Неприятности выглядели как трое людей один мужчина, две женщины, прижавшие четвертого к стальным рольставням магазинчика, изрисованным названиями соперничающих футбольных команд. Более высокая из нападающих схватила жертву за волосы это тоже была женщина, как понял Камагуэй, когда ее лицо оказалось на свету, ударила о витрину и сбила с ног. Струйки крови бежали из уголков рта жертвы, но лицо было пустым и отрешенным, словно она не чувствовала боли. Она не попыталась защититься, когда вторая женщина, выкрикивая нечленораздельные ругательства по-английски, вонзила острый каблук ей в грудь.
В тот момент Камагуэй понял, что жертва мертвая.
Что, черт возьми, происходит?
Стоило кому-то лишь свистнуть, и из заброшенной тьмы многоквартирных домов выскочила бы тысяча бандитов с ножами, чтобы порезать на лоскутки глупого rico[81], который полез не в свое дело. Водился за Камагуэем такой грех. Он не умел закрывать глаза на происходящее. Что ж, если случится драка, то почти наверняка в последний раз.
Все уставились на него. Он уже видел такую сцену с черными силуэтами в свете фар на плоском экране какого-то старого телевизора. Даже сейчас она казалась мелодраматичной и нелепой.
Не лезь не в свое дело. Мы уже вызвали сегуридадос.
Ради всего святого! воскликнула мертвая женщина. Они убьют меня!
Мужчина ударил ее ногой в живот. Присев на корточки, сунул в лицо оттопыренный средний палец, как будто фаллический жест был более грозным, чем ботинок.
Слышь, ты, заткнулась на хрен. Лежи и не выпендривайся.
Прибыли сегуридадос. Настоящие ублюдки. Таких не перепутаешь с полицейскими, которые все еще курсировали в небе, высматривая фары Камагуэя. Те олицетворяли закон. Эти силу. Как и патрульные, они выходили на дежурство отрядами по десять человек, вооруженные до зубов и в броне. Но стреляли без предупреждения. Щелчки предохранителей заглушили прочие звуки: шорох велосипедных шин, урчание мопедов, голоса. Когда правоохранители выходят на сцену, все смотрят только на них.
Ну?
Высокая женщина, которая, похоже, командовала охотой на ведьм, подняла руку жертвы на свет и заставила ее раскрыть ладонь. Знак смерти казался выплавленным из обсидиана.
Она нарушает комендантский час.
У меня контракт, мать вашу! крикнула мертвячка.
Эта сука браконьерствует на нашей территории, заявил мужчина. При свете фар уличных багги сегуридадос Камагуэй увидел под его сетчатой рубашкой швы вдоль мышц. Только что от хирурга.
Пусть встанет, скомандовал главный в отряде.
Мертвая проститутка поднялась на ноги, но не раньше, чем вторая женщина без всякой на то причины дернула ее за волосы.
А ну хватит, буркнул полицейский, давая понять, что не видит разницы между живыми и мертвыми проститутками, а также прочими обитателями Exposiçion. Покажи персоналку.
Нету. Взмах кистью, демонстрация пустоты на запястье. Гребаное мясо тырит все, что гвоздями не прибито.
Ты хлеборезку-то не разевай.
Врет! взвыла высокая женщина. Разве не видно, у нее никогда и не было персоналки. У нее ни клиента, ни контракта, ни пропуска на время комендантского часа ничего. Она просто вперлась на наш участок!
Снова этот запах красного жара, кровавой ягоды, горячего камня. И еще: пот, слюна. Секс. Они хотят увидеть, как она превратится в шлак, в пятно катастрофически поврежденных текторов. Прямо у них на глазах. Зрелище в самый раз для прайм-тайм.
Не бойся. Они не могут тебе навредить.
Она со мной. Он увидел свое искаженное отражение на шлеме полицейского, когда подошел и встал рядом с мертвой проституткой. Я ее нанял.
А ты кто такой?
Алый проблеск plástico.
Спасибо, сеньор. А у вас есть сведения относительно э-э второй стороны контракта?
