Немногочисленные посетители рассматривали картины и тихо переговаривались. Белокурая женщина в темном пиджаке и длинной юбке подходила к каждому гостю и стремилась что-то объяснить. Затем ее взгляд упал на Козловского. Фраза, которую она начала говорить, так и осталась недосказанной; брови в удивлении взлетели вверх.
Давно не виделись, Валя, ухмыльнулся Козловский. Я все еще живой. Удивлена?
Что ты здесь забыл? нервно поинтересовалась Валя, быстрым шагом направляясь к нему.
Внешне она постарела, хотя не так, как представлял себе Козловский: добавилось морщин вокруг глаз и на шее, сутулость стала заметна сильнее. Укоротилась стрижка, исчезла обтягивающая одежда. Впрочем, фигуру Вале удалось сохранить почти без изменений.
Любуюсь картинами, как остальные гости, невозмутимо ответил Козловский.
Мне позвать охрану?
Зачем?
Валя покосилась в сторону посетителей, которые явно предпочли стремительно разгорающийся скандал угрюмым лицам рабочих и пустующим троллейбусам.
Даже не делай вид, что это простое совпадение, понизила голос Валя. Ты приперся из-за меня, и ежу понятно. Извинений хочешь? Чтобы я ползала на коленях? Не дождешься!
За что тебе извиняться? Подумаешь, оставила человека без жилья. По современным меркам ты почти святая.
Ее лицо раскраснелось. Валя набрала полную грудь воздуха для того, чтобы позвать охрану или покрыть Козловского отборными ругательствами, однако в тот же момент в зале появился администратор. С вежливой улыбкой он обратился к Козловскому:
Глеб Иванович, ваши покупки будут доставлены уже завтра. Это немного против правил, так как мы предпочитаем оставлять их до конца выставки. Хорошо, что директор решил пойти на уступки. Понять его можно: гости редко скупают целый зал разом.
Валя закашлялась. Администратор сочувственно протянул ей носовой платок.
Благодарю, чуть поклонился Козловский.
Ты покупаешь картины? недоверчиво взглянула на него Валя.
Ваши картины, поправил ее администратор. Все, до единой.
Трель телефонного звонка заставила его извиниться и отойти в сторону. После неловкой паузы Валя уточнила:
Ты появляешься из пепла через тысячу лет, как разодетый и расфуфыренный феникс, а затем скупаешь все мои картины, так?
Верно.
Какого черта? Она всплеснула руками. Зачем?
Собираюсь их сжечь. Не оставлю от картин ни следа. Ни воспоминания. Золу использую как удобрение для своих георгин, Козловский изобразил задумчивость. Мда, георгины действительно стоит завести.
Деньги-то я все равно получу. Вижу, ты окончательно спятил.
Картины стоят не так уж дорого. Плюс большой процент возьмет галерея, рассуждал Козловский. Столько лет ты добивалась известности и ждала персональной выставки, ждала восхищенных зрителей Но с завтрашнего дня твои картины никто не увидит. Критики промолчат, в газетах не напишут и строчки, а зал оформят под другого художника. Годы кропотливой работы коту под хвост.
Он ожидал яростного выпада или истерики, которые Валя регулярно устраивала во время их брака. Может, пощечины, которая непременно вызвала бы множество слухов среди посетителей и работников галереи. К удивлению Козловского, Валя отреагировала сдержанно. Смерила его почти равнодушным взглядом лишь дрожание губ говорило о кипевших внутри нее переживаниях. Поправила пиджак и тихо заметила:
Деньги у тебя появились, а мозги и достоинство исчезли. Вырядился в какое-то барахло, наверняка шляешься по злачным местам Отомстить решил Она вытерла мокрые глаза. Молодец какой. Все у тебя получилось. Ты ведь даже не подумал сделать что-то хорошее. Нет? Мог бы дать больным детям второй шанс, обустроить приюты для животных или пристанища для бездомных, каким был сам. А тебе лишь бы измазать всех грязью!
Она выбежала из зала так быстро, что Козловский не успел ответить. Впрочем, он не успел бы ответить и минутой позже слова будто застряли в глотке. Было стыдно, практически больно признаваться в том, что Валя оказалась права. Когда-то она поступила отвратительно. Теперь он поступил отвратительно в ответ. Кому стало лучше? Козловский рассчитывал на сладкое упоение местью, но ощутил только разочарование от самого себя.
Он поплелся к выходу, лениво отмахнувшись от навязчивого администратора. Картины привезут, никуда не денутся. Мысль о том, чтобы сжечь их, перестала казаться заманчивой.
Козловский вышел из галереи, принялся спускаться по лестнице, но посередине остановился. Он продолжал перебирать в уме встречу с Валей, а потом сообразил, что стоит, вцепившись в поручень. Причина осознавалась смутно тело сигнализировало о присутствии угрозы навязчивым зудом. Похожие ощущения Козловский испытывал при виде стремительно приближающегося к нему автомобиля или путешествия на самолете. Он настороженно осмотрелся.
Дело было в подростке с собакой золотистым ретривером. Подросток глазел в телефон, второй рукой поигрывая петлей от поводка. Собака гадила возле основания дорожного знака. Она повернула голову в сторону Козловского и открыла пасть, полную острых желтоватых зубов.
Парень, убери собаку отсюда, проворчал Козловский.
Она еще не закончила, ответил подросток, не отрываясь от телефона.
И намордник ей, конечно, ни к чему, да?
Собака коротко гавкнула. Угрожающе вытянула шею ближе к лестнице. Козловский отшатнулся и заорал:
За-за-а А, стерва! Забирай свою паршивую псину и вали прочь! Если она укусит меня, если у-укусит
Он вновь стал заикаться, как вечно случалось с ним во время нервного напряжения или испуга. Простые слова превращались в сложные конструкции, преодолеть которые позволяло лишь волшебное выражение «А, стерва!».
Подросток разочарованно сунул телефон в карман и вытаращился на Козловского:
Джеки не кусается. Чего привязались? Обойти не можете?
Видимо, он разглядел на лице Козловского нечто такое, что заставило его натянуть поводок и поспешить дальше по тротуару. На прощание ретривер дважды гавкнул и махнул хвостом. Козловский выдохнул. Он повел себя слишком резко из-за проклятой псины. Она вывела его из равновесия. Не рычала, не пыталась напасть, и все же ничто не мешало ей сделать это в любую секунду.
«Кто знает, что могло взбрести псине в голову, попытался найти оправдание Козловский. К тому же она была без намордника».
Он дождался такси и остаток пути провел в полном молчании.
9
Впервые за полтора года Ольга взяла отгул. Не записалась в спа-салон, к парикмахеру или своему мастеру маникюра, а осталась дома, где чувствовала себя спокойно и в безопасности. Она любила эту квартиру, приобретенную всего пару лет назад. Красивый, малоэтажный дом. Просторные, светлые комнаты. Дорогой ремонт из «качественных европейских материалов», как повторял дизайнер, прежде чем сообщить, что его услуги вновь выросли в цене.
Вместе с Юркой они долго и мучительно подбирали мебель к каждой комнате. Вернее, Юрка в основном поддакивал, так как пойти против воли жены для него было равносильно каторжным работам. «Да, милая, отличный стол», «Да, милая, ты выбрала потрясающий шкаф», «Милая, твой вкус безупречен» и так далее. Хотя массивный клетчатый диван попал в гостиную именно стараниями Юрки, ведь он отлично в этом разбирался. За годы «поисков себя» годы безработицы, обучающих курсов, мотивационных тренингов и попыток открыть свой бизнес диван для Юрки стал настоящей тихой гаванью. Некоторые просто не способны к длительному, напряженному труду. Зато он никогда не отказывался от уборки или готовки, за что Ольга была искренне благодарна.
Вот и сейчас Юрка вызвался сбегать в магазин за продуктами. Поначалу Ольга собиралась воспользоваться доставкой, но мысль о том, что заказ привезет незнакомый человек, бросила ее в холодный пот. Ради Бога, он ведь может оказаться маньяком, извращенцем или накачанным наркотиками!
«Ни один из курьеров, которых ты вызывала раньше, не пытался тебя убить», прозвучал в голове отголосок той ее части, которая отличалась упрямством, твердостью и авторитарностью.
Но может попытаться именно сегодня, возразила Ольга сама себе. Одного раза будет более чем достаточно.
С утра ее телефон разрывался от звонков. Она не ответила ни на один. Отправила сообщения по самым срочным вопросам, грустно поглядела на пропущенные звонки То, что раньше давалось ей легко, без малейших усилий, теперь повергало в панику. Куда только делась прежняя уверенность? Через телефон никто не смог бы ударить ее или попытаться изнасиловать, но оскорбления или непристойные предложения были бы немногим лучше. Один или несколько звонивших точно хотели выкинуть какую-нибудь пакость. Ольга это чувствовала. Ненормальные придурки.
«Ты понимаешь, что сама ведешь себя ненормально? вновь послышался голосок ее слабеющей «железной» части. Возьми себя в руки! Используй логику и здравый смысл!»
Час назад Ольга рассматривала из окна толпы людей, спешащих по своим делам и совершенно не боящихся того, что кто-нибудь из них окажется безумным маньяком или террористом-смертником. Они ездили на автобусах, спускались в метро или обедали в кафе каждый день без всяких трагических инцидентов. Совсем недавно Ольга отличалась от них лишь тем, что могла с легкостью управлять целым отделом продаж. Ей нравилось отдавать команды и наблюдать за результатами их выполнения. Нравилось что уж скрывать заискивание в глазах подчиненных. Почему все изменилось?
«Нечто подобное с тобой уже происходило, настаивал голосок. Ты справилась. Помнишь?»
Но ведь это было так давно! И так же давно закончилось! Ольга закрыла глаза.
Воспоминания обрушились на нее. Над Олей в школе постоянно смеются: она носит огромные очки, сутулится, плохо одевается, а ее мама в ларьке торгует водкой, пивом и сигаретами поштучно. За это одноклассницы наделяют ее кличкой «Кэмел». И Оля не может возразить тихая, скромная девочка, которая не понимает, почему с ней так грубо обращаются. Она ждет, когда одноклассницам надоест, и насмешки сойдут на нет. Ждет учебный год и летние каникулы, но в седьмом классе появляется новенькая дылда с короткой стрижкой и грубыми руками и все становится хуже. Дылда не любит смеяться она любит унижать. Дылда не настолько тупа, чтобы бить Олю в школе она выжидает ее на улице, возле гаражей или на узких дорожках в парке. Дылда не действует одна ей нужна публика. Она избивает Олю палкой или толкает в кучу собачьего дерьма («жри, Кэмел»), или плюет в лицо, или рвет одежду и повторяет это до тех пор, пока Оля не начинает шарахаться от людей и устраивать истерики перед школой. Мама водит ее к мужчинам в белых халатах или в костюмах с галстуками, а иногда к старухам, живущим на отшибе и пахнущими травами, но все эти специалисты оказываются бессильными. Все, кроме одного молодого психиатра, который выписывает ей таблетки, погружающие ее мозг в вязкое, мутное болото. И все же после курса лекарств и перевода в другую школу Оля вновь возвращается в мир людей. В каком-то смысле она становится лучшей копией себя, поскольку клянется, что больше не позволит кому бы то ни было угнетать ее. До недавнего времени клятва остается нерушимой.
Ключ заворочался в дверном замке. Ольга бросила испуганный взгляд в сторону прихожей, не сразу вспомнив о том, что Юрка должен был вернуться из магазина с продуктами. И когда вспомнила, успокоиться не смогла.
Любил ли он ее на самом деле? Или притворялся, что любит, лишь бы сидеть на шее? Ради этого вполне можно стерпеть готовку, уборку и властные указания Ольги. А теперь она слаба, очень слаба и зависима от него. Кто знает, как Юрка это воспринял? Например, вместо продуктов купил наручники, кляп и ножовку по металлу.
