На остановке быстро создалась толпа. С приглушенным скрипом прибыл следующий трамвай. Шестой. Продолжаю ждать. Пятый. Весь трамвайный парк проедет, пока не появится снова семерка. Вот едет еще один, красивый, новый, вагоны, кажется, с обогревом. Останавливается. Четырнадцатый. Вокруг собираются усталые люди с мешками под глазами. Мы ждем один и тот же трамвай. Рядом со мной стоит девушка или женщина неопределенных лет. Ее нельзя назвать некрасивой, только глаза у нее навыкате от недосыпа. На глазах у нее наращенные ресницы, от которых веки падают вниз. Крупный нос, светлые завитые волосы. Она бездумно смотрит вперед. Коллега, думаю я, она тоже не сомкнула глаз.
У одной девушки в руках полный пакет выпечки из пекарни через дорогу. Она не смогла дождаться, пока дойдет до ближайшего стола, открыла целлофановый пакет, затем бумажный и оттуда доставала мелкие слоеные квадратики. Жевала не переставая, с накрашенных губ падали прилипшие крошки и маленькие кусочки слоеного теста. Думаю, я очень откровенно глазела на нее. Мне было забавно наблюдать, как новые крошки лепятся к ее помаде, а старые спадают. Частички выпечки, которую она закидывала в себя, разлетались по ее сапогам и маленькому треугольнику асфальта между ее ступнями. Она окинула меня резким взглядом, не переставая жевать. Тогда я отвернулась и посмотрела в небо. Мутное, зимнее, еще сумрачное, равнодушное и усталое.
Я задалась вопросом, какой я кажусь всем этим людям, что мерзнут под пластиковым навесом. Возможно ли сквозь мое изнуренное выражение лица проникнуть в причину бессонницы? Мысль о том, что я вхожу в новую, возможно, недружественную среду, больше не вызывала прилив адреналина. Меня не интересовали картины, которые рисовала передо мной моя бодрствующая параноичная часть. Я зевнула. И как раз в тот миг, когда мне стало все равно, что, похоже, я не успеваю ко времени, передо мной остановился зеленый металлический червь, подарок Швейцарии. Семерка. Мы все забились внутрь. Я не ожидала, что этот старый, выдранный из пенсии трамвай так быстро доедет до нижней части Неманиной улицы. Он мчался, раскачивался и наверстал целых пять минут. И мы раскачивались в его ритме, одинаково не-выспавшиеся, замедленные, некоторые с наушниками в ушах, некоторые с телефонами в руках. Мы толкали друг друга, не извинялись, и никто не сердился на это. Девушка с выпечкой неустанно ела. Бездонный пакет, подумала я.
Я вышла из зеленого швейцарского трамвая, окруженная толпой, которая направлялась дальше к своим рабочим столам, к ноутбукам и другим экранам. К Новому Белграду, Ба-новому Брду, Сурчину
Следующий шаг ожидание автобуса с трехзначным номером, который довезет меня до Института. Я вспомнила свой сон. В самом ли деле библиотека будет похожа на бетонную коробку без окон? В тот момент для меня это было неважно. Лишь бы добраться до места вовремя. Новенький красный автобус открыл двери. Словно он ездит на Луну, а не в пригородные поля, подумала я и вошла. Пассажиров было мало, и мне довелось выбрать сиденье, которое я с того момента назову своим, так как каждый последующий раз (каждый следующий день, поняла я и ужаснулась, зная, что ночи, разделяющие эти дни, будут похожи на предыдущую, которую я провела без сна) я буду стараться занять его. Сиденье было в стороне, словно скрытое, приятное, не очень удобное, но словно защищенное. Я подумала, что это расположение лучше всего спасает от сезонных вирусов и случайных знакомств.
