«Договорились, Сонечка!» смотрел я на нее сквозь радужную слезную пелену.
10
Я заметил: везде, где со мной нет Соньки, мне невыносимо скучно. Тем более в деревне. И если я рассказываю о ней, то только ради события, которое той же важности, что и драка с Витькой Шихелем.
Мы отправились в путь второго июля во вторник. От города до деревни сто километров на поезде и тридцать на ожидавшем нас в райцентре колхозном грузовике. Следуя Сонькиному совету, я всю дорогу думал о ней. Пытался представить, что она будет делать без меня. Она, конечно, любит читать, но это не летнее занятие. Во всяком случае, книги, которые задают на лето, полностью читает только наша отличница Людка Смирнова. И получается, что Соньке надо будет ходить в кино и на пляж, где на нее будут не только пялиться, но и подкатывать чужие пацаны. Надо будет с кем-то гулять, да еще в этой ее коротенькой юбчонке, про которую мой старший товарищ щербато шутил: «Если дело так и дальше пойдет, женщины будут делать завивку и красить губы». Шутку я, хоть убей, не понимал, но улыбался понимающе. Да, подруг у нее полно, но всякая девчоночья компания притягивает к себе противоположный пол, а уж когда все перемешаются, можно ждать чего угодно. Ну и что, что она сказала, что только моя? Она моя, пока я рядом, а без меня она общая! Не удивительно, что к концу пути мысли мои стали чернее ночи. Если бы не дал отцу слово, что поеду с дедом и помогу ему, вот ей-богу бы не поехал!
Доехали, разгрузились у дома бабы Нюси, дедовой сестры и стали осваиваться. Дед пошел по родственникам и друзьям звать их к нам на вечер. Сам я был здесь последний раз восемь лет назад, и с тех пор тут многое изменилось. Особенно мои сверстники из тех, кто здесь еще оставался. В деревне было несколько сот дворов, и к вечеру наша изба была полна народу. Я запутался, где у нас золовка, где деверь, кто шурин, сват и брат. Знал только, что для сестры деда я вроде как внучатый двоюродный племянник, для ее детей просто двоюродный племянник, а для детей их детей троюродный брат. Для прочих стариков и старух я был просто сын Катюхи Махеевой. Я обновил знакомство с моими двумя изрядно повзрослевшими братьями и тремя сестрами, а заодно с их друзьями. При виде подружки одной из сестер (шестнадцать лет, сарафан, веснушки, васильковые глаза, пшеничные волосы, спелые, потрескавшиеся губы) что-то внутри меня насторожилось. Она же без стеснения рассмотрела меня и воскликнула:
«Ох, Зойка, какой у тебя видный брат!»
«Да, Светка, мы Махеевы такие!» расцвела сестра.
Компания поделилась надвое: на одном конце стола преобладали пожилые, на другом молодежь, причем меня усадили рядом со Светкой. Постепенно изба наполнилась ровным гулом. Тон задавали старики вполне еще крепкие и задиристые. Деду было шестьдесят пять, остальным чуть больше или меньше. Тосты следовали один за другим, и мои несовершеннолетние братья и сестры с их друзьями и подругами нет-нет, да и прикладывались к рюмкам.
«А ты чё не пьешь?» поинтересовалась повеселевшая Светка.
«Нельзя. Спортсмен» коротко сообщил я.
«Ох, ты! И кто ты у нас?»
«Боксер»
«Народ, слышали? Мишаня у нас боксер и водку не пьет!» сообщила Светка.
«Чё, совсем?» удивился один из братьев, а другой пошутил:
«Ну, и хорошо, нам больше достанется!»
Дед здесь был душой компании. Его знали, им гордились, и когда пришло время, кто-то крикнул:
«Давай, Григорий Федотыч, гармонь!»
Появился баян, и полились одна за другой песни фронтовые и народные.
«Ну, всё, понеслась душа в рай! Теперь не остановишь. Пойдем, Мишаня, покурим» услышал я недовольный Светкин голос.
«Да я не курю»
«Все равно пойдем»
Мы вышли во двор, за нами вся молодежь. Закурили, заговорили о чем-то своем, деревенском, понижая голос и подаваясь лицом в сторону собеседника. Голубеющие сумерки молча, но настойчиво давали понять, куда дело клонится. Из ближайшего леска выползал низкий туман, остывающий воздух густел, пропитывался ароматной влагой, позванивал стылыми нотами. Я втягивал носом деревенскую парфюмерию с заметным духом земляники и вспоминал, как собирал ее здесь восемь лет назад.
