Что, бабка-то Бондариха жива, али неможется ей? спросила она идущего рядом с Рыжухой Степана, Ты кто таков и чего приехал?
Здравствуй, бабушка, вежливо отозвался Степан, что ж поделаешь со старостью, Марья Тимофеевна в добром здравии, слава Богу. А я по делу приезжал, Степаном Кузнецовым зовусь.
Ишь ты! «Марья Тимофеевна»! проворчала старуха, Отец Игнатий вот на её наложит епитимью за ведовство, а то и чего похуже!
Степан не стал слушать старухино ворчанье, запрыгнул в лёгкую телегу и пустил Рыжуху рысью. До темна охота было дома оказаться, страшили Степана места глухие, болота да тёмный ельник так и казалось, что за каждым кустом чужие злые глаза за ним наблюдали! Степан мотал головой, отгоняя такие мысли, что же, засиделся он на выселке, в люди стало боязно выходить то не дело! Надобно такие думы прогнать из головы, вон, и бабы глядишь за клюквой ходили, и мужики а он боится, слыханное ли дело! А всё же подгонял Рыжуху, которая и сама хотела поскорее оказаться дома.
К вечеру подморозило, и телега легко катилась по примёрзшей дорожной колее, и вскоре Степан увидал зажжённый Марьей Тимофеевной фонарь над воротами. И стало тепло на душе ждёт его названая матушка, от смерти безвременной спасшая
Ну что, Стёпушка, притомился? Марья встретила его у ворот, издалека заслышав путника, Много работы Настасья-то дала?
Нет, не много, быстро управился. Вот, тебе гостинец передала и велела кланяться.
Я ей сказала, Настасье-то, что ты сродник мой, с далека приехал. Вот и ты про себя шибко много не сказывай. Люди теперь всего боятся, злые стали. Ну, поди умойся, да станем вечо́рять!
Степан повёл Рыжуху в стойло, подкинув свежего сенца и сыпанув овса. Хороша лошадка, послушная и резвая, похлопал Степан кобылку по крупу, быстро его до дому довезла. Вон, месяц только народился на небе, а за лесом затухает вечерняя заря.
Ты, Стёпушка, фонарь у ворот потуши, сказала бабка Марья, Ни к чему нам гости ночные, а свои все дома! Сказывают, что недавно в Гороховцах пропал дьяк, шёл вечером, откудова-то вертался лесом. Да и не дошёл. Урядник сказал может он спьяну на болото забрёл, да и сгинул! Шапку только на кустах у болот и нашли. Остеречься надобно.
Матушка, а тебе никак неможется? приглядевшись, спросил Степан, Не приболела ли, родимая?
Что-то печёт нутро, Стёпушка, Марья зябко повела плечами, Ничего, не тужи, сейчас заварим чайку с медком да травами, как рукой сымет! Видать подстыла, погоды-то уже холодные, скоро зима.
Степану тоска легла на сердце, не спал он ночь, слышал, как ворочается у себя бабка Марья, тяжело и хрипло дыша. Только под утро сморил его сон, на тёплой лежанке у печи, покрытой мягкой овчиной.
Две недели болела Марья Тимофеевна, и всё время Степан с ней был неотступно. Жар донимал её, Степан всё делал, как она сама укажет брал из нужных мешочков корешки и сушёные ягоды, томил в печи и поил больную отварами. А пока та спала, молился непрестанно, бил поклоны под образами, с мольбой и надеждой глядя в лики святые, которые казались живыми в тусклом свете лампадки.
Отошла, отступила хворь, проснулся как-то по утру Степан, а Марья Тимофеевна уж и тесто налаживает, да тихо припевает что-то. Заулыбался Степан, радостно на сердце стало, оздоровела матушка, поёт
Днём забрался Степан на крышу дровника, кой-чего поправить, покудова дождя не принёс холодный ветер. Орудовал там, а сам всё думал как уйти ему, как оставить названую матушку спасла его, столько сил положила, вот теперь, когда сама приболела как бы она управилась, кабы его рядом-то не оказалось? Жалко её покидать
Заболела душа, может статься, и его матушка родная так вот теперь одна и воды подать некому, ведь и ей годов уж не мало, коли жива! Застучало сердце, хоть разорви его пополам! Поднял Степан глаза вверх, где плыли по небу серые тучи и гнал злой осенний ветер своё стадо.
