И я не останавливаюсь. Не сдаюсь.
Но не сдается и он.
Рордин, как и всегда, тверд и несокрушим, в то время как моя плоть отдается ему каждый день.
Я не вижу с твоей стороны никаких попыток преодолеть страхи, мое терпение иссякает. Стремительно.
Что-то во мне обрывается.
Навязчивое спокойствие струится по венам и застывает, словно раствор, выстилая внутренности бетонной грацией, которую так хорошо знает Рордин.
Я стремительное пятно движения.
Бросаюсь и вспарываю кончиком меча его рубаху. Ткань лопается, как рваная рана, я резко застываю, трезвея, оружие выскальзывает из ладони.
Раскрываю рот но не выходит ни звука.
Я ранила Рордина.
Пошатываясь, подаюсь вперед, растопыренные пальцы натыкаются на его грудь, лихорадочно отдирают ткань, чтобы я увидела повреждения.
Их нет.
Ни пореза, обнажающего внутренности.
Ни крови.
Подняв взгляд, попадаюсь на крючок его леденящего внимания, и под его тяжестью чуть не подгибаются колени.
Под моей ладонью медленно и гулко бьется его сердце.
Слишком медленно.
Отшатываюсь, отдернув руки.
Вскинув бровь, Рордин опускает взгляд на кожу, обнаженную моим жестким ударом, и ворчит. Смяв рваную ткань в кулаке, он сдирает рубашку с себя и отбрасывает в сторону.
Пялюсь на него, не в силах не смотреть на гладкие мышцы, из которых он соткан, будто каждый его фрагмент это идеально обработанный камень. И сложенные вместе, они являют собой произведение искусства.
Рордин напоминает мне мою стену в Шепоте, но вместо раствора его части удерживают вместе слова. Изящные слова, которые мне незнакомы, письмена серебристые, каким бывает океан, когда небо затянуто облаками. Строки и фразы соединяются, перетекают друг в друга так, что если перенести их на лист пергамента, каждая деталь оказалась бы связана с какой-нибудь еще.
Татуировки, хриплю я, и моя ладонь зависает в пространстве между нами.
Отметины пульсируют светом, словно обладают собственной сущностью.
Собственной душой.
В медленном, неторопливом ритме, и я ловлю себя на том, что дышу в такт.
Ту-дум.
Ту-дум.
Ту-дум.
По моему лицу скользит холодный, хмурый взгляд, побуждая найти источник.
Роняю ладонь.
Я вижу в этих каменных глазах не просто жесткого мужчину, который расхаживает по залам и правит суровой дланью.
Я вижу хищника. Я вижу собственное мрачное забвение.
Он бьет.
Если я и думала, что мои движения быстры, то я себя обманывала. Он буквально молния стремителен и непредсказуем.
Порывист.
В его калечащих ударах нет ритма. Все они мощь и разрушение, нацеленные изувечить, вывести из строя, убить.
Отступаю от бури, что на меня надвигается, уклоняюсь от удара за ударом, ухожу от диких, блестящих глаз, которые не узнаю. Отодвигаюсь все дальше и дальше от оставшегося лежать на полу меча.
Натыкаюсь спиной на камень, и Рордин меня вжимает, проводя мечом холодную линию по моему горлу. Дыхание, которое мы вместе пьем, болезненно пьянит.
Грудь поднимается и опускается беспорядочными толчками, мысли лихорадочно скачут. Но хотя Рордин поймал меня в ловушку между собой и стеной, готовый нанести смертельный удар, что-то все же заставляет меня вскинуть голову
Рордин вздергивает верхнюю губу, щеря зубы, и я представляю, как они впиваются мне в шею.
Мой взгляд цепляется за них и изо всех сил стремится освободиться, пока Рордин не издает низкое рычание, от которого у меня в коленях поселяется слабость вот-вот повисну прямо на его мече.
Это облизываю губы, пробуя на вкус ледяной воздух, барахтаясь в ловушке. Ты же
Что-то вспыхивает в его глазах, напоминая мне о надвигающейся с океана грозе. Пространство между нами стремительно сокращается.
Что я, Орлейт?
Опасен.
Раздается «кхе-кхе», и я тут же ищу взглядом источник звука, хотя все еще чувствую, как пригвождает меня к месту леденящий взор Рордина.
