Морган все еще не ответила на мой комплимент. Она продолжала задумчиво смотреть на воду.
Я слышала в жизни много комплиментов моему голосу, заговорила она в какой-то момент. Не думаю, что заслужила их. Я родилась с этим голосом и вовсе не училась пению, а умела петь уже с самого раннего детства. Мой голос иногда подарок, иногда благословение, но чаще всего проклятие.
Запнувшись, она снова посмотрела на меня:
Считай особым знаком доверия то, что я рассказываю тебе о своем детстве. Вообще-то я не люблю о нем говорить.
Видишь, вот у нас и нашлось что-то общее, ответила я и ободряюще улыбнулась ей.
Морган кивнула и снова отвернулась в сторону океана.
У меня было прекрасное детство. По крайней мере, до двенадцати лет, продолжала она. Я никогда не видела своего отца, потому что тот ушел от матери еще до моего рождения. Зато моя мать была самой великой женщиной, которую я когда-либо встречала, сильной, любящей и невероятно умной. Она была моим самым любимым человеком на свете.
Морган грустно улыбнулась. Она говорила о своей матери в прошедшем времени. Что-то случилось с ней, что-то такое, что в итоге привело Морган одну на этот корабль.
Моя мама любила меня больше всего на свете, и больше всего ей нравилось мое пение. Она всегда хотела, чтобы я ей пела, и я никогда ей не отказывала. Ее собственный голос был слабым и ломким, и вскоре я поняла, что она мечтала о таком мощном голосе, как у меня. Чтобы она была счастлива, я всегда пела ей, когда бы она ни попросила. В свою очередь, она заботилась обо мне, работала и зарабатывала нам на жизнь. Она была портнихой и шила платья для высшего общества Адрии.
Когда я стала постарше, то попросила позволить помочь ей и тоже заработать денег, потому что заметила, что она приходила домой каждый вечер измученная и совершенно выжатая. Она, однако, каждый раз отказывалась. Когда же я стала настаивать, она преподала мне самый важный урок, который я когда-либо слышала из ее уст. Я помню каждое слово этой речи.
Послушай меня, Морган, сказала она. Мы, двое, мы здесь чужие. Наши предки по крайней мере, несколько поколений назад произошли не отсюда, и поэтому к нам относятся по-другому. Люди видят нас, видят нашу более темную кожу и ненавидят нас за то, что мы не такие, как они сами. А поскольку их большинство, они думают, что они лучше нас, что их кровь чище нашей крови. Я работаю, потому что должна зарабатывать на жизнь но, будь у нас достаточно денег, я немедленно прекратила бы работать. Им удалось меня сломать, но я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое. Вот почему я буду заботиться о тебе, покуда хватит моих сил.
Ты же, когда достаточно повзрослеешь, выйдешь на улицу и начнешь петь. Я хочу, чтобы мир увидел тебя и услышал, как ты поешь. Ты очаруешь их. Они должны будут понять, что мы не просто люди иного цвета кожи, которым здесь не место, а гораздо большее. Мы не такие, как они, но мы, тем не менее, тоже люди. Когда они не будут тебя принимать, ты должна сопротивляться. Когда же они наконец увидят в тебе человека, ты улыбнешься им, направишься к ним с высоко поднятой головой и продемонстрируешь им и свое обаяние, и свое превосходство. Потому что ты, дитя мое, настоящее чудо с необыкновенным даром. Мир должен признать тебя такой, какая ты есть.
В тот же день, продолжила Морган, мама вышла на работу и больше не вернулась. Не знаю, что точно произошло, но я обнаружила ее тело в грязной канаве рядом со швейной мастерской, где она работала. Должно быть, хозяева мастерской надругались над ней, а затем убили, чтобы замести следы.
Я плакала три долгих дня, прежде чем расправить плечи, взять из ее спальни лютню, которую она мне подарила на двенадцатый день рождения, и выйти на улицу. Моя мать была права. Теперь, предоставленная самой себе, я стала замечать многое из того, чего не замечала раньше. Когда я шествовала по улицам, люди смотрели на меня как на чужачку. Конечно, я могла бы содрогнуться от страха и укутаться в плотное покрывало, чтобы скрыть свою смуглую кожу, но я по натуре не такая. Мама сказала, что я должна показать людям, из какой породы я сделана. И вот я села на обочине дороги, достала лютню и начала играть.
