Развлечения продолжились и в среду после обеда. Желающие отправлялись в сплав по реке Салмон. Остальные ловили рыбу, ездили верхом, изучали натурную фотосъемку, стреляли по тарелочкам, катались на горных велосипедах, играли в бридж или в гольф. Все развлечения проходили спокойно, все нужное появлялось перед гостями едва они успевали попросить за этим следило, казалось, бессчетное количество сотрудников Allen & Co, почти невидимых, но вездесущих.
Но истинное секретное оружие Герберта Аллена детские аниматоры. Около сотни симпатичных, загорелых подростков в рубашках-поло и с рюкзаками Allen & Co следили, чтобы у каждых Джошуа или Бриттани нашелся товарищ или подруга по любому занятию, какое они выберут: теннис, футбол, конное шоу, катание на велосипедах или коньках, эстафеты, художественные проекты, пицца или мороженое. Аниматоры подбирались персонально, чтобы каждый ребенок хорошо проводил время и просился обратно из года в год.
Уоррен Баффетт всегда считался одним из самых благодарных гостей и бенефициаров Герберта Аллена. Сан-Валли он ценил как место семейного отдыха: если бы он оказался на горном курорте один на один с внуками, то оказался в полной растерянности, не зная, чем им заняться. Ни к какому активному отдыху, кроме гольфа, он интереса не проявлял.
Часто он надолго исчезал в своем домике с видом на поле для гольфа, где читал и смотрел деловые новости в гостиной. Он едва замечал за окном поросшую соснами гору Балди и россыпь цветов, похожую на персидский ковер. На Сан-Валли Уоррен приезжал за теплой атмосферой, которую создавал Герберт Аллен[6]. Ему нравилось бывать здесь с друзьями: Кей Грэм и ее сыном Доном, Биллом и Мелиндой Гейтс, Микки и Доном Кио, Барри Диллером и Дианой фон Фюрстенберг, Энди Гроувом и его женой Евой.
Но прежде всего, здесь Баффетт мог воссоединиться с семьей это был один из редких моментов, когда они собиралась вместе. В остальное время его дочь, Сьюзи Баффетт-младшая, жила в Омахе, сын Говард с женой Девон (которой в этом году не было) в Декатуре штата Иллинойс, а их младший брат Питер с женой Дженнифер в Милуоки.
Сьюзен, 47-летняя жена Баффетта, жила отдельно, но также прилетела из Сан-Франциско, чтобы увидеться с родными. Астрид Менкс, спутница Уоррена вот уже более 20 лет, осталась в Омахе.
В пятницу вечером Уоррен надевает гавайскую рубашку и отправляется с женой на традиционную вечеринку у бассейна возле теннисных кортов. Большинство гостей знают и любят Сьюзи, которая исполняет старомодные шлягеры перед Олимпийским бассейном при свете факелов.
В этом году коктейли льются рекой, дружба крепнет, звучит новый, еще не всем понятный язык: B2B, B2C, баннерная реклама, полоса пропускания, широкополосная связь разговоры о технологиях конкурируют с музыкой группы Эла Оэрла. Всю неделю во все рукопожатия и объятия, обеды и коктейли исподволь, как туман, вкрадывается смутное и неуютное ощущение. Недавно назначенные руководители технологических компаний с необыкновенным чванством представляются людям, которые еще год назад о них ничего не слышали[7]. Некоторые демонстрируют высокомерие, противоречащее атмосфере Сан-Валли, где обычно царит нарочитая неформальность. Герберт Аллен придерживается неписаного правила, запрещающего напыщенность под угрозой изгнания.
Центральное событие конференции презентации, где главы компаний, высокопоставленные правительственные чиновники и другие известные люди выступают с докладами. Почти ни одно слово прежде не произносилось даже шепотом за пределами «Сан-Валли-Инн». Репортеры к выступлениям не допускаются, а именитые журналисты и крупные медиамагнаты сидят в зале, соблюдая кодекс молчания. Получив свободу выступать только перед равными себе, ораторы говорят важные и часто правдивые вещи, которые невозможно высказать перед широкой публикой. Эти слова слишком резкие и тревожащие, их легко раскритиковать или неправильно интерпретировать.