Нуит, прошептала мертвая женщина, наклонившись к микрофону персоналки на его запястье. Устройство заговорщически подмигнуло и передало имя прогам-юрисконсультам, а через них фирмам в Ванкувере и Фримантле. Контракт возник благодаря зашифрованному общению, пока мертвая проститутка Нуит пыталась с помощью вранья избежать Настоящей смерти от теслерной очереди. Он был оформлен и подписан за те три с половиной секунды, которые потребовались Камагуэю, чтобы отстегнуть приборчик и вручить полицейскому.
Пять тысяч?.. Не многовато ли, сеньор?
Есть такая штука, teniente[82], называется «рыночная экономика».
Сжатые губы лейтенанта рот был единственной выразительной частью лица, видимой под шлемом, продемонстрировали, что еще сильнее, чем favelados[83] и проституток, он презирает тех, кто пользуется услугами мертвых шлюх.
Можете идти.
А как же «сеньор»?
Персоналку отдайте.
Полицейский протянул штуковину с таким видом, будто она была заразная. Возможно, так все и обстояло на самом деле.
Камагуэй взял Нуит за руку. Теплая он уже знал, что у мертвых теплые руки.
Молчи. Садись в машину.
Поняла, не тупая.
Они моментально угодили под шквал снарядов: пивные банки, камни, отвалившиеся от аркосанти куски, уличный мусор. Почувствовав опасность, автомобиль развернул изогнутую крышу из прозрачного серебристого тектопластика и активировал внешнюю видеосвязь. Сиденья опустились; Нуит одернула подол сетчатого платья, почувствовав, как обивка подстраивается под тело.
Ого, приятель, да это же настоящий бэтмобиль.
Она вытерла запекшуюся кровь с лица и рук влажной салфеткой из бардачка. Раны, отметил Камагуэй, заживали со сверхъестественной скоростью: ссадины и ушибы на темной коже исчезали на глазах.
Почему ты это сделал?
Жизнь полна сюрпризов, дорогая.
Ты не должен был так поступать.
Да ладно.
У меня не было контракта. Я занималась браконьерством. Меня прижучили по заслугам. Mea culpa, mea maxima culpa.[84]
Знаю.
Слушай, а мы не могли бы перестать корчить из себя героев фильма-нуар и упражняться в унылом сарказме? Давай как разумные существа обменяемся фразами длиннее десяти слогов.
Камагуэй.
Камагуэй. Смахивает на название какой-нибудь старой базы морской пехоты США на Кубе. Заметив недоумение Камагуэя, проститутка объяснила: В моей голове антикварная инфа разложена по полочкам, как продукты на полках в супермаркете. Некоторых эта особенность сводит с ума. Нуит; ты уже в курсе. Впрочем, называй меня «галлоглас»; где-то внутри этого тела есть кельтские хромосомы, или они там были, прежде чем Адам Теслер их расхреначил до неузнаваемости, а клановая родня почуяла приближение Сдвига и срулила аж в Медисин-Хат. Имей в виду, в ту пору я была другого цвета, но такая шкура мне нравится больше. Лучше сливается с фоном.
Камагуэй отключил поляризацию на окнах. В какой-то момент радиоэфир преодолел незримую ночную границу, и вместо дешевой попсы зазвучали душещипательные баллады.
Когда один из моих предков спасал жизнь, скажем, одному из твоих, твой предок был буквально обязан моему жизнью. Он становился собственностью хозяина телом, разумом и духом и служил ему до конца своих дней. Таких и называли «галлогласами»[85].
Похоже на контракт с Домом смерти.
Вот именно. Так или иначе, теперь я принадлежу тебе. Нуит поджала под себя ноги, словно некое маленькое млекопитающее, рефлекторно свернувшееся в гнезде. Так куда мы направляемся, Камагуэй?
Подброшу, куда скажешь.
Вы заплатили деньги, сеньор, так что можете понюхать фрукты. На пять тысяч баксов можно купить много манго.
Он рассмеялся. Горько, но вкусно, как кроваво-красная капля ангостуры[86], которая делала коктейль идеальным.
Твоя правда, Нуит.
Итак, сеньор Камагуэй: куда направляемся в Ночь мертвых?
Конечно, не в кафе «Конечная станция». Я вдруг понял, что не хочу встречаться с теми, кто меня там ждет.
