Период полураспада - Лантан Юрий 6 стр.


 Нга приходил,  бросил Илко, поправляя сбрую на олене.

Мы ежились возле барака ненца. Попыхивая трубкой, Илко готовил к поездке упряжку из четырех оленей. Моросил дождь. Я посмотрел на Фокина, который с задумчивым видом застыл возле нарт. Педиатр разбирался в местном фольклоре, поэтому я ждал от него пояснений, прекрасно понимая, что от Илко я их точно не получу.

 В мифологии ненцев Нга это одновременно название злого божества и общий термин для страны мертвых,  Фокин забрался в нарты и похлопал по пустующему рядом месту.  Поехали, Алексей Петрович. Хочу к обеду вернуться.

Я кивнул на прощание Зориной и Галине Ивановне, которые наблюдали за нами с крыльца амбулатории, и, оставив Гаврилова за главного, уселся в нарты рядом с Фокиным. С утра я решил, что поеду на стойбище вместе с педиатром. Ненцы уважали бывалого врача, не один год лечившего их детишек. Долгое время он был начальником выездных медицинских бригад, но бумажная волокита и стрессы, связанные с организацией экспедиций, настолько ему надоели под старость лет, что в этот раз бразды правления достались мне терапевту.

Илко стукнул шестом по оленю-вожаку, и мы тронулись, оставляя позади Нюртей. Дорога по тундре заняла два часа. Однообразие пейзажа саднило глаза: бурые просторы, поросшие мхом и ягелем, убегали в бесконечную даль и сливались с набрякшими тучами. Мысли стелились за горизонт: я думал о том, как вернусь домой и обниму Алену с сынишкой, почувствую их тепло и увижу улыбки

Нарты подпрыгнули на кочке. Впереди показалась остроконечная верхушка чума, рядом чернели кривые бревна загона для оленей. Он пустовал как и все стойбище ненцев: ни души вокруг.

 Где все?  поинтересовался Фокин.

Илко пожал плечами и остановил упряжку. Мы выбрались из нарт и осмотрелись. В предыдущие экспедиции я несколько раз бывал на стойбищах в окрестностях Нюртея и хорошо помнил, что временные поселения ненцев состояли из десятка чумов и пары-тройки загонов, до отказа набитых оленями, рядом с которыми неспешно возились местные. Сейчас же посреди обширного пространства высился лишь один-единственный чум. Поблизости от него еще виднелись круги из слежавшейся травы участки, где раньше стояли другие чумы.

 Все ушли,  подытожил Илко.

 А зачем оставили чум?  удивился я.

Ненец не нашелся, что ответить: почесал затылок и направился к жилищу из оленьих шкур.

 Хозяин?  позвал Илко, приподняв полог чума. Он скрылся внутри, и мы с Фокиными, переглянувшись, последовали за ненцем.

Сквозь отверстие наверху падал тусклый свет, которого едва хватало на то, чтобы рассмотреть обстановку. Типичный быт кочевников, я видел его не раз: дощатый пол с разложенными по бокам цветастыми матрасами, печка-буржуйка в центре, рукомойник рядом, по углам небольшой столик, баки с водой и ящики. Странность заключалась в том, что по всему помещению были разбросаны одежда, тряпье и посуда алюминиевые кружки, ложки, кастрюли,  а у наших ног валялся перевернутый на бок чугунный котел. В воздухе застыл тяжелый запах: железистый, резкий, хорошо мне знакомый по прозекторской в районной больнице запах крови.

Я опустил взгляд: на досках, сквозь которые виднелись земля и чахлая трава, подсыхали алые лужицы.

 Что здесь произошло?  спросил я Илко.

 Оленя варили,  как обычно сухо ответил ненец.

 А где хозяин чума?  вмешался Фокин.

 Его нет,  Илко вышел на улицу, оставив нас в замешательстве.

Фокин еще раз оглядел бардак в помещении, а затем посмотрел на меня. Его глаза, всегда слезившиеся в ветреную погоду, выражали беспокойство.

 Что-то здесь нечисто, Алексей Петрович,  покачал он головой.

 Получается, ненцы собрались всем стойбищем и уехали, оставив один чум?  уточнил я.

 Получается, так,  согласился Фокин.  Но это очень странно. Ненец никогда не будет каслать без своего чума. И гляньте на этот беспорядок: собирались как будто в спешке, все бросили и ушли.

 Может, драка была?  я кивнул на следы крови на полу.

Фокин развел руками и поджал губы.

 Местные, когда напьются, могут быть агрессивными, но я не вижу здесь ни одной бутылки водки,  размышлял он вслух.

Я понял, что несколько последних минут едва дышал настолько плотным и тошнотворным был воздух. Пора уходить.

Мы вышли из чума. Илко, покуривая трубку, дожидался нас возле упряжки. Олени понуро щипали траву. С севера тянуло холодом, а небо стало густым и темным, предвещая первый снег. Я поежился и, поглубже натянув вязаную шапку, направился к нартам.

* * *

Мы вернулись в Нюртей: бараки поскрипывали от порывов ветра, сумрак закрался между ветхих построек. Илко остановил упряжку возле амбулатории. В тот же миг на крыльцо выскочила Зорина, на ходу застегивая куртку.

 Вы не видели Галину Ивановну?  ее голос дрожал от тревоги.

 Нет, а что случилось?  я спрыгнул с нарт.

 Пропала куда-то,  возле соседнего барака показался Гаврилов с ружьем.  Как только вы уехали, она сказала, что пойдет ягоды собирать. И до сих пор не вернулась. Я уже дважды вокруг поселка обошел нигде ее нет.

 У озера смотрели?  спросил Илко.

Гаврилов отрицательно покачал головой. Озеро располагалось в двух сотнях метров от Нюртея. Илко натаскивал из него воду для своего домика и амбулатории. Путь к водоему лежал через топкие участки тундры, поэтому наша бригада если и ходила к озеру, то лишь для того, чтобы сделать снимки на память. Впрочем, Галина Ивановна уже успела сфотографироваться по приезду, поэтому с трудом представлялось, зачем бы она сегодня потащилась к воде. Но это было единственное место в окрестностях Нюртея, которое не проверил Гаврилов.

Фокин и Зорина остались в амбулатории, а мы втроем направились к озеру. Резиновые сапоги чавкали по влажному мху. Вскоре впереди блеснула стальная вода.

На берегу распласталась Галина Ивановна. Она лежала на спине, раскинув руки, при этом голова женщины почему-то уткнулась лицом в землю: ее крашеные в рыжий цвет волосы контрастировали с бурой землей.

Лишь подойдя ближе, я понял, что было не так: голова, отделенная от туловища, лежала чуть выше шеи, из которой в рванине мышц и сухожилий белел позвонок.

Гаврилов шумно выдохнул. Илко застыл на месте. Я дрожал от озноба: вспомнилось, как Галина Ивановна приводила ко мне на прием мужа и дочь, переживала за их здоровье. Они остались в Салехарде, и Галина Ивановна к ним больше не вернется.

Я присел возле отделенной от туловища головы и осторожно ее перевернул. Лицо женщины превратилось в месиво из разодранной кожи, багрового мяса и налипших травинок. Пустые глазницы сочились кровью.

Что-то изменилось вокруг: стало тише, будто тундра и без того немногословная задержала дыхание. Я поднял голову и ощутил холодные касания на коже: падал снег.

* * *

Мы уложили тело на кушетку в смотровом кабинете. Голову, убранную в пакет, разместили рядом возле шеи. Фокин и Зорина в оцепенении наблюдали за нашими действиями.

 Кто это сделал?  выдавила гинеколог.

 Мы не знаем, но, наверное, медведь или волк,  стараясь сохранять самообладание, ответил я, хотя прекрасно понимал, как фальшиво и неуверенно прозвучали мои слова.  Какой-то крупный хищник.

Илко хмыкнул и покачал головой. Вчетвером мы уставились на него.

 Ты что-то знаешь?  нахмурился Гаврилов.  Это ночной визитер сделал, да? Кто это был?

Ненец пристально посмотрел на хирурга и тихо сказал:

 Надо уезжать. Я вызову вертолет по радио.

Илко вышел из смотровой: по коридору удалялись его шаги. Гаврилов схватил ружье и выскочил следом.

 Стой!  крикнул он.  Со мной пойдешь!

Когда они ушли, я плюхнулся на стул и потер лицо. Глаза щипало от ртутного света ламп, носоглотку саднил запах крови. Фокин подошел к трупу Галины Ивановны.

 Одежда целая,  сказал он, осматривая тело.  Если это был зверь, он наверняка бы разодрал куртку.

 То есть, это сделал человек?  голос Зориной сорвался.  Но кто на такое способен? Здесь что, маньяк ходит?!

Девушку била крупная дрожь, губы дрожали, лицо побледнело. Еще чуть-чуть, и паника накрыла бы ее с головой.

 Света, собирай вещи,  как можно спокойнее сказал я.  Мы уезжаем. Илко вызовет вертолет со спасателями, они будут здесь через несколько часов.

Зорина обхватила себя руками и, кивая головой, направилась к выходу.

В то же мгновение снаружи раздался истошный вопль. Еще секунда и прогремели два выстрела.

Мы застыли в испуге. Первым очнулся Фокин:

 Это Илко кричал?  спросил он.

Я подбежал к окну. Вгляделся в сумрак: шел мелкий снег, и за его завесой с трудом просматривались темные бараки на другой стороне улицы. Фокин встал рядом со мной, часто и шумно дыша.

 Я их не вижу,  прошептал я.

 Что с ними случилось?  дрожащим голосом спросила Зорина.

Я отошел от окна.

 Очевидно, на них кто-то напал, и Гаврилов открыл огонь.

 Крик и выстрелы раздались со стороны домика Илко,  Фокин кивнул на барак через дорогу, чуть правее от нас.

 Пойду проверю,  я надел куртку.  Оставайтесь здесь и ждите нас.

Фокин и Зорина переглянулись.

 А вдруг на вас тоже нападут?  в глазах девушки блеснули слезы.

 Света, и что ты предлагаешь делать? Сидеть здесь?  я раскрыл дверь и вышел в коридор.  А вдруг Гаврилову и Илко нужна помощь? Галину Ивановну мы уже потеряли.

Я покопался в ящиках, расставленных у стены, и вытащил топор: мы кололи им дрова для печки. Теперь он станет моим оружием.

* * *

Стараясь не шуметь, я приоткрыл дверь и выглянул наружу. Лицо мазнуло холодом, а взгляд провалился в серый сумрак. На черную землю падал мелкий снег. К утру Нюртей укроет белым покрывалом.

 Гаврилов! Илко!  шепотом позвал я, не надеясь на ответ: мой голос они навряд ли услышат, а кричать я опасался, ведь где-то рядом бродил хищник.

Никто не откликнулся. Поселок казался безлюдным. Сжимая топор, я выскользнул на крыльцо и обернулся: в дверном проеме застыл Фокин. Он напряженно следил за моими действиями, готовый прийти на помощь в случае опасности. Я кивнул коллеге «все нормально!»,  и педиатр закрыл дверь на засов, оставив меня одного в сумраке и неизвестности. Но я сам этого хотел.

Помедлив немного, я стремительным броском пересек улицу. Спрятался за ржавыми бочками у барака. Отдышался дыхание сбилось не столько из-за короткой пробежки, сколько из-за бурлящего в крови адреналина. В ушах стучало, во рту пересохло, топор оттягивал руку.

Я выглянул из-за бочки: на улице ни души. В окне амбулатории бледнели лица Фокина и Зориной, с тревогой следившие за мной. Почему-то захотелось помахать им, но я сдержался. Досчитав до десяти, я выскочил из укрытия и, пригибаясь, побежал к бараку Илко до него оставалось не более тридцати метров.

У домика ненца я сбавил темп, присел возле груды старых ящиков, от которых пахло рыбой, и, прислушиваясь к малейшему звуку, высунул голову. На первый взгляд все было спокойно: впереди темнел барак, падал снег, редкими порывами дул ветер. Я вышел из-за горы ящиков и, сжимая топор, подбежал к дому. Кинул взгляд направо, где располагался загон для оленей, ожидая увидеть рогатых друзей Илко.

Олени валялись на земле. Из распоротых животов, сочившихся темной кровью, валил пар.

Я сглотнул. Нельзя терять время. Хищник где-то рядом, и с каждой минутой Гаврилову и Илко могла грозить все большая опасность. Впрочем, как и мне. Я крепче сжал топор, открыл дверь домика ненца и заглянул внутрь.

Я не спешил заходить: понадобилось время, чтобы глаза привыкли к полумраку. По обе стороны коридора тянулись двери. Когда-то здесь жили семьями коренные жители, решившие отказаться от кочевого образа жизни. Теперь же комнаты стояли заколоченными, и только одну из них занимал Илко: он говорил, что ему хватает. Насколько я помнил, берлога ненца скрывалась за второй дверью справа.

Осторожно ступая, я подошел к рассохшейся двери. Она была приоткрыта.

 Илко?  шепотом позвал я.  Гаврилов?