«А что, земляника в этом году есть?» спросил я Светку, которая словно прилипла ко мне.
«Полно! откликнулась Светка. Хочешь, свожу»
«Посмотрим» уклонился я.
Оказалось, она бывает в нашем городе по делам сельмага, которым заведует ее мать.
«Знаю, знаю, чем вы там дышите! важно сообщила она. Дышать здесь надо, а не у вас!»
Я спросил, где она учится, и она ответила, что закончила восемь классов и больше ей не надо. Я хотел спросить про здешний культурный досуг, но тут на крыльцо вышла некая свояченица и крикнула:
«Мишаня, там тебя зовут!»
Я направился в избу, Светка с сестрами за мной.
«Мишка! встретил меня голос деда. Покажи, что ты умеешь! Изобрази нам Полет шмеля!»
«Так ты и на гармошке могешь? хохотнула Светка. Ну-ка, ну-ка!»
Я понял, что дед таким заготовленным образом передает мне фамильную эстафету, и подвести его я никак не могу. Я взял баян, мне подставили табуретку, я сел и пробежал по кнопкам вверх-вниз. Народ притих, и я выдал такого «Шмеля», какого не играл даже на экзамене! Оказывается, в деревне тоже умеют аплодировать, да еще как!
«Сколько ему?» громко спросил деда его старый друг.
«Пятнадцать»
«О как! А по виду совсем мужик!»
«Так он у меня еще боксом занимается!» наливался гордостью дед.
Ко мне подходили его друзья, хлопали по плечу и, обдавая луковым духом, хвалили так же энергично, как если бы костерёжили. Я пошел во двор и уже на самом выходе услышал:
«Ну, Федотыч, давай за молодую смену!»
Во дворе, за колкими верхушками далеких елей, присев на корточки, готовилась устремиться в небо полная луна.
«Может, она тоже видит сейчас эту красоту» подумал я.
11
Утром баба Нюся спросила:
«Мишаня, молочка парного не хочешь? У соседки взяла, своего-то теперь нет»
Я вспомнил, как давился им в мои малолетние утра и поспешил отказаться:
«Спасибо, бабуля, я теперь по утрам кофе пью!»
«Эх, совсем ты там у себя от природы отбился!» огорчилась баба Нюся.
Муж бабы Нюси погиб в войну и с тех пор дед с братом помогали ей, чем могли. После завтрака мы с дедом обошли ее хозяйство и наметили план работ. Надо было подправить крышу, забор, залатать щели в хлеву и сарае, еще кое-что по мелочи словом, все то, до чего по причине занятости не доходили руки ее сына и было не под силу двум ее внучкам.
«Это все ерунда! приговаривал дед. Главное, Мишка, в деревне это сенокос. Когда-то я любил косить. Мужик перво-наперво должен был уметь косить. Не драться, а косить. Как говорили, каждый, кто дорос, спеши на сенокос. Сейчас сестра корову не держит, так что сено заготавливать не надо»
Дед отпилил кусок доски и продолжил:
«Это же я упросил тебя Мишкой назвать Был у меня на фронте друг боевой Мишка Фадеев. Сколько мы с ним прошли! Погиб за месяц до конца войны Меня спас, а сам погиб На войне ведь как: кого-то ты спасаешь, кто-то тебя Так вот мы, бывало, лежим в поле и мечтаем, как после войны выйдем с косами на луг, да как махнем!..»
Дед вытер глаза рукавом рубахи и произнес в сторону:
«Эх, Мишка, Мишка Лежит теперь там где-то, а над ним чужая трава»
И глядя на меня:
«А ты живи, Мишка! Купайся, загорай, девок щупай! В общем, живи, на полную катушку!»
Какое тут живи! Не мог же я оставить деда наедине с молотком, топором, пилой и гвоздями! Так и колобродил с ним весь день, а как солнце покатилось за лес, пошел на речку. А там уже полдеревни и, конечно, Светка. О, да, ей нечего было скрывать. Как говорит мой дядя Леша: всё при ней и в лучшем виде. Возле нее терся незнакомый парень лет на пять старше меня. Увидев меня, Светка закричала:
«Мишаня! Ты, может, еще и плавать умеешь? А ну-ка, покажи!»
И я показал: с разбега сиганул в воду и в три маха достиг другого берега. Благо, речка была неширокая. Потом выплыл на середину и минут пятнадцать плескался там, пофыркивая. Когда выбрался на берег, Светка одобрительно разглядела меня и сказала:
«И правда спортсмен»
Незнакомый парень рядом с ней косо на меня глянул.