Слишком многое нужно сделать, увидеть, услышать, понюхать, потрогать и попробовать на вкус, чтобы тратить свою последнюю ночь на разгребание старого пепла, который больше никогда не вспыхнет. Он приказал убрать крышу. Автомобиль превратился в розовую мечту с подножками, выпуклыми и удлиненными сквозными крыльями и фарами, похожими на совиные глаза, с плавниками, решетками и серебряной фигуркой, жаждущей гонки по автостраде. Разочарованный тем, что проги не сменили станцию вместе со стилем авто на напевы и мелодии более старой, окутанной туманом эпохи, Камагуэй выключил радио.
Белые боковины[87]?.. тихо попросила сраженная Нуит. Вуаля! Вот и они. Нам осталось лишь отыскать пальмы и неспешно вдоль них проехаться.
Искомое обнаружилось чуть дальше. Два параллельных ряда пальм, каждая строго в пяти метрах от соседки; ряды сближались, деревья уменьшались, как на рисунке художника, изучающего перспективу, и дорога вела к колоссальному пастельно-розовому знаку смерти, оседлавшему бульвар.
За заросшими лужайками высились casa grande[88], шато и тюдоровские особнячки Бель-Эйра пустые, словно браки без любви, с окнами, которые риэлторы-оптимисты заложили камнями или заколотили досками, чтобы отпугнуть скваттеров. Дикие обезьяны пронзительно перекрикивались в ветвях деревьев, обвитых удушающими фикусами и тропическими эпифитами; дремлющие тектозавры плавали в заброшенных бассейнах, рассекая гниющие листья.
Ушедший Голливуд, проговорила Нуит. Тур «Как жили богатые и знаменитые». Смотри-ка! Камагуэй опоздал на долю секунды, следуя за ее пальцем. Уверена, это был оцелот.
Наверное, просто кошка.
В таком прикиде? Ты забываешь, chico[89], что я работала на этих улицах.
На киноэкране в голове Камагуэя: объектив с синим фильтром, медленное панорамирование. Рваные кружевные занавески, развевающиеся на теплом, как кровь, ветру из открытого окна. Много цикад; ночные птицы и мартышки-верветки поют хором. Бассейн блестит в свете луны, мебель в комнате наверху укрыта простынями от пыли, и на таких же простынях движутся в унисон потные бока, скользят блестящие бедра.
Некровиль медленно затягивал их в свою пасть.
Нуит.
Я тут.
Ради чего ты рисковала попасться сегуридадос? Тебя же могли убить за работу в мясных зонах.
Она прикоснулась кончиком языка к верхней губе.
У меня высокие моральные стандарты. Лучше двадцать или тридцать лет даже продолжая расплачиваться за реконфигурацию провести на бульварах, чем двести или триста в каком-нибудь борделе для contratistos[90]. Влиятельным proxenetas[91] это не нравится, я же ловлю мясо на их пастбищах. А это значит, что в меня иногда стреляют. Но вот что я тебе скажу, chico, вот так чудить в одиночку мой собственный выбор, понимаешь? Я сама решила. Такая карьера. Профессионалки вроде меня обслуживают избранных клиентов, которые могут себе позволить цены премиум-уровня. Твои пять тысяч баксов не так уж далеки от моей настоящей таксы.
Исчезающие ссадины, затягивающиеся без шрамов рваные раны.
Ты трансморф.
Суккуб, инкуб, оборотень. А ты думал, твоя тачка венец творения. Собратья в Святом Иоанне творят с тектроникой такие штуки, мой мясной малыш, что ты ушам своим не поверишь.
Нуит посмотрела в небо, густо усеянное осенними созвездиями.
«Больше звезд, чем на небе»[92], говорили они.
Камагуэй не понял.
Нуит, сколько тебе лет?
Достаточно, чтобы помнить времена, когда ни один джентльмен не задавал леди подобного вопроса. Столько, сколько было королеве Англии, когда там еще была королева. У меня два дня рождения. Ну, день рождения и день возрождения. Сколько мне лет, зависит от того, от какой даты считать. Если от последней, мне тридцать пять: Поколение Зеро. Перворожденная из мертвых или что-то в этом роде. Если от первой пожалуй, не будем обижать старую шлюху. Я помню Рейгана, пусть и не слишком хорошо.
