы до ног, как гигантская сосулька. Тело даже начало ломить от силы этого страха. Я прижалась к маме и стала оглядываться, боялась, что она пойдет за нами. Но она осталась сидеть, снова опустила голову.
Я оглядывалась до самого дома. Даже не знаю, почему не сказала родителям сразу, возможно, привыкла, что, если они заняты, их нельзя беспокоить. Не знаю. Но я не сказала ничего, и очень боялась, что она найдет меня по запаху и ночью проникнет в дом или будет стоять за окном
Этот ужас, не дал мне уснуть той ночью, я просыпалась в полной уверенности, что она под кроватью или в шкафу, или стоит на улице возле дома
А утром я рассказала маме. Она, конечно, выслушала, а потом сказала то, что говорят 99% родителей: не бывает никаких ведьм. Я настаивала, я описывала снова и снова, я была уверена в том, что видели мои глаза. Она не спорила больше, лишь равнодушно пожимала плечами, но я чувствовала, что мне не верят, что меня бросили один на один с этим страхом и с этим испытанием.