В этом году особенно важничают новые интернет-магнаты. Трубя о последних слияниях и поглощениях, они пытаются привлечь средства, которыми управляют инвестиционные менеджеры, сидящие в зале. Эти люди, инвестирующие чужие пенсии и сбережения, в совокупности управляют таким состоянием, что его трудно вообразить. Речь идет о триллионах долларов[8].
В 1999 году триллион долларов позволил бы заплатить подоходный налог за каждого жителя США, подарить новый автомобиль Bentley каждому домохозяйству в десятке штатов[9], или скупить всю недвижимость в Чикаго, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Компаниям, выступавшим с презентациями, нужны эти деньги, и они хотят получить их от аудитории.
В начале недели группа Тома Брокау под названием «Интернет и наша жизнь» запустила серию презентаций на тему, как интернет меняет бизнес в сфере коммуникаций. Теперь руководители излагают блестящие перспективы своих компаний, наполняя зал опьяняющими видениями будущего, не ограниченного пространством для хранения данных или географией. Эти видения описываются с таким напором, что одни верят в совершенно новый мир, а другие вспоминают средневековых торговцев панацеями.
Технологические управленцы, кажется, возомнили себя прометеями, несущими огонь новых технологий простым смертным. Другие предприятия, которые все еще копошатся в золе, производя скучные предметы первой необходимости вроде автозапчастей или мебели для лужаек, теперь интересны только по количеству технологий, которые они смогут купить. Акции некоторых интернет-компаний торгуются с бесконечно высокими мультипликаторами к их несуществующим прибылям, тогда как «реальные компании», производящие простые вещи, падают в цене. По мере того, как технологические акции обгоняют «старую экономику», промышленный индекс Доу-Джонса[10] всего четыре месяца назад преодолел некогда далекий барьер в 10 000 пунктов, удвоившись меньше чем за 3,5 года.
Некоторые из интернет-царьков провели вечер пятницы, убеждая Герберта Аллена взять их на субботнюю фотосессию медиазвезд для Vanity Fair, которую должна снимать знаменитый фотограф Энни Лейбовиц. Их пригласили в Сан-Валли как героев дня, потому они не могли поверить, что Лейбовиц сама выбирала, кого будет фотографировать. Почему, например, она пригласила Баффетта? Его роль в СМИ скорее опосредованная членство в совете директоров, обширная сеть личных контактов и знание истории крупных и мелких инвестиций. Кроме того, он представлял «старые» медиа. Неужели журналы с его лицом на обложке все еще покупают?
Многие медиазвезды чувствуют себя обделенными, поскольку прекрасно понимают, что баланс в СМИ уже сместился в сторону интернета. Герберт Аллен, впрочем, считает чушью новую парадигму оценки акций технологических компаний, основанную на кликах и отдаленных прогнозах роста, а не на способности компании зарабатывать реальные деньги. «Новая парадигма, фырчит он. Это как новый секс. Такого не бывает».
На следующее утро Баффетт, олицетворение старой парадигмы, встает рано, поскольку ему предстоит выступить с заключительным докладом. Он неизменно отклонял приглашения выступить на конференциях, спонсируемых другими компаниями, но всегда соглашался на просьбу Герберта Аллена выступить в Сан-Валли[11]. Заключительное выступление в субботу утром главное событие конференции, поэтому вместо гольфа все едут в гостиницу, где устраиваются в креслах основного конференц-зала. Сегодня Баффетт собирается говорить о фондовом рынке.
В узком кругу он часто критикует рынок, который весь год «выстреливал» в ответ на рекламную шумиху, отправляя акции технологических компаний в бешеный рост. При этом акции его компании, Berkshire Hathaway, тащились позади, а его жесткое правило не покупать акции технологических компаний кажется теперь безнадежно устаревшим. Но все это никак не влияет на его принципы инвестирования.
До сих пор единственное его публичное заявление: он никогда не прогнозирует поведение рынка. Поэтому его решение сделать это в Сан-Валли беспрецедентно. Возможно, просто пришло время. Убежденность Баффетта тверда, он готов проповедовать[12].
Он обдумывал эту речь неделями. Сначала он напомнит аудитории, что рынок это не казино, где торгуют акциями, как фишками. За «фишками» стоят целые предприятия. Затем он обратится к истории: не в первый раз технологии, изменившие мир, всколыхнули фондовый рынок. Железные дороги, телеграф, телефон, автомобиль, самолет, телевидение все это революционные способы заставить мир вращаться быстрее. Но насколько разбогатели инвесторы? Баффетт собирался все объяснить.
После завтрака место за кафедрой занимает Кларк Кио, который рассказывает, что именно через его отца, Дональда Кио, Баффетт заводил связи, которые привели его в Сан-Валли.
Дон познакомился с Гербертом Алленом в 1982 году в процессе покупки компании Columbia Pictures у Allen & Co. Тогда Кио занимал пост президента Coca-Cola и его настолько поразил нестандартный подход Герберта к продажам, что Дональд убедил его войти в совет директоров Coca-Cola. А в 1999 году Кио занял пост заместителя председателя совета директоров Allen & Co, формально покинув Coca-Cola. Заработав репутацию теневого гендиректора компании, он воплотил в жизнь слоган «всегда с Coca-Cola»[13].
В далеких 1950-х семья Кио жила в Омахе по соседству с Баффеттами. Тогда Уоррен спросил Дона, как он собирается оплачивать учебу детей в колледже, предложив вложить 10 000 долларов в партнерство с ним. Шестеро детей Дона учились в церковно-приходской школе за 200 долларов в неделю, сам он работал продавцом кофе в Butter-Nut. И вот теперь один из этих детей, Кларк, рассказывал аудитории: «Когда-то у нас не было денег. Такое не забывается».
Баффетт в своем любимом красном свитере поверх клетчатой рубашки присоединяется к Кларку на сцене[14]:
Кио были замечательными соседями. Правда, Дон вечно по-дружески напоминал, что, в отличие от меня, у него есть постоянная работа. Однажды моя жена Сьюзи попросила у Микки, жены Дона, одолжить миску сахара, и та дала целую упаковку. Узнав об этом, я зашел тем же вечером к Кио и сказал Дону: «Почему бы тебе не вложить 25 000 долларов в мое партнерство?»
Тогда супруги Кио отказали Баффету. Некоторое время спустя он вернулся и попросил 10 000 долларов, о которых только что рассказывал Кларк, и опять получил отказ.
Но я не гордый. Поэтому пришел еще раз и попросил 5000 долларов, снова услышав «нет». Позже я еще раз отправился в дом Кио. Вокруг было темно и тихо, но я знал, что Дон и Микки затаились наверху. Поэтому я звонил в дверь. Стучал. Никакого толку. Вокруг темень, в доме ни огонька, читать слишком темно, спать слишком рано. Я помню тот день, как вчера. Это было 21 июня 1962 года. Кларк, напомни, когда ты родился?
21 марта 1963-го.
Вот такие незаметные вещи и делают историю. Радуйся, что они не дали мне 10 000 долларов.
Аудитория умиляется очаровательной историей, а Баффетт переходит к делу:
Сегодня я буду многозадачным. Герб сказал добавить несколько слайдов: «Покажи, что ты в теме, Уоррен». А когда Герб что-то говорит, в доме Баффетта это воспринимается как приказ.