Несколько остановок в черте города, а затем километры полей. Словно я отправилась в путешествие. В автобусе было тепло. Холодное зимнее солнце пробилось сквозь облака и воцарилось на студеном небе, освещая пожухшую растительность. Кусты и высокая трава клонились под порывами ветра. Тонкое длинное облако тянулось вдоль пейзажа. Странно, подумала я, откуда такое облако? Оно плыло на высоте трех-четырех метров от земли. Когда я наконец рассмотрела его источник, стало ясно, что это дым, выплывающий из импровизированного дымохода импровизированного жилого строения картонного дома посреди поля. Этот «объект», который мог сдуть сильный ветер, по цвету совершенно вписывался в окрестное пространство. Внимание на него обращало что-то ярко-голубое в верху окна. Я была без очков и не могла рассмотреть, что это. Кроме того, мне было все равно, как и в отношении много чего другого тогда. Вероятно, это была жестянка, послужившая строительным материалом, когда сооружали домик из сказки про трех поросят домик первого из них.
Небо вскоре стало почти весенним. Легкие облака плыли в направлении, противоположном движению автобуса. Между ними открылся треугольный просвет бирюзового цвета. Облака мчались навстречу нам и исчезали из вида. Я обернулась. Толстая женщина в пестром плаще дремала в задней части автобуса, старик в пуховике что-то пережевывал. Я засмотрелась на него. Старик словно засунул в рот целый абрикос и теперь сражался с ним, не видя, что я наблюдаю. Он вертел и вертел что-то языком, корчил гримасы и жмурился. Вдруг я поняла, что он борется со своим протезом: между его губ показался ряд зубов, приделанных к розовой пластине. Старик поморщился и потянулся рукой к лицу. Я быстро отвернулась: это зрелище было не для меня. В передней части автобуса сидели два мальчика может быть, близнецы, одинаково одетые. Коротко остриженные волосы с темени взлетали вверх. Мальчики недавно проснулись. Они клевали носом, не разговаривали, на коленях у них стояли клетчатые рюкзаки с колесиками.
Мы проезжали остановки, которые обозначались кривыми трубами, торчащими из грязи. На остановках никто не выходил и никто не садился в автобус. Один за другим бежали километры земли, покрытой сухой травой. Время от времени вспархивала невидимая в траве стая птиц, когда к ней приближался гул мотора. Птицы взмывали в лазурное небо и через несколько секунд исчезали из поля зрения. Я встала с места и пошла узнать у водителя, где мне выходить. По-о-осле перек-к-к-р-рестка, с неохотой проговорил он.
Автобус свернул влево, и это означало, что я приближаюсь к месту назначения. Я посмотрела на часы. Без двенадцати восемь. Если ускорить шаг, я могу прийти вовремя. Было бы очень хорошо не рассердить вспыльчивого директора, который уже встал не с той ноги вспомнила я свой сон.
К Институту, скрытому от глаз посетителей, вела узкая дорожка. С одной стороны этой ленты из бетонных квадратов, у которых где-то потрескались, где-то отвалились части, высилась длинная стена, такая же запущенная, как дорожка, исписанная неприличными надписями и местами покрытая ветками, что пробивались сквозь трещины, в то время как сами деревья росли по ту сторону стены, на давно заброшенном участке. С другой стороны размытая земля спускалась к грязному ручью, вероятно, образовавшемуся после недавно прошедшего дождя. Солнце скрашивало все, придавая краски и блеск неживому, серому пейзажу. С неба исчезли облака, просторная лазурь сияла над головой. Нигде ни души. Вокруг бродили стаи собак, и те сонные.
Я достала телефон, чтобы проверить, правильно ли я иду. На гугл-картах, которые я попыталась спросить, как дойти до места назначения, Института не было. Место, к которому я направлялась, отображалось как чистое поле, в красках гугл-сепии. Адрес я нашла на сайте Института, который обновлялся несколько лет назад. Оттуда я скачала карту и теперь шла по красной линии, которая вела к зданию. Ничего другого я не нашла, и приходилось надеяться, что я иду в нужном направлении. Я прошла через калитку, спрятанную в кустах, и свернула влево. Домик сторожа пустовал. Окно в нем было открыто, и я заглянула внутрь. Газета и чашка дымящегося кофе. Может быть, нужно было сообщить о себе, оставить документы, задалась я вопросом. Подождала одну-две минуты, а затем двинулась дальше, чтобы не опоздать.