Вечером пришла сестра Зоя (они с сестрой Ларисой жили с отцом и матерью отдельно от бабы Нюси), и мы устроились с ней во дворе.
«Ну, и как тебе у нас?» первым делом спросила она.
«Хорошо, Зоечка! с легким сердцем признался я. Какие вы здесь все хорошие, правильные и запнулся я, подыскивая слово. Найдя, добавил: простые. В хорошем смысле, конечно»
«Всякие есть» уклонилась сестра.
«Ты мне вот что скажи заторопился я. Ты дом бабы Нюси хорошо знаешь. Скажи мне, что еще сделать. Может, засовы поправить или там дверь где-то плохо закрывается или что-нибудь еще В общем, подумай и скажи, хорошо?»
«Хорошо!» улыбнулась сестра, и своей улыбкой чем-то напомнила мне Соньку.
«Как ты хорошо улыбаешься» не сдержался я. Единственный, а значит, заведомо ущербный ребенок моих родителей, я вдруг осознал, что мое одиночество кончилось, и теперь я часть большой и дружной семьи. Новое, живительное чувство растрогало меня.
«Ты ведь знаешь, что у меня была сестра» начал я, весь во власти нахлынувшего родственного чувства.
«Да, Мишаня, знаю, конечно, знаю»
«Так вот я понял, что мне всегда не хватало старшей сестры И ты не представляешь, как я рад, что вы у меня есть!»
«Братик ты наш! вдруг обняла меня Зоя. Мы тоже очень рады, что ты у нас такой взрослый и правильный! Не бойся, мы тебя в обиду не дадим! Вот закончу десять классов, поступлю у вас на ветеринара и буду у тебя всегда под рукой»
И помолчав, сообщила:
«Между прочим, на тебя Светка, подруга моя, глаз положила»
«Светка? развеселился я. Но это же смешно! Я же еще маленький! У вас что, постарше никого нет?»
«Да есть, конечно, но она такая Если в голову чего вобьет не свернешь»
«И что мне делать?» продолжал веселиться я.
«Это уж тебе решать. Можешь, конечно, воспользоваться. Девка она неплохая, только легкомысленная. Ты вот поживешь и уедешь, а она останется. В общем, смотри сам. Только имей в виду если захочешь ее соблазнить, я вам свечку держать не буду»
«Зоечка, какая свечка, ты что?! Я ведь не за этим сюда приехал!» попытался протестовать я.
«Ты уже целуешься?»
«Ну так Понемногу» покраснел я.
«В общем, смотри, я тебя предупредила»
Я вдруг увидел Светку такой, какой она была на речке, и по коже пробежал сладкий озноб.
«Ну, ладно, пойду. Мне завтра с утра на прополку. Спокойной ночи, братик!»
И поцеловав в щеку, сестра ушла, оставив меня смотреть на почерневший горизонт под сгустившейся платиной заката. «Темнота друг молодежи» пришла мне на ум любимая с некоторых пор шутка моих сверстников, которую они роняли с многозначительной улыбкой, примеряя на себя новые, волнующие радости, которые сулило им неумолимое взросление. Я вспомнил тот свербящий огонь, который при виде русалочьей Светкиной стати вспучил мои плавки и который я поспешил потушить, бросившись с разбегу в воду. И вот теперь выходило, что при желании я мог познать с ней то манящее неведомое, в чем отказала мне Сонька. Тот же постыдный, свербящий огонь вспыхнул в паху и, тряхнув пламенной гривой, нехотя погас. Ночью мне приснилась наша со Светкой тесная возня, и я проснулся с мокрыми трусами.
Так продолжалось до воскресенья. Я искал возможности оказаться со Светкой наедине, но днем она была занята, а вечером приходила с моими сестрами к нам во двор, где я потчевал их музыкой с моего предусмотрительно прихваченного магнитофона «Весна 306». Тут тебе и «Битлз», которых я особенно любил, и «Роллинг Стоунз», и «Зе Ху», и «Дорз», и Джим Моррисон, и «Пинк Флойд» с их «The Great Gig in the Sky» и, конечно, «Прокол Харум» с их «A Whiter Shade of Pale», которую я подобрал в органном регистре и с удовольствием исполнял, когда меня просили. Я говорил девчонкам, что это и есть настоящая современная музыка, но они быстро от нее уставали и просили включить наше, привычное. Я находил им что-нибудь вроде «Нет тебя прекрасней» или Ободзинского и танцевал с ними по очереди. Светка обхватывала меня за шею и загадочно отводила глаза. Один раз вскинула их на меня и спросила:
«Ну, и как тебе у нас? Нравится?»