Не пояснив, из кого именно состоит «дом Баффетта», он переключается на анекдот об Аллене: «В Овальный кабинет врывается секретарь президента США с извинениями. Он по ошибке назначил две встречи одновременно. Президенту предстоит выбрать между Папой Римским и Гербертом Алленом (Баффетт выдерживает паузу). «Пусть Папа заходит, говорит президент. По крайней мере, у него мне придется поцеловать только кольцо».
Так вот, сотоварищи по лобызанию кольца, продолжает Уоррен, сегодня я расскажу о фондовом рынке. Об оценке акций, а не прогнозах курса на месяц или год. Оценка стоимости это не предсказания. В краткосрочной перспективе рынок это машина для голосования. В долгосрочной машина для взвешивания. В конечном итоге, важен именно вес, но он увеличивается медленно. Количество голосов подсчитать легко, только этот способ недемократичен. К сожалению, как вы знаете, тестов на грамотность для допуска к голосованию не существует, а любые машины дают сбои.
Баффетт нажимает на кнопку, и на огромном экране справа от него появляется слайд презентации в PowerPoint. Билл Гейтс, сидящий в зале, затаил дыхание, пока Баффетт неуклюжими пальцами возится с первым слайдом.
ПРОМЫШЛЕННЫЙ ИНДЕКС ДОУ ДЖОНСА
31 декабря 1964 года 874,12
31 декабря 1981 года 875,00
Уоррен подходит к экрану и начинает объяснять:
За 17 лет масштаб экономики увеличился пятикратно. Продажи у 500 компаний, входящих в список Fortune[15], выросли более чем в пять раз. А фондовый рынок остался на том же месте.
Баффет объясняет слушателям суть инвестирования. Чтобы вложить деньги приходится воздерживаться от потребления, тогда позже можно получить больше. Перед инвестором в этот момент стоят два вопроса: сколько он планирует получить обратно и когда. Баффет говорит, что Эзоп не разбирался в финансах, ведь в его афоризме: «Птица в руке стоит двух в кустах», не сказано, когда именно она будет столько стоить. Цену этого «когда» составляют процентные ставки, то есть стоимость заемных средств. В финансах это то же самое, что гравитация в физике. Когда процентные ставки меняются, стоимость финансовых активов домов, акций, облигаций тоже не стоит на месте, как если бы колебалась цена птиц. Вот почему иногда птица в руке лучше, чем две птицы в кустах, а иногда две птицы в кустах лучше, чем одна в руке.
Уоррен быстро произносит слова, так что они иногда налезают друг на друга. Он увязывает Эзопа с «бычьим рынком»[16] 1990-х. Тогда прибыли выросли намного меньше, чем в предыдущем периоде, но птицы в кустах стоили дорого, потому что процентные ставки были низкими. Мало людей хотели держать наличные деньги или птицу в руке, а за птиц в кустах инвесторы платили слишком дорого. Баффетт называет это фактором жадности.
Аудитория молчит. В зале полно технологических гуру, которые меняют мир, попутно обогащаясь на «бычьем рынке». Они восседают на портфелях, набитых акциями, которые торгуются по немыслимым ценам. Новая парадигма, рассвет эпохи интернета все это приносит им удовольствие и богатство. Баффетт не имеет права называть их жадными: он сам годами копил деньги, был настолько прижимист, что написал на номерном знаке своего автомобиля thrifty «бережливый». Большую часть времени он думал, как заработать, прозевал технологический бум и опоздал на поезд, а теперь «плюет в их шампанское».
Но Баффетт продолжает: есть только три возможности, при которых фондовый рынок продолжит расти на десять и более процентов в год. Первая если процентные ставки упадут ниже исторического уровня. Вторая если доля экономики, которая причитается инвесторам, а не наемным работникам, правительству и прочим, поднимется еще выше, хотя уже сейчас она превышает исторический максимум[17]. Третья если экономика начнет расти быстрее нормального темпа[18]. Подобные оптимистические допущения Баффетт считает подменой действительного желаемым.