Ворота некровиля приближались. Пока автомобиль не свернул на заброшенный бульвар, Камагуэй не знал, что некровиль то место, куда ему в самом деле надо. Теперь в целом мире не было места прекраснее.
Нуит, как ты умерла?
Язык забавная штука, Камагуэй. Пятьдесят лет назад этот вопрос показался бы бессмыслицей. Абракадаброй. Комбинация слов существовала, но описывала нечто невероятное. Сеет ли наша способность говорить о невозможном семена возможностей? Я устала, Камагуэй. Мне было восемьдесят три года, и однажды утром мое тело решило, что с него хватит. Не каждому дано умереть на скоростной автотрассе.
«Я знаю. Я пытался».
Quid pro quo[93], Камагуэй. В этом суть любой сделки. Итак, Нуит хочет знать: сколько лет тебе?
Двадцать семь.
Забавный возраст, вот и все, что сказала Нуит.
От сияния врат звезды померкли. Жизнь и сама была чередой врат, сквозь которые можно пройти только в одну сторону: детство, пубертат, взрослая жизнь, партнерство, карьера, деторождение, воспитание детей. Ни одни из перечисленных не были столь абсолютны в своих последствиях, как этот грозный клин из светящегося пластика. Камагуэй попытался представить себе, какими врата видит Нуит как возвращение домой, символ безопасности и защищенности? Ему они бросали вызов. Последние. Сорок семь часов три минуты.
Нуит, каково это умереть?
Могу я взглянуть на ваше удостоверение личности, сеньор?
Розовая флуоресценция подсвечивала полицейского, склонившегося над дверью. Камагуэй транслировал через персоналку идентификаторы и контракт с Нуит.
Это и есть мертвая женщина, с которой вы заключили сделку?
Нюхачи и сканеры пробежались вдоль машины, замерли и полностью переключили свое внимание на Нуит.
Верно.
Хм
Нуит игриво улыбнулась полицейскому. Сканеры скользнули по крыше, дерзко обнюхали Камагуэя.
И ворота взвыли.
Камагуэй сидел, окаменев, в эпицентре урагана звуков; сигнализация надрывалась, из дорожного покрытия впереди машины выскочили стальные пальцы.
Убирайся отсюда к чертовой матери! крикнула Нуит на ухо Камагуэю. Дави на газ, мать твою!
Шины с белыми боковинами задымились, когда машина рванулась прочь из ловушки задним ходом. Сирены продолжали выть. Ошарашенные стражи порядка потянулись за оружием.
Ты следи за дорогой, я буду следить за ними, крикнула Нуит. Твою налево, чувак, что ты натворил?!
Камагуэй развернул машину, оставив на потрескавшемся бетоне черную полосу. Зеркала заднего вида демонстрировали сегуридадос, которые опустились на колено и прицелились; их оружие принимало новые, грозные очертания.
Что я натворил? Что ты натворила?!
Он проехал через пятиметровый промежуток между двумя пальмами и помчался по старому тротуару, кося высокую траву хромированными бамперами и надеясь, что деревья защитят от теслерного огня.
Я?! Я вообще не при делах, мясо. Это не из-за Нуит их миленькие детекторы тектронной активности заорали, как резаные.
Да о чем ты говоришь?
Правильно. Сюда. Сюда! За этими гасиендами лабиринт служебных переулков. Там мы им шнурки-то и свяжем.
С классическим голливудским визгом колес машина повернула под прямым углом и нырнула сквозь завесу испанского мха. Прозвучали предупреждения о близости препятствия: сжалившись над вздрюченной нервной системой автомобиля, Камагуэй переключился на полное ручное управление и продолжил мчаться по темному узкому туннелю из осыпающейся каменной кладки и нависающих древесных крон.
Ну так вот, объясняю, сказала Нуит. У ворот есть встроенная система раннего оповещения, которая позволяет обнаружить любого нелицензированного мертвеца, пытающегося войти или выйти из некровиля. И поскольку, благодаря твоей щедрости, я больше не нелицензированная, остается один главный претендент на эту роль.