Ярко представив себе безумные глаза Юрки, его покрытые кровью пальцы и скрежет пилы по кости, Ольга метнулась в спальную, захлопнула дверь и закрыла замок. Завертела головой, вытаскивая из вороха мыслей хоть что-то полезное. Восьмой этаж перечеркивал возможные попытки бегства через окно. Не настолько она отчаялась.
«Какая еще ножовка? простонал слабый голосок. Юрка даже нож подточить не может как следует».
В тихом омуте черти водятся, парировала Ольга, двигая тяжелый стол к двери.
Из прихожей послышались шум шагов и недоуменные возгласы Юрки. Ольга распахнула дверцы стеллажа и принялась перерывать его в поисках средства защиты. На глаза попалась коробочка с косметическими принадлежностями. Ольга перевернула ее и открыла крышку. Содержимое со звоном вывалилось на пол. Пилочка для ногтей удобно легла в одну руку, маникюрные ножницы в другую. Ольга отошла от двери и вжалась в угол спальной. Первой она нападать не станет если не заметит ножовку по металлу или садистское выражение лица Юрки.
Милая, ты где? прозвучало из глубины квартиры. А я тебе вкусненького купил. Сегодня о диете предлагаю забыть! Сто раз говорил о нехватке витаминов. Питание должно быть каким? Разнообразным.
Ольга не ответила. Она разрывалась между желанием забиться в какую-нибудь щель подальше от злобных глаз и тем, чтобы попросить Юрку о помощи. Он никогда не делал ей больно, не повышал голос, а любил, угождал и лелеял. Он совершенно не такой, как остальные. Мягкий и отзывчивый. Наверняка принес ее любимый меренговый рулет лишь для того, чтобы порадовать.
Когда дверная ручка затряслась, Ольга издала слабый писк. Хотелось закричать во всю мощь легких, но самоконтроль не оставил ее окончательно.
Вот ты где! А я ищу, ищу, прозвучал ласковый голос Юрки. Дверь почему-то не открывается. Ничего не понимаю. Замок защелкнулся, что ли?
Не защелкнулся. Дверь закрыта.
Для того, чтобы понять степень недоумения Юрки, вовсе не нужно было видеть его лицо.
Милая он запнулся, подбирая слова. Если я где-то провинился, то так и скажи. А сам не припомню. Ставками больше не увлекаюсь, честно. Все равно постоянно проигрывал. И однокурсницу из друзей удалил, как ты просила.
Что у тебя в руках?
Ольга обреченно уставилась в потолок. Вопрос прозвучал странно даже для нее.
Пакет с едой. За дверью послышалось шуршание полиэтилена. Немного фруктов, мясо для сочных стейков и меренговый рулет. Еще я принес розы, чтобы тебя подбодрить. Красные, твои любимые.
Ольга возненавидела себя за то, что сомневалась в Юрке. Он не был способен ей навредить. Вовсе не из-за чувств, некогда казавшихся ей прочнее стального каната. Из-за природной мягкости. Иной раз Юрка переключал канал или останавливал видеоролик, если в нем показывали слишком много крови, насилия и прочей мерзости. Он постоянно выносил дворовым кошкам еду, лишь бы они не голодали. Трудно было представить столь кроткого человека в роли убийцы или насильника. Полная противоположность Дылды из школы.
Так ты откроешь? Или могу отправиться готовить обед, пока тебе не полегчает? расстроенным голосом спросил Юрка.
Знаешь неуверенно начала Ольга.
Да, милая?
У меня что-то не так с головой. Тяжело говорить, но это правда. Я боюсь людей, почти каждого встречного. Такой беспричинный страх, который приходит откуда-то извне. Его будто засадили внутрь с помощью таблеток или каких-нибудь препаратов, распыленных в воздухе. Глупо, да? Глупо. Я чувствую, что мне хотят сделать больно. Знаю, что на самом деле не хотят, наверное. Но ничего не могу с собой поделать.