Я зарабатывала этим на жизнь три года и вскоре стала настолько богатой, что могла позволить себе покупать дорогую одежду. Возможно, я могла бы купить себе и новую лютню но предпочла сохранить инструмент моей матери, потому что это было единственным, что осталось у меня от этой гордой женщины.
Остальное я уже знала. Морган была обнаружена Гордоном, который и взял ее на корабль.
Я сглотнула. Похоже, у каждого члена команды имелась своя особая история, но история Морган определенно была одной из самых ужасных. Ее мать была убита из-за цвета своей кожи. Сама же Морган не сломалась, с умом используя свой талант и обворожив весь мир.
Я смотрела на своего нового кумира и не находила слов. Глаза Морган блестели. Я распахнула объятия и прижала ее к себе.
Мне так ужасно жаль, прошептала я, хотя этих слов было явно недостаточно.
Я была принцессой Лунарии, Королевой Света. Хотя Морган и жила в Сатандре, я не должна была позволять людям так обращаться с ее матерью! Надо было натравить на работавших в этой мастерской ублюдков мою мать, а еще лучше Фрейю. Если бы я знала об этом раньше, то убила бы их собственными руками.
А что случилось с мужчинами, учинившими такое с твоей матерью? мягко спросила я, отпуская ее.
Лицо Морган потемнело. Неужели я задала неправильный вопрос?
Но она ответила:
Как я уже сказала, музыка позволила мне заработать много денег. В основном я покупала на них украшения и одежду, потому что мама передала мне свою любовь к моде. Но когда мне было пятнадцать, я разыскала мучителей моей матери, проследила, где они жили, а затем заплатила наемному убийце, чтобы тот с ними расправился. Она сглотнула. Я ни о чем не жалею.
Это была сущая правда. Я чувствовала это каждой жилкой своего тела. Такова была часть моего дара.
Я долго смотрела на нее, прежде чем сказать:
Я тоже убивала людей. Многих людей. Я сожалею о большинстве убитых, но вот одного солдата
Я никогда никому об этом не рассказывала, даже Люсиферу но теперь, когда Морган поведала мне все о своей ужасной юности, я сочла, что будет только справедливо раскрыть нечто сокровенное и о себе.
Этот человек убил моего брата. Вонзил кинжал ему в спину, как последний трус. Я вышла из себя и отсекла ему голову. Об этом поступке я тоже сожалею, но иначе. Мне нужно было оставить его в живых. Я должна была замучить до смерти этого солдата, чтобы он почувствовал ту же боль, какую чувствовала я после смерти брата.
Итак, я наконец произнесла это вслух. Я должна была бы почувствовать облегчение, но вместо этого показалась себе чудовищем. Неужели я только что сказала такое? Я ожидала, что Морган теперь почувствует ко мне отвращение, а то и станет меня бояться. Вместо этого я увидела в ее глазах одно лишь понимание.
Никто не бывает совсем хорошим, весомо сказала она. Мы все в той или иной степени чудовища.
Нет, возразила я. Только не мой брат. Леандер был лучшим человеком на свете.
Морган ничего на это не ответила, поэтому мы молча стояли у релинга и смотрели на воду, внезапно показавшуюся мне намного темнее и глубже, чем несколько минут назад. В какой-то момент я нарушила молчание:
С тобой и твоей матерью обращались как с чужаками, но вы вовсе не чужаки. Вы ведь с нашего острова, как и все остальные.
Морган покачала головой.
Да, я родилась в Сатандре, да и мать моя тоже, но ее прапрапрадедушки с прапрапрабабушками прибыли издалека. Они жили в месте, называемом Ориент. Об этом давно забыли, и нет никаких карт или записей, описывающих, где находится этот чужестранный континент. Но я твердо уверена, что однажды найду свою родину.
Вот почему я вообще присоединилась к Гордону. Я буду плавать, пока мы не обнаружим какую-либо населенную страну. Даже если она и не окажется Ориентом, я буду искать его, пока не найду. А в Ориенте я познакомлюсь с такими же людьми, как и я сама. Я наконец узнаю о своем истинном происхождении. Я надеюсь, что эта далекая земля все еще существует.
Я знала, что этот корабль был домом Морган, и знала также, что она любила его команду больше всего на свете. Но она хотела найти свою родину. Свою настоящую родину.
Я восхищалась ее решимостью и смелостью, и именно так ей и сказала. Морган грустно улыбнулась:
Мне очень жаль твоего брата.
Спасибо, я это ценю, ответила я, прежде чем отвернуться. Я обещала Грейс сегодня с ней еще немножко порисовать.
Тара?
В устах Морган мое имя прозвучало приятно и значительно. Я снова повернулась к ней.
Если тебе нечего надеть или нужен мой совет по вопросам моды, моя дверь всегда для тебя открыта.
А если ты захочешь с кем-нибудь поговорить, то знаешь, где меня найти, усмехнулась я.
Она с благодарностью кивнула, прежде чем я развернулась и отправилась на поиски Грейс.
Весь остаток дня я рисовала, на этот раз не дерево, а животное а, если точнее, оленя. Я видела в жизни сотни оленей и большинство из них подстрелила, так что задание, казалось, было совершенно не сложным. Вызвав в памяти оленя, я сосредоточилась на деталях, пока в голове моей не сложилась четкая картина.
Что ж, я ошибалась. Перенести эту картину из головы на бумагу оказалось вовсе даже непросто. После двух неудачных попыток, терпеливых советов Грейс и небольшого приступа гнева, из-за которого я нечаянно сожгла свои неудачные рисунки, с оленем наконец-то было покончено. Животное выглядело совсем не так, как в реальной жизни, но его, по крайней мере, можно было узнать.
Я думала, что тяжелее всего мне будет нарисовать рога, но основные проблемы были с мордой: пропорции вышли неправильными, глаза неровными, а нос слишком длинным. Грейс тогда показала мне, как с помощью кругов и треугольников обозначить форму головы, а в конце просто стереть вспомогательные линии. Я попробовала снова, и теперь олень оказался действительно похож на оленя.
Завтра мы будем рисовать то же самое животное с разных ракурсов, объявила Грейс перед тем, как Серафина позвала нас на ужин.
Я застонала. Рисование доставляло мне удовольствие и отвлекало от невеселых мыслей, но было довольно утомительным занятием, а Грейс оказалась терпеливой, но гораздо более строгой учительницей, чем я того ожидала. Тем не менее я была благодарна ей за то, что она прервала свою собственную работу, чтобы помочь мне.
После того как мы все собрались в кают-компании, Серафина подала еду. На этот раз она сготовила новое блюдо из всего оставшегося с прошлых двух трапез. Мясо и овощи были обжарены и украшены зеленью, а к ним подавались соленые огурцы и поджаренный хлеб. Просто, но вкусно и невероятно сытно.
Извинившись, я отлучилась по неотложному делу, но после похода в туалет не стала возвращаться в кают-компанию. Теперь, когда меня больше ничего не отвлекало, мне нужно было немного побыть наедине с собой.
Я вошла к себе в каюту и беспокойно зашагала взад и вперед по тесному помещению, прежде чем наконец сесть на койку и полезть в карман брюк. Достав оттуда смятый листок, я его развернула. Это был рисунок, который Леандер в свое время подарил мне на мой восемнадцатый день рождения. Я всегда носила его с собой, а ночью он лежал на маленькой тумбочке рядом с моей койкой.
Серый уголь был уже немного смазан, но я не решалась снова прочертить рисунок. Я не стала бы трогать его и добавлять к работе Леандера что-либо свое. Это был его рисунок. Это он работал над ним неизвестно сколько времени, это он держал в руках этот неприметный листок бумаги, это он сделал его совершенно особенным подарком.
Я потянула носом. Может, мне просто показалось, что от рисунка все еще немного веяло запахом Леандера. О, как я по нему скучала! Я скучала по нашим тренировочным поединкам, по нашим охотничьим набегам, даже по нашим спорам. Мне не хватало его сине-зеленых глаз, его золотистых волос, его замечательной улыбки. Мне было тяжело без его успокаивающих объятий, его уверенности, его опыта.
Я скучала по тому, как мы вместе с ним встречали первый зимний снег, как крались по дворцу, чтобы не быть обнаруженными матерью или Тессой, как поднимались на самые высокие горы и открывали для себя самые красивые места Лунарии. Я скучала по своему старшему брату куда больше, чем сама то осознавала.
Раздался стук в дверь. Я поспешно вытерла глаза. На кончиках моих пальцев осталось золото слез.
Войдите! крикнула я прерывающимся голосом.
Появился Люсифер:
С тобой все в порядке?
Я поколебалась, но затем покачала головой. Я не могла отрицать, насколько мне грустно, да и не хотела.
Люсифер присел рядом со мной, и койка закряхтела под лишним весом. Он увидел лист в моих дрожащих руках. Я никогда раньше не показывала ему рисунок, но он сразу понял, кто был его автором. Люсифер осторожно взял лист из моей руки, аккуратно сложил его и положил на мою прикроватную тумбочку. Когда он вновь посмотрел на меня, я сморгнула слезы.
Некоторое время мы сидели молча, и я выдерживала его задумчивый взгляд. Посмотрев в его черные-пречерные глаза с алым мерцанием, я в них потерялась. Теперь, когда мои глаза сияли так же ярко, как само солнце, я буквально светила в самую глубь Люсифера каждый раз, когда глядела ему в глаза. Вот и этот раз не стал исключением.
Я стояла в туннеле, в черном бесконечном туннеле. Алые точечки светлячками плавали вокруг меня. Они слабо светились, даже скорее мерцали. Мне было тепло, и тьма окутывала меня мягким одеялом.
Я любила это место. Оно было таким знакомым. Оно было моим убежищем.
Люсифер моргнул, и волшебный момент прошел.
Тара, что происходит? мягко спросил он.
Я вздохнула, зная, что мне не обязательно что-либо ему рассказывать. Он был самым терпеливым человеком на свете и никогда не заставил бы меня сделать что-нибудь против моей воли. Но, может быть, стоило бы открыться ему, как я открылась сегодня Морган? Я не хотела говорить с ним о Леандере, пока еще не хотела, но я смогу рассказать ему о разговоре с Морган, который все еще эхом звучал у меня в голове.
Мне не хотелось раскрывать секреты Морган. Она доверчиво поделилась со мной фактами из своей юности и, хотя я и знала, что Люсифер никому ничего дальше не расскажет, я не хотела говорить ему о матери Морган или ее мести владельцам швейной мастерской. Вместо этого я поведала ему о предках Морган, о ее ощущении себя всем чужой, о странных взглядах, которые на нее бросали, а также о ее мечте обнаружить свою настоящую родину, таинственный Ориент. Я также рассказала Люсиферу, что восхищаюсь силой Морган.
Когда я закончила свое повествование, Люсифер долго молчал, прежде чем наконец вымолвить:
Ты хочешь быть похожей на нее.
Я вопросительно посмотрела на него. Нет, не хочу! Я отнюдь не хотела, чтобы со мной обращались как с чужачкой.
Но Люсифер имел в виду вовсе не это.
Если я правильно понял сказанное и недосказанное, то Морган потеряла кого-то, кто был для нее особенно важен но, вместо того чтобы сдаться на милость судьбы, вышла на улицы и пела, пока люди не стали ею восхищаться и не перестали относиться к ней как к чужой. Она преодолела свою боль, перепрыгнула через собственную тень и построила для себя новую жизнь. Вот почему ты ей восхищаешься и вот почему хочешь, чтобы и тебе было так же легко преодолеть боль. Вот почему ты рисуешь вместе с Грейс. Вот почему ты на днях плакала, когда Морган пела.