Степан! кричала вернувшаяся с деревни бабка Марья, Ты что там, застыл? Али забыл, что на ярмарку нам надобно? Давай-ка, спускайся, сбираться начнём. Завтра до свету выезжать надобно, чтоб на торг успеть.
Как Господь управит, решил Степан, оставляя свои горькие думы, зима ещё впереди, и спасибо, что есть где её зимовать, где голову преклонить да душой согреться!
На ярмарку поехали затемно, когда ещё даже заря не занялась, Степан вывел Рыжуху и запряг в гружёную телегу:
Терпи, Рыжуха, терпи, родимая! А вот на ярмарке сахарку тебе дам!
Ярмарка в большом селе Богородское, что от Погребцов верстах в двадцати, а то и больше, только ещё начинала просыпаться, когда приехали Марья Тимофеевна со Степаном. Бабка Марья указала Степану:
Вон туда вставай! Мы с Иваном, когда он жив был да бондарничал, завсегда там становились, вот опосля и я Я не каждый раз езжу, иной раз и без надобности. А в этот год и мёду довольно, да огород дал урожаю, слава Богу! А нам с тобой столько-то и не надобно, вот продадим, авось чего и выручим. Полотна купим, рубаху тебе новую сошью.
Расцвела ярмарка товарами, Степан и оглянуться не успел, как запестрели в толпе покупателей цветастые женские платки, зазвенел заливистый смех ребятишек возле торговца свистульками. Удивился, когда только и успевал подавать Марье Тимофеевне туески с мёдом, торговля бойко шла покупатели то и дело приговаривали что этот мёд лучший, они на ярмарку за тем и шли. Да ещё и переторговать друг друга пытались, когда уж немного совсем такого товару оставалось.
Ну вот и ладненько, поправляя свой платок, говорила Марья Тимофеевна, И веники наши мы с тобой пристроили, вон, гляди Толоконников-то со своими так и стоит, никто не берёт. А ведь городской-то банщик дважды мимо шёл, да что-то морщился.
Так у него веники голые, заметил тихо Степан, Вот и не берёт никто. Либо собирал не так, либо сушил не по уму.
Ты тут Рыжуху нашу покарауль, да телегу тоже, народу всякого бродит, сказала Марья Тимофеевна, А я покудова пойду по надобности чего куплю. Вот, спрячь у себя подальше, она протянула Степану кошель с деньгами, отбавив немного на покупки и ушла.
Степан немного озяб, ветер не шутя гнал жухлую листву по сельской площади. Накинув на Рыжуху попону, прихваченную из дома, Степан забрался в телегу и накрыл ноги овчинкой. Разглядывая народ, он вдруг выхватил в толпе весёлое лицо с холодным прищуром знакомых хитроватых глаз.
Глава 11.
Степан вздрогнул всем телом, потом поглубже натянул на глаза картуз, подаренный Марьей Тимофеевной. Подняв ворот зипуна, вроде как озяб от ветру, сам не сводил глаз с Захара, который со своей приветливой улыбочкой прохаживался меж телег и ярмарочных рядков. Останавливался, брал товар в руки, приглядывал и вертел в руках, подмигивал торговкам и отсыпал шуточки.
Но Степану-то было ведомо, что на самом деле носит в сердце этот человек. Он поискал глазами Марью Тимофеевну, как бы в беду не попала названая его матушка, ежели тут такие «гости» объявились В ночь теперь вертаться домой будет опасно, надобно заночевать до утра, а иначе можно и навсегда в болоте-то пропасть, и уж никто не поможет.
Степан зорко всматривался в толпу не мелькнёт ли где полицейский мундир, тогда бы он уж указал на этого Захара, но кругом были только торговцы да покупатели, с ребятишками, целыми семьями да ещё вон ряженые, какая ж ярмарка без них!
Захар пропал, затерялся в шумной толчее, но Степан приметил, сколько мог, у которых возов с товаром он стоял дольше, кого из удачливых торговцев он взял на примету. Решив дождаться Марью Тимофеевну, Степан задумал упредить тех, кто с доброй выручкой сегодня домой отправится, чтобы остереглись.
Здравствуй, Степан Фёдорович, раздался рядом с повозкой игривый голос, и обернувшись Степан увидел, что перед ним стоит нарядная раскрасневшаяся Настасья.
Здравствуй, Настасья Никифоровна, отозвался он, всё высматривая в толпе Марью Тимофеевну, Ты как здесь, покупать, аль продавать?
Да вот, полотна надо, ребятам пошить рубашек, да так, по мелочи, щёки Настасьи ещё сильнее зарделись, когда она приметила, как её со Степаном разговор привлёк внимание пары кумушек с Погребцов, как раз её соседок, Платок вот себе присмотрела, да просят дорого
Ты одна, али с ребятами? огляделся Степан.
Малы́х с бабкой оставила, старшо́й со мной. С отцом мы приехали, он привёз, Настасья чуть нахмурилась от того, что Степан не услышал её намёка на подарок, А ты, по какой надобности?
По разной, коротко ответил Степан, Ты бы сынка отыскала, Настасья, мало ли какие здесь люди
Да вон он, подле леденцов да ряженых, Настасья уже не смогла скрыть своего раздражения, Ну ладно, может свидимся ещё, бросила она и зашагала к большому прилавку, где были раскинуты цветастые платки.
Степан не неё не глядел, окинув взглядом толпу, она приметил возвращающуюся Марью Тимофеевну, тогда сам отошёл от повозки и направился к лотошнику, у которого столпились ребятишки и тронул за плечо Егорку.
Здравствуй, Егор.
Здравствуйте, дяденько, мальчик испуганно посмотрел на Степана.
Степан купил леденцов и ещё большой пряник, подал всё это мальчику и сказал:
Ты, Егор, ступай к матери, и от неё не отходи. Ярмарка, всякие тут люди есть. А это вам гостинцы Ну, что стал? Беги
Дяденько, смущённо глянул на него Егорка, А ты правду маманя говорит, что ты с острога сбежал? И что ты детей своих за непослушание насмерть прибил?
Я?! удивился Степан, но потом сообразил что Настасья детей им пугала, словно бы лешим каким, Нет, Егорушка, то неправда. И детишек нет у меня никого, да и не было, выдумки это. Ну, ступай, ступай.
Мальчик поблагодарил его за гостинцы и побежал к матери, а Степан, потемнев лицом, пошёл к Марье Тимофеевне, которая остановилась у прилавка с полотнами. Вон как оно выходит, думалось ему, вроде бы ни словом не обидел он Настасью и робят её, а всё же для них душегубец оказался Видать идёт о нем худая молва и по Погребцам
Матушка, ты всё ли купила, что надобно? спросил он, подойдя к бабке Марье, Скоро и темнать начнёт.
Иду, Степан, отозвалась та, Держи-ка, полотна вот взяла, уложи под кожух. А что, на тебе словно и лица нет?
Пойдём, матушка, у нас вон Рыжуха застоялась, ответил Степан и бабка Марья поняла, что неспроста обеспокоился Степан, видать и худо где-то недалеко ходит.
Они подошли к телеге, и Степан начал увязывать поклажу, чтобы ничего не растерять по тряской дороге, Марья Тимофеевна потёрла озябшие руки, о чём-то перекрикнулась со своей знакомицей, и только после подошла к Степану.
Что, Стёпушка?
Худого человека я видал, матушка, это он меня тогда в болото кинул, зашептал Степан, Видать тут присматривает добычу! Как мы ночью-то домой вертаться станем? Хоть у нас и немного того барыша, но эти и за малую толику не пожалеют никого. Ехать ведь долго!
Завтра поутру и поедем, ответила бабка Марья, Сродник мой тут недалече живёт, вот у его и заночуем. Потому не тужи, завтра со светом отправимся, до сумерек дома окажемся.
Хорошо, кивнул Степан, Только ты не ходи больно-то тут, всё мне за тебя боязно. Захарко этот худой он человек, да и думается мне не один он тут промышляет.
А я всё по надобности купила, баранок прихватим в гостинец сроднику, да и поедем. Вон уж, ярмарка утихла, народ больший прошёл уж. А вона и Настасья гляди-тка, на тебя глазами так и стреляет, так и стреляет! А? Ты смотри, баба-то справная, красивая, хозяйство крепкое, да и сама Глядишь бы и остался тута, а, Стёпушка? Ишшо бы ребяток народили, красота!
Она мной детей пугает, словно я жердяй какой, невесело усмехнулся Степан, Пустое это, матушка. А вот ты лучше скажи, не видала ли ты урядника али кого со сподручных его?
Детей тобой пугает? удивилась Марья Тимофеевна, Дура-баба, чего с неё взять. А урядник почто он тебе? От него проку нет, он уж отведал наливки у Еремея в избе, про то все знают, да поди уже и спит.
Да так, поговорить хотел, покачал головой Степан, Ладно, ты тут будь, я сейчас вернусь. Хочу топор себе купить, взамен того какой я плотник без своего-то топора.
Ну, ступай, ступай, да и поедем. Прав ты теперь быстро темнает, а на край села, за ручей ехать. Архип нас ждет, знает, что я на ярмарку буду в этом годе-то.
Степан натянул картуз на самые глаза, сперва осмотревшись, нет ли где поблизости знакомых колючих и хитрых глаз, да и пошёл поскорее за топором. А по пути поговорил с людьми, возле которых крутился хитроватый Захар.
Тем временем бабка Марья перебирала в уме, всё ли купили по надобности, когда к ней подошла улыбающаяся Настасья, за руку которой держался Егорка.
Бабушка Марья, здравствуй, ласково сказала Настасья, Вот, увидала тебя да и думаю надо поблагодарить, что такого работника справного прислала, присоветовала. Хороший мужик он, сродник-то твой Степан. И в работе, и к ребятам моим ласковый Может и сосватаешь мне его, за таким ведь не пропадёшь? А правду говорят, что он острожник? Может пустое болтают?
Сосватать? прищурилась бабка Марья, Хорош мужик-то, да не про тебя! Дура ты, Настасья, и язык у тебя поганый!
Что ты, бабушка? Настасья побледнела, Али я обидела чем
Это кто ж тебя, дуру, надоумил такому детей человеком-то пугать? тихо проговорила бабка Марья, пристально глядя Настасье в лицо, Ведь ты сама говоришь хороший человек а что, сама ты былое своё позабыла? На тебе грехов-то нету? Так я ведь знаю, как ты к старой Чудийке на поклон ездила, чтоб дитя вытравить, не мужнина дитя-то! Боялась свёкра да мать свою, что помогать тебе не станут! А на человека наговариваешь! Смотри, ещё услышу худо тебе будет! Ступай домой, вяжихвостка!
Настасья испуганно глянула на бабку Марью, эти слова до озноба её напугали, и хоть она сперва думала тут Степана дождаться, поняла дошла до старой Бондарихи её болтливость Дернула Егорку за руку, побежала поскорее туда, где свёкор телегу свою расположил.
«Дура и есть, что уж, ругала она себя, сердито подгоняя вперёд себя Егорку, Зачем только я старой Рычихе это сказала, про Степана-то она, больше некому, это на все Погребцы растрезвонила! Ну постой, старая морща, устрою я тебе, попадися мне! Из-за её я такого мужика упустила! Да и брешут всё может, про острог-то, а я И бабка Марья на меня озлилась, вот как теперь к ней подступиться!»
Вскоре и Степан вернулся, с завёрнутым в мешковину топором в подмышке. Бабка Марья оглядела его, а ведь и вправду, выправился Степан, в плече широк, да и лицом не дурён Дура эта Настасья, как есть дура! Сосватала бы бабка Марья её Степану, остался бы он в Погребцах своих сынов ей не дал Господь, так вот и был бы ей за сына! Да видать так и помирать ей одной
Озябла, матушка? Садись, овчиной ноги укрой да поедем, Степан взял вожжи и погладил Рыжуху, Ветер злой пришёл, кабы дождя не принёс, а то и снегу!
Бабка Марья молча села на повозку, тяжело было на сердце. Указала Степану дорогу к справной избе на краю села. Это был дом её сродника, строго Архипа Гавриловича, который ей приходился родным дядькой меньшим братом матери. Годов ему было уже почитай девяносто, а то и больше сам он того не сказывал, а другие никто и не считал.
Хозяин ждал гостей, и как только Рыжуха подвезла своих седоков к воротам, те отворились. У воротины стоял высокий крепкий старик с седой как лунь головой.
Архип Гаврилович овдовел лет пять как, и с той поры жил один, пятеро его сынов давно оженились и жили своим хозяйством тут же, в Богородском. Одна из дочерей взамуж вышла в Елашиху, а другая далеко, в уездный город, потому отца навещала редко.
Ну, гости дорогие, милости прошу, дед Архип хлопнул Рыжуху по крупу и глянул на Степана, Ты, сынок, вон туда её веди, пущай отдохнёт лошадка. Да и сами ступайте в избу, зябко нонче, вона ветер какой. Видать, скоро и белые мухи полетят.