Перед зданием меня встретил громогласный лай. Откуда ни возьмись. Какой-то пес разрывался от лая с подвыванием, а я его не видела. Сначала я остановилась, потому что сквозь весь этот омытый солнцем, миролюбивый пейзаж неслось оповещение, что я буду растерзана, если продолжу идти дальше, но затем все-таки зашагала к зданию, осторожно, осматриваясь, не выскочит ли из укрытия пес. В тот самый миг, когда я дошла до входа в неожиданно большое здание и взглядом поискала, как бы войти, дверь открылась и показалась женщина в одежде уборщицы. К ней подбежал грязный кудлатый пес. Он отважился покинуть свою засаду и перестал завывать.
Добрый день, я старалась быть любезной.
Говорите, она ответила с равнодушием только что проснувшейся домохозяйки.
Мне нужно встретиться с директором в восемь, я новый библиотекарь, по крайней мере пока ваш коллега не выздоровеет.
Какой коллега? не впускала она меня.
Библиотекарь, я стояла перед ней.
Вот еще тоже, процедила она. Постояла еще некоторое время у входа, а затем впустила меня в вестибюль. Я не стану вмешиваться, это его дело сказала она больше про себя, но с явным желанием, чтобы я тоже услышала.
Что ж, входите. Идите до конца коридора, а дальше направо.
Я выслушала указания и вскоре очутилась перед кабинетом директора. Сняла шапку, пригладила наэлектризованные волосы и расстегнула куртку. В тот момент, когда я занесла руку, чтобы постучать в дверь, она внезапно широко открылась, показав в проеме крупную блондинку возможно, секретаршу. Та с усилием улыбнулась.
Прошу вас, сказала блондинка почти сердечно.
Мне назначена встреча с директором в восемь. Я замещаю вашего библиотекаря.
По лицу женщины вмиг пробежала тень невысказанного вопроса. Она едва заметно нахмурилась, но вскоре вернула себе прежнее выражение и шевельнула губами в натренированной вежливой улыбке.
Ах, так входите, я позову директора, он в лаборатории. Значит, библиотекарь Да, конечно
Я вошла и села за большой стол для совещаний.
Любезная блондинка-«секретарша» проводила меня взглядом и исчезла.
Помещение, в котором я осталась, не было кабинетом в подлинном смысле этого слова, скорее походило на небольшую комнату для переговоров. На стенах висели плакаты с изображением громоздких аппаратов с надписями на немецком. Я не знала, для чего служат эти аппараты, но мне было ясно, что они устарели. Плакаты были пожелтевшие от времени, а устройства явно принадлежали к давно превзойденным технологиям. На столе, помимо пыли, видимой в свете солнца, что пробивался сквозь жалюзи, стояла пустая чашка из-под кофе. Перед чашкой находилась небольшая область без тонкого налета пыли как будто кто-то в два движения выпил кофе, предплечьем вытирая стол. Чистая часть дешевой поверхности имела форму треугольника. Мне показалось, что это выдает нервозность особы, сидевшей за столом нынче утром. Рука, очевидно, нервно двигалась влево-вправо, в то время как мысли занимали ум, так я объяснила картину, которая была передо мной.
Я ждала и, словно прошедшей ночью, слушала тиканье часов, скрытых из-за роскошного цветущего кактуса. Без стука, словно фурия, влетела женщина в белом халате с папкой в руках. Увидев меня, она удивилась. Прежде чем пожелать мне доброго дня, женщина обернулась вокруг себя убедиться, что я в самом деле одна в помещении.
Добрый день, улыбнулась я. Встала, чтобы не тянуть время, и попыталась влиться в коллектив, протянув руку и продекламировав все ту же фразу. Я замещаю вашего библиотекаря
Через несколько мгновений женщина приняла мою руку, которая повисла в воздухе между нами и улыбнулась.
Очень приятно Директор не здесь?
Мне сказали подождать, он скоро будет.
Ему следовало бы посмотреть вчерашний отчет.