Чего?! рявкает он.
Бейз, стоящий у входа, сунув руки в карманы, ничуть не потрясен тем, что Рордин вжал меня в стену и вот-вот перережет глотку. По правде говоря, его больше веселит мой взгляд, которым я буквально сдираю с него кожу.
Не тот ответ, которого я жду.
Рордин руководил моим обучением последние пять лет, и Бейз обманом заставил меня поверить, что это наш с ним секретик. Вот же ублюдок.
Даже не сподобился изобразить сожаление.
Ты хотел, чтобы тебя уведомили, когда верховная владычица пересечет границу, говорит Бейз, отводя глаза шоколадного цвета от моего грозного взгляда.
Рордин испускает почти неслышный вздох.
Он отстраняется и, бросив Бейзу меч, оглядывает меня с головы до ног.
Закончи с этой, произносит он, указывая в мою сторону подбородком, прежде чем поднять с пола изорванную рубаху.
Но мое согласие выманили обманным путем! возмущаюсь я, лихорадочно переводя взгляд с одного на другого. Я бросаю занятия.
Рордин застывает как вкопанный.
Проходят несколько мгновений, которые кажутся маленькой вечностью. Наконец он отмирает, сжимая рубашку в кулаке до побелевших костяшек, и смотрит в мою сторону.
Тогда тренировки будут заменены ежедневными поездками в близлежащие деревни. В моем сопровождении.
От удара не ускользает ни одна клеточка тела. Кости вот-вот рассыплются в прах.
Ловлю себя на том, что произношу слово «нет» одними губами не в силах набрать достаточно воздуха, чтобы сказать его вслух.
Взгляд Рордина становится жестче.
Значит тренировки. Я вернусь завтра вечером.
Сердце ухает в пятки.
Завтра вечером
Он отказывается от крови. Возможно, даже две ночи подряд. Такого еще не бывало.
Но разве я тебе не понадоблюсь?
Нет, рычит он. Мне нужно, чтоб ты свое дерьмо разгребла.
Мудак.
Надери ей задницу, Бейз. И продолжай, пока у нее в глазах цвет не проклюнется.
Ненавижу тебя, удается мне прошептать, когда он удаляется к распахнутым дверям.
Он застывает ровно в тот миг, когда слова слетают с моего языка.
Губы Рордина кривит легкая, лишенная веселья улыбка, которую почти больно видеть жуткая, резкая, она мне напоминает, что, несмотря на все годы под одной крышей, я совсем не знаю этого мужчину.
Несмотря на все капли себя, которыми я с ним делилась.
О, ненаглядная, тянет Рордин, сверху вниз окидывая взглядом мое тело, все еще прижатое к стене его фантомным прикосновением. Ты даже не знаешь значения этого слова.
И уходит.
Глава 11
Орлейт
Закрываю дверь теплицы, набрав полные легкие пронизанного цветочными ароматами воздуха в попытке успокоить себя изнутри. В кулаке зажат букет, яркие лепестки всех цветов, кроме того, что отражает мое настроение.
Голубого.
Не свежего и прозрачного голубого, каким бывает океан, когда его не обуревает непогода, но тусклый цвет неба прямо перед тем, как из него исчезнет последний луч света.
Откручиваю крышку с пустой банки, разжимаю пальцы, высвобождая стебли моего улова и свежие, сочащиеся волдыри, уродующие мою ладонь.
Вот к чему приводит перетаскивание пятидесяти шести камней по Бревну становишься как прокаженная.
Старое дерево, которое двенадцать лет назад упало поперек застоявшегося пруда внизу поместья, раньше было достаточно безобидным пока Бейз не начал использовать его для тренировок и телесных наказаний. На каждом конце лежит по груде камней, все больше моей головы размером, а если я потеряю равновесие, пока переправляю их на другую сторону? Ну, придется окунуться в кишащий селки пруд.
Надо было самой туда сигануть, когда волдыри только начали появляться, и бешеным рывком добраться до берега, но я слишком увлеклась тем, что тешила затаенную обиду.