Никто не ответил, и я, распахнув дверь, зашел внутрь, обхватив топор обеими руками на случай нападения невидимого врага.

Илко лежал в углу, рядом валялись перевернутые стулья и стол. В тусклом свете, проникавшем из окна, на полу блестели темные лужи крови. Пахло порохом и железом. Я подбежал к ненцу и сел рядом. Он тяжело дышал и прижимал руку к плечу. По пальцам текли красные струйки, лоб покрылся испариной.

 Илко, ты как?

Я осторожно убрал руку ненца с плеча. Сквозь разодранную одежду зияла небольшая рана с рваными краями, подтекавшими кровью. Я достал платок и плотно приложил его к плечу Илко.

 Надави рукой и не отпускай,  сказал я.  Что здесь случилось?

 Он напал на меня, когда мы вошли,  прошептал ненец пересохшими губами.

 Кто напал?

 Хет,  выдохнул Илко.

Должно быть, до смерти напуганный, истекающий кровью ненец назвал на родном языке какого-то хищника, но у меня не было времени выпытывать перевод на русский. Куда важнее было другое:

 Где Гаврилов?

 Его нет,  ненец прикрыл глаза.  Хет утащил.

Мне хотелось как следует врезать Илко за его короткие ответы, но я вспомнил о врачебной заповеди: не навреди.

 Вы успели вызвать помощь?

Илко отрицательно качнул головой:

 Гаврилов стрелял. Промазал и попал в рацию.

Ненец кивнул на радиостанцию, лежавшую на полу рядом с опрокинутым столом. Ее корпус разворотило на куски. О вызове экстренной помощи можно забыть: в Нюртее отсутствовало покрытие сотовых операторов, спутниковых телефонов у нас не было, и вся связь с большой землей поддерживалась через старенькую радиостанцию Илко.

Я выпрямился и оглядел пол в поисках двустволки Гаврилова, но не нашел ее. Наверное, хищник уволок хирурга вместе с оружием. Но я кое-что вспомнил.

 Илко, у тебя же было ружье? Где оно?

Ненец указал на шкаф у стены. Я подбежал к нему и, покопавшись среди коробок и разного скарба, вытащил ИЖ-43 с таким же ружьем я в детстве ходил на охоту с отцом. Я пошарил по полкам и нашел начатую коробку с патронами. Зарядил два ствола, остальные боеприпасы высыпал в карман куртки.

Когда я обернулся, Илко уже стоял на ногах. Он пошатывался, прижимая ладонь к плечу.

 Надо найти Гаврилова и зашить твою рану,  сказал я.

 Нет,  неожиданно твердо ответил Илко.  Надо уезжать. Здесь опасно. Доберемся до грузовика.

Древний «Урал-375» доживал свой век на задворках поселка, и пару раз в год Илко развозил на нем группы геологов, любивших забраться в труднодоступные участки тундры. В остальное время железный монстр служил объектом для фотоснимков на память.

 А на грузовике куда?  я осторожно выглянул в окно, проверяя обстановку снаружи. Сумрак и снег и больше ничего.

 До Лабытнанги,  Илко проковылял к двери.  Там люди.

* * *

Мы выбрались из домика и, то и дело озираясь, побежали к амбулатории. Я отдал Илко топор, а сам держал ружье, готовый в любой момент открыть огонь. Заметно стемнело, и ветхие строения поселка, казавшиеся исполинскими черными гробами, тонули в полумраке.

Справа и сверху что-то мелькнуло. Я едва поднял голову, как с крыши барака, мимо которого мы пробегали, взметнулась тень и приземлилась рядом с нами. Я успел заметить темную шкуру в клочьях меха и косматую голову. Тварь с хрипом набросилась на Илко и вцепилась ему в горло. Ненец вопил и дергался под свирепыми ударами хищника, пытаясь его сбросить. Топор упал рядом, и Илко, шаря рукой по земле, не мог до него дотянуться.

Я выстрелил. Дробь попала в зверя и откинула его назад. Я подбежал к Илко, но в тот же миг тварь взметнулась вверх и приземлилась рядом с нами прыжок, невозможный для раненого существа! Я нацелил ружье в самый центр черного кома и пальнул. Выстрел отбросил монстра на пару метров, но не остановил: он снова поднялся с земли. Сгорбившись, зверь на четвереньках приближался к нам, свирепо щерясь и хрипя. Я не мог разглядеть его морду: длинные космы на голове ниспадали до самой земли.

Назад Дальше