«Очень!» ответил я, торопясь насладиться тонким, благоуханным запахом ее близких подмышек. Еще мне нравился ее грудной голос. Один раз даже проводил ее до дома. У ворот она предложила:
«Может, зайдешь? С матерью познакомлю»
«В следующий раз!» поспешил отказаться я, отводя глаза от ее наполовину обнаженной груди.
Встречая ее вечером на берегу речки с подругами, я махал ей издали в знак приветствия, а искупавшись, садился в сторонке и краем глаза наблюдал за ней. Зная, что я подглядываю, она оживлялась, отводила плечи, гордо вскидывала голову, принимала картинные позы, охотно и мелодично смеялась. Телом она была чуточку полнее Соньки и до дрожи соблазнительная. Так мы дожили до воскресенья.
12
Накануне я от Зои узнал, что вечером возле клуба соберется народ и будут танцы. Договорились встретиться там в девять. В назначенное время я пришел туда в белой рубашке. Возле клуба, на широкой, до земли прибитой поляне уже топталась молодежь. Вдоль клуба, на скамейках сидели те, кто постарше. Я шел вдоль скамеек и здоровался, улыбаясь и кивая головой.
«А ну-ка, ну-ка, иди сюда! ухватила вдруг меня за руку какая-то тетенька. О, какой молодец вымахал! Молодец, молодец! Мы ведь с твоей мамкой подруги были, не разлей вода! Так и скажи ей: видел, мол, тетю Клаву Тищенко, привет большой передавала! Передашь?»
«Конечно!» смущенно улыбался я.
«Ну, давай, давай, отдыхай!»
И с возбужденным удивлением обратилась к сидевшей рядом старушке:
«Вот чужие дети-то как быстро растут!»
«Кто это?» спросила старушка, белея морщинистым лицом.
«Да Катюхи Махеевой сын! Помнишь Катюху Махееву?»
«Ну, как же, как же, помню!» подумав, важно сообщила старушка.
И тут меня увидел старый в прямом и переносном смысле друг деда, дед Никола.
«Мишаня, здорово! громко заговорил он. А ты чё без баяна?»
«Так ведь здесь магнитофон» смутился я.
«А мы хотим по старинке, под гармошку! Смотри, скока нас тут!» повел он рукой вдоль клубной стены.
«Да неудобно как-то Мешать будем» замялся я.
«А что, давайте под баян, как раньше! раздался рядом Светкин голос. Кто за?»
Молодые молчали, и Светка заключила:
«Видишь, все за! Давай, Мишаня, за баяном!»
Пришлось идти за баяном. Меня усадили на стул и я, подумав, заиграл «В лесу прифронтовом».
«О! То, что нужно!» воскликнул довольный дед Никола и пригласил пожилую женщину.
К моему удивлению к ним стали присоединяться другие пожилые пары, а потом и молодежь. Живая музыка тем и хороша, что может войти в резонанс с настроением тех, к кому она обращена. Все дело в исполнителе. «Знай, где добавить, где убавить, и слушатель твой» говорили нам в музыкальной школе. На меня нашло вдохновение, и я заиграл «Амурские волны». Пожилой народ стал подпевать. После этого были «В городском саду играет духовой оркестр», «Офицерский вальс», «Эх, путь дорожка фронтовая», «Давай закурим, товарищ, по одной» и прочие из тех, что у русского человека в крови.
Дождавшись паузы, Светка сказала:
«Включите что-нибудь медленное, хочу с баянистом станцевать»
Она что здесь самая главная, эта Светка? Но нашли и включили «Как прекрасен этот мир». Мы вышли в круг, и Светка по-хозяйски обхватила меня за шею. В этот раз она не прятала глаза, а смотрела на меня и таинственно улыбалась, словно знала обо мне то, что не знал я.
«Что?» не выдержал я.
«За земляникой не передумал идти?»
«Нет. А когда?»
«На неделе. Я скажу»
В последующие дни она одна или с Зойкой приходила к нам по вечерам и оставалась дотемна. Я с удовольствием ее развлекал. Вспоминал смешные истории из моей школьной и пацанской жизни, пересказывал фильмы, которые до них еще не дошли, либо книги, которые она не читала, а таких было превеликое множество. Либо брал баян и тихо наигрывал классику. Мелодичная классика Светке нравилась.