Обиду, которая только возросла, когда я взобралась на самый верх Каменного стебля и обнаружила, что мой тайник девственно чист. Теперь придется заново собрать все тридцать четыре ингредиента, чтобы приготовить новую партию экзотрила, а для большинства сейчас не сезон.
Я в ярости.
Завтра, когда я проснусь с ощущением, что голову раздавило меж парочкой валунов, я буду взбешена еще больше. Уверена, именно об этом Рордин и думал, когда свалил с места преступления, уехал на пару дней и оставил меня спасать остатки моего самообладания.
С тяжелым вздохом втыкаю цветы в банку с чуть большей силой, чем нужно, и ломаю несколько стеблей.
Пока я прячу добычу в сумку, мимо с полным мешком проходит садовник. Он приподнимает шляпу в знак приветствия. Бурчу что-то в ответ, а потом застываю и ору:
Погоди!
Готова поклясться, что он застонал.
Когда я подхожу, садовник развязывает мешок и, отступив на шаг, отряхивает куртку. Я же, опустившись на колени, перебираю обрезки самшита.
Гейл, верно?
Молодой человек снова приподнимает шляпу.
Да, мэм.
Натыкаюсь на дне на несколько ягодок остролиста и цокаю языком. Заматываю их в марлю и поднимаюсь на ноги, убирая сверток в сумку.
Ты не срезал колокольчики, верно?
Не то чтобы я собиралась поддать в тон обвинения, но судя по бледнеющему лицу парня, выходит именно так.
Н-н-нет, мэм. Я бы не посмел! Я всего лишь подмастерье, учусь стричь живую изгородь.
Так, а остальные садовники, которые тут вечно суетятся, машу рукой на идеально ухоженный сад, и всякое подстригают?
Будь все по-моему, сад бы уже весь зарос. Дикий, непокорный, усыпанный цветами.
Я, э-э, я не могу отвечать за других, но думаю, никто не посмеет, говорит парень, туго затягивая шнурок.
Он, верно, имеет в виду проверки случайных мешков, которые я устраиваю каждую неделю, чтобы убедиться, не пропало ли чего ценного. Он бы и сам так поступал, если бы вырастил бо´льшую часть этого сада из семян.
Парень забрасывает мешок на плечо и отступает на шаг, приподнимая шляпу в третий раз.
Если вы все, то у меня еще полным-полно работы перед балом
Вздыхаю.
Проклятый бал. Да он меня преследует. И мои растения.
Просто не переусердствуй.
И не посмел бы. И парень спешит прочь, пока я массирую виски.
Осматривая землю, волочу ноги к восточной стене замка, где растут кустарники, в надежде найти пережившие мороз колокольчики. Луковицы в Рассадах дали только один урожай. То малое количество краски, которое он мне подарил, уже иссякло, стебли были высушены, растерты в порошок и добавлены в мой изъятый запас экзотрила.
Да, вот один из многих ингредиентов, которые мне теперь предстоит собрать. Просто соль на рану. Но что важнее, без голубой краски я не смогу закончить камень, который отделила от стены в Шепоте. От одной только мысли об этом болит голова.
Спотыкаюсь о коварно торчащий из земли камень, лечу и падаю лицом в траву в неприятной близости от кучи конского навоза.
Застонав, выпрямляюсь, и взгляд вдруг цепляется за что-то за кустарником, поблескивающее в луче солнечного света.
Ползу вперед и, раздвинув ветки, обнаруживаю маленькое круглое окошко почти у самой земли. Стекло такое грязное, что за ним ничего не рассмотреть. Плюю на край рукава и протираю поверхность, а потом припадаю к ней носом.
Хм.
Тусклый свет послеполуденного солнца позволяет разглядеть помещение, битком набитое большими предметами мебели, которые накрыты белыми простынями.
Я еще никогда его не видела, а это редкость. Я исследовала все места замка Нуар, кроме логова Рордина, запертой двери у подножия Каменного стебля и Крепости. Вход в эту комнату, должно быть, очень хорошо спрятан, что лишь усиливает интригу.
Мой неиссякаемый источник любопытства вновь бурлит.
Тянусь назад и вытаскиваю из земли камень, о который только что споткнулась. Прикусив язык, готовлюсь швырнуть его в оконное стекло
Лейт.
Взвизгиваю, чуть не подпрыгнув.