Некоторое время она стояла у стола в недоумении, затем опустила папку на пыльную поверхность, улыбнулась такой же, словно клонированной улыбкой и вышла. Не прошло и пяти секунд, как она снова влетела, словно ураган, схватила папку, обхватила ее руками, улыбнулась и пропала.
В каком же это я логове оказалась подумала я и вспомнила сон, начиная верить в его пророческое значение.
Наконец вошел директор. Худощавый вежливый человек с небольшими голубыми глазами и пышными усами. Он приблизился ко мне с улыбкой, протянул руку.
Пожалуйста, садитесь! Извините, что ждали меня Утро всегда приносит неприятности: не хватает реагентов, как и денег для пополнения запасов. Государство давно махнуло на нас рукой, мы стараемся, выживаем Итак, добро пожаловать! Вы уже познакомились с моей секретаршей.
Да, конечно, это была секретарша Как легко разгадать человека, преданного своей профессии. Подражают ли они известному прототипу, или сама работа формирует их и делает из них копию это для меня загадка. Те, кто часто ездит без билета, говорят, что с легкостью определяют контролеров. Мне это не удается, но секретарш, архитекторов, адвокатов и врачей я узнаю безошибочно. По осанке, жестам, словарю, склонностям, по тому, как они демонстрируют профессиональную гордость. За них говорит и стиль. Архитекторы выделяются, остальные словно питают одинаковый вкус. Даже покупая в различных магазинах и странах, на разных континентах, они всегда без промаха выбирают то, что мог бы надеть каждый из них. Гардероб архитектора находится где-то посредине между гардеробом художника и журналиста конечно, когда они выкупаются, а их одежда побывает в химчистке.
Я с улыбкой кивнула.
Директор сел за стол рядом со мной, развернул стул так, чтобы не выворачивать шею во время разговора, и положил локти на стол. Кисти рук он сомкнул, левую поместил в правую, принял серьезное выражение лица, слегка нахмурившись, и вздохнул.
Сейчас будет серьезное заявление, поняла я.
Директор разомкнул ладони, пожал плечами и опустил предплечья на стол.
Как вам сказать? Наш библиотекарь получил травму
Да, мне очень жаль, я слышала
Да, да нам всем очень жаль.
Директор от нервного волнения или печали, которая слышалась в его, впору сказать, поставленном голосе и виделась в драматически сведенных бровях, замахал руками влево-вправо, словно двумя веерами, и тем самым очистил от пыли поверхность стола перед собой. Он замолчал, и я подумала, что было бы уместно поинтересоваться несчастьем, которое случилось с библиотекарем. Тем более что тон директора производил впечатление, что человек искалечен насмерть, что для него нет надежды на спасение.
У него серьезная травма? Он упал?
Да, видите случай не выбирает травма
С ним в самом деле все так плохо?
Потому мы и пригласили вас, чтобы вы заменили его, насколько потребуется месяц или два, может быть.
Я опустила взгляд и кивнула.
Спасибо, что выбрали меня.
Это было не случайно: вас хвалили, и было ясно, что вы правильный выбор. Мне не пришлось долго раздумывать.
Меня снедало любопытство, кто же меня хвалил, и я сомневалась, спросить ли. Будь я в себе, так сказать, лучше проснувшаяся, передо мной не было бы этого сомнения: я состроила бы любезное выражение лица и снова кивнула бы, словно меня способен порекомендовать кто угодно на свете. А так я открыла свою неуверенность.
Кто же меня похвалил? Было бы хорошо его поблагодарить
Директор посмотрел на меня и ничего не сказал. Взгляд его голубых глаз согревал все, на что был направлен. Директор наверняка был красив в молодости. Меня смутило, что он избегает ответов на мои вопросы, как будто здесь так принято. Да произношу ли я вообще вопросы? Мне пришло на ум, что они остаются у меня в мыслях. Вероятно, я забыла из своей головы исторгнуть фразу. Со мной такое бывает. Поэтому я перебила собеседника и на этот раз очень громко, четко артикулируя, повторила: