От этой мысли я улыбнулась. Наверное, впервые за последние сутки. А так как эти сутки еще и не спала, то решила подремать. И не заметила, как заснула.
В себя я пришла, только когда мы подъезжали к уездному городку. Проснулась и обнаружила, что заботливо укрыта щегольской шубой на чернобурках с Михаилова плеча, сам он тоже дремлет, откинувшись на набитую конским волосом подушку сиденья, но и во сне придерживает меня рукой поверх шубы. Чтобы я не сползла с его плеча, которое нечаянно использовала вместо подушки.
Кажется, здешние понятия о приличиях уже завладели моим мозгом. Я поторопилась отстраниться, чувствуя неловкость от этой совершенно невинной ситуации. Наверное, дело в том, что я понимала: невинность только в моей голове, а здешний мужчина может понять все неправильно.
Мое движение разбудило Михаила Второго. Он приоткрыл глаза и поспешил заверить:
Не поймите превратно, сударыня. В дороге некоторыми условностями можно пренебречь. Тем более вы устали и встревожены. Я ни в коем случае не намерен использовать ваше состояние вам во вред.
Моих сил хватило только на вежливую благодарную улыбку. А дальше мы разговаривали о пустяках, пока не остановились у трактира, где обычно останавливались путешественники, решившие не заезжать в город. Инициатором стал Еремей, сказавший, что кони хороши, но отдохнуть им немного надо, и особый чиновник спорить не стал.
В чистой половине заведения был лишь один посетитель, и я узнала его сразу.
Здравствуйте, Михаил Федорович, сказала и подумала: даже улыбку выдавить больше не могу. Тревога, несмотря на краткий и ненадежный отдых, навалилась с новой силой.
Исправник поднял голову. В его взгляде мелькнуло удивление он явно ждал кого-то другого. Возможно, полицейского агента.
Здравствуйте, Эмма Марковна! Здравствуйте Михаил Федорович, добавил он после небольшой паузы, как бывает, когда произносят имя-отчество тезки.
Михаил Второй сухо поздоровался. Он явно не обрадовался встрече, но развернуться и уйти было бы странно.
Самовар, и поскорей, велел он подошедшему половому.
Я внутренне вздохнула от рефлексивной мысли: надо бы и сюда предложить мой фирменный чай. Но как о таком сейчас думать?
Присаживайтесь к моему самовару, принесли только что, пригласил Михаил Первый.
Мы спешим, невпопад ответил дядя-котик.
Потому и приглашаю, благодушно заметил исправник. Вашего самовара ждать придется, а к моему только чашки подать.
Аргумент был неотразим. Я присела за стол Михаила Первого. Показалось, будто особый чиновник хотел что-то сказать. Но он сдержался и последовал моему примеру.
О вашей беде мне известно, после того как к столу подали чайные приборы и еще теплый калач, серьезно и даже суховато высказался Михаил Первый. Цыган поблизости не было, так что их отметаем. Подозреваю дурацкую шутку кого-то из местных, молодых да резвых. Не думаю, что детишкам хотят причинить вред. Но меры к розыску приму самые серьезные, будьте покойны. Езжайте домой и ни о чем не волнуйтесь. Постарайтесь не совершать поспешных шагов.
При этих словах Михаил Первый отчего-то особенно пристально прищурился на Михаила Второго. Словно именно его предупреждал не лезь.
Откуда вы узнали? только и хватило у меня сил спросить. Ванятка-вестник сказывал, что Павловна первым делом закрыла ворота усадьбы и велела дворовым прикусить языки. И наверное, правильно сделала. Хотя не знаю ничего не знаю. Был бы тут мой Миша, он бы
Слухами земля полнится, туманно заметил капитан-исправник. Шила в мешке не утаить. Бояться вам не следует, отродясь в нашем уезде такого супостатства не было, чтоб детей воровать. И уж постараюсь, чтобы впредь не случилось. Со дна морского достану аспидов. Главное, сами поперек батьки в пекло не суйтесь.
И снова посмотрел на Михаила Второго.
А чтобы столичные чиновники неведомо с чего удавливались или удавливали их и полиция ничего выяснить не могла, такое бывало? суховато, даже немного презрительно, заметил Михаил Второй.
Чиновник в могиле, ответил исправник после небольшой паузы. Мое дело живых защищать.
Особый чиновник взглянул на меня не просто с просьбой с требованием. Мол, скажите ему я под защитой и в других защитниках не нуждаюсь.
Ну уж нет. Пусть без меня пикируются сколько влезет, лишь бы до дуэли не дошло. Мне они оба нужны. Один отбросил все дела, чтобы мне помочь. Другой спокойствием и фразами «кто-то из местных, молодых и резвых» напоминает Мишу.
Пока что защищать дворянок, попавших в такую неслыханную беду, приходится другим, почти без волнения сказал Михаил Второй. И не забывайте о чинах.
А вы о долженствующих обязанностях, ответил Михаил Первый. Пока из моего ведомства не придет приказ, запрещающий мне заниматься каким-либо делом, для меня все дела важны будут. Эмма Марковна, вы согрелись?
Вопрос прозвучал немного бестактно, но не врать же. Пока мужчины мерились чинами и обязанностями, я выпила две чашки и съела треть калача. Нехорошо даме демонстрировать голод, но я решила не стесняться.
И если вы и вправду спешите продолжил Михаил Первый.
Лицо дяди-котика пошло пятнами, но он смолчал. Я встала, вежливо попрощалась и направилась к двери. Михаил Второй тоже. Перед этим остановился, вынул ассигнацию, кинул на стол. Подумал, добавил еще одну. Исправник улыбнулся.
Глава 4
Не уберегла я их, барышня, голубушка. Павловна выглядела так, словно разом постарела на двадцать лет. Она еще и попыталась рухнуть мне под ноги ничком, лбом прямо в мокрую снежную кашу у полозьев, щедро сдобренную соломой и навозом с лаптей. Казни старую, не уберегла
Я молча бросилась поднимать нянюшку на ноги и, не чинясь, не обращая никакого внимания на застывшего возле возка Михаила Второго, на дворню, на прочих людей, обняла старуху, прижала к себе.
Ну что ты, нянюшка, зашептала тихо на ухо, поправив ее сползший с седых волос платок. Что ты, милая Ни в чем твоей вины нет, перестань. Разве кто мог угадать супостатов этих?.. Не бойся, найдем детей, Богом клянусь, найдем. Вернутся наши ангелочки живые и невредимые, я тебе обещаю!
Павловна молча заплакала, уткнувшись мне в плечо. Ее шатало от горя и усталости. Такие волнения пожилому человеку точно не на пользу. Найду, кто это сделал, дважды ноги вырву и спички вставлю! За детей, за себя и за Павловну. Это значит трижды!
Краем глаза я наблюдала за Михаилом Вторым. Он по-прежнему стоял возле возка, не зная, куда податься. Горе горем, а гостеприимство никто не отменял. Велела проводить его в гостиную, предложить чая, подготовить комнату, если задержится.
И тоже пошла в дом, в детскую, навстречу двум другим горестям. И невозможно сказать, какая была тяжелей.
Луша словно окаменела от горя. Сухие глаза, бледные щеки, пустой взгляд. Не понимала, где находится и что барыня вернулась. Просто глядела на меня и молчала, несмотря на то что кто-то из дворни шикнул на нее как перед барыней стоишь! Я не сомневалась есть только одно лекарство, которое сразу вернет ее к жизни. Лекарство, которое она прижмет к груди.
А вот Ариша кинулась ко мне, как Павловна. С горящими глазами, нездоровым румянцем на щеках. Подбежала, схватила за еще не снятую шубку. Опомнилась, отступила на шаг, сказала тихо, но жарко:
Барыня, простите! Спасите Прошеньку! Богом прошу, спасите!
Я поняла ее эгоизм конечно же, из трех похищенных детей наибольшая опасность угрожала именно младенчику Прохору.
Или не могла понять. Я любила Лизоньку, я привязалась к ней как к своей, я так долго хотела ее в прошлой жизни. Скучала, только выехав из поместья в Нижний, каждый день вспоминала, готовила подарки, мечтала, как вернусь и обниму малышку. А если бы родила ее сама и помнила, как носила под сердцем, родовые муки и радость? Могу ли понять Аришу? А впрочем могу. Не я этого ребенка рожала, но он мой, роднее не бывает!
Я просто погладила Аришу по голове.
Найдем, непременно найдем! Ты водицей студеной умойся и Богородице помолись.
Ариша вытерла слезы и молча отошла.
Это Дарья-змея, не иначе, зло прошипела слегка опомнившаяся Павловна. Она по-старушечьи утирала уголком платка беспрерывно текущие по морщинистому темному лицу слезы и мокро шмыгала. Бога не боится, купецкая стерва! Разве ж можно детей, ангельские душеньки а дядюшкин Кузьма намедни-то, до пожара, не зря в село к Селифану шлялся! Люди видели, люди рассказали. Сговорились они, каторжники!
Я позволила усадить себя за стол. Наскоро глотнула теплый чай, съела пирожок, поддерживать силы надо. Задумалась и решила:
Поеду. Попробую поговорить с ней как с человеком. Денег предложу. Глаза выцарапаю, если понадобится. Но без детей не вернусь.
Бабы и девки, набившиеся в горницу, кто испуганно охнул, кто одобрительно кивнул. Ариша вскинулась, явно собираясь последовать за мной. Павловна решительно высморкалась и поджала губы:
Одну не пущу!
И правильно, сказал вдруг, появляясь в дверях, Михаил Второй. Сударыня, вы забыли, о чем мы с вами говорили всю дорогу? Да и капитану-исправнику вы обещали не делать глупостей и поспешных шагов.
Я сердито взглянула на особого чиновника. Как он может быть таким холодным, видя, как мне плохо? Да и не только мне одна мать окаменела, другая помешалась с горя. Не замечает?
Но вообще-то я и правда обещала ему не совершать безрассудных поступков, по крайней мере два часа. И поэтому теперь промолчала.
Братцы, голубчики, обратился Михаил Второй к дворне, сначала ласково, но потом настойчиво и сурово, беда у барыни, а помочь только я могу. Не мешайте! Ступайте по делам!
Кто-то возразил, что дела в поместье Эмма Марковна задает. Но я махнула рукой идите. И народ послушно разошелся. Последней ушла Павловна, не избывшая чувство вины и все же немного успокоенная тем, что такой вельможный чиновник с ней согласился.
Когда мы остались одни, Михаил Федорович подошел к окну и поманил меня пальцем. Я подошла.
Ну вот вы приехали к дяде, точнее, к его супруге. И что ей скажете?
Пока я думала над ответом, собеседник меня опередил:
Будете грозить Сибирью? Не ей, конечно, а слугам. Не удивляйтесь, пусть я и не исправник, но весьма и весьма осведомлен о различных инцидентах, связанных с людьми, взятыми мною под покровительство.
Я начала вспоминать не проговорилась ли случайно, когда, например, мы ехали в санях. Нет, таких подробностей «различного инцидента» я не называла точно.
Быть может, сказала я, ругая себя за неуверенность, я буду апеллировать к материнским чувствам Дарьи Сергеевны?
Рассмеется или сделает вид, будто не поняла, вздохнул Михаил Второй. А дойдет до угроз испугается, и вот это будет хуже всего. Понимаете, Эмма Марковна, мне больно произносить эти слова. Но когда человек с положением в обществе совершает жестокое и не имеющее оправданий злодейство, ему проще скрыть все следы, чем признаться и рассчитывать на прощение. Извините, предпочту избегнуть подробностей, но вы достаточно разумны, чтобы меня понять.
Ох Вдохнуть глубоко. Сосчитать до пяти лучше до десяти. Да, в том мире, точнее, в том особом уютном, но немного специфическом мирке, в котором я существовала прежде, о таких страшных вещах, как похищения детей, говорилось не раз. С моим Мишей. Поэтому психологию похитителей я немного представляю.
А сейчас особый случай. Заказчик похищения дорожит репутацией не меньше, чем жизнью и свободой. И ему проще при первой опасности, даже при первом подозрении
Нет, я не могу так даже думать применительно к Лизоньке, Прошке и Степе. И конечно же, подвергать их жизнь опасности.
Поэтому, продолжил Михаил Второй, самое разумное, если я выпью еще чашку чая, ваш кучер стопку, чтобы не замерзнуть, и мы поедем, пока светло. Я найду правильные слова для вашей тетушки.
Вверяю свои надежды вам, Михаил Федорович, только и смогла произнести я. Надеюсь, вы меня не подведете.
Глава 5
Я знала, что ожидание может быть пыткой, но никогда она не была столь мучительна. И не забыться я неплохо выспалась в дороге и понимала: буду бодрствовать и на ногах, и в кровати. Требовалось чем-то заполнить неизвестность.
Начала небольшое расследование. Мужика, распоряжавшегося на пожаре, звали Фрол, он был оставлен за главного на конюшне, по рекомендации Еремея. Мужик был здоровый, с окладистой бородой, но, увидев меня, бухнулся на колени:
Простите, барыня.
Не сразу поняла он думал, что я велела его позвать, желая взыскать за то, что при пожаре потребовал позвать во двор всех людей и в людской, и в барской половине, поэтому в детской никого не осталось. Я его утешила, дала рубль, мужик от неожиданности расплакался.
Меня интересовали не только заслуги на пожаре. Хотелось понять, кто же отворил ворота похитителям. Дениска, чья рана оказалась совсем легкой, рассказал, что тройка подъехала почти к крыльцу. Разумность этого очевидна: бежать пешком от дома до ворот неудобно. Почему сунули в мешок всех трех деток, тоже понятно: похищал кто-то чужой, и ему приказали похватать всех.
Но ворота могли открыть только свои. В пути я скорее думала, как наградить спасавших добро. Здесь же, в усадьбе, поняла: от этой мысли не избавиться и придется искать.
Увы, реконструировать события того страшного вечера оказалось непросто каждый помнил только то, что делал сам, и почти не помнил, что делал другой. Исключить удалось лишь половину усадебного народа, да и то условно.
Ладно, когда-нибудь узнаю. И это будет не лучший день для злодея, так как пока не представляю, что оторву, где закопаю.
Начала отвлекаться делами. Посетила коровник и прочие хозяйственные службы, выяснила, что действительно от пожара было больше шума, чем вреда. Поручила подготовить места для хранения припасов, которые должны были прибыть в ближайшие дни.
Сообразила, что надо лечить пострадавших, пока не стали лечиться водкой. Составила успокоительный травяной сбор для Ариши и Луши. Попробовала сама, а потом поручила Павловне проследить, чтобы обе мамаши его выпили. И выпить сначала самой, при них, мол, мне пользительно, значит, и им будет.
Средство оказалось действенным через полчаса я задремала в гостиной. В полудреме-полусне каждые пять минут звенели бубенчики на тройке вернувшегося Еремея, раздавался голос Михаила Второго, а его заглушали веселые детские голоса.
Вздрагивать, открывать глаза и понимать, что это все сонный морок, оказалось мучительнее, чем просто ждать. Так что через пару часов я встала и начала мерить комнату шагами, судорожно заставляя мысли идти заданным путем: собирать факты, сопоставлять их, считать еще не заработанные деньги, которые обязательно, обязательно пойдут на образование детей.
Со двора послышался шум, заскрипели ворота. Вернулся мой возок. С Лизонькой, Прошей и Степкой?
Едва накинув на плечи и голову теплый платок, я вылетела на крыльцо, хотела бежать навстречу.
Но Еремей издали замахал на меня руками и закричал:
Барыня, стойте! Один я! Его превосходительство коня у дяденьки вашего взяли и уехали, а мне возвращаться велели!
Куда уехал? Я чуть не села на крыльцо. Зачем?!
Не могу знать, барыня. Хмурый Еремей подъехал к самому дому и закинул вожжи на балясину перил. Велел передать, чтоб дома ждали, дескать, скоро будет с новостями. Якобы что-то он то ли нашел, то ли выспросил, то ли догадался.
И не подумаю! Меня словно ветром на ноги подняло. Едем обратно, в дядюшкину усадьбу. Сейчас же!
Да вы ж хоть оденьтесь, барыня! вздохнул и покачал головой кучер. Понимал, что спорить и держать меня бесполезно. Не дай бог, застудитесь. Кто ж о детках позаботится, когда они вернутся?