Капитан-командор Шельтинг сам сказал, что хотя ордера абордирования ему не дано было, однако ж он хотел абордировать по выстреле одним лагом, ежели б корабль его сел на камень. А по допросу офицеров корабля его освидетельствовано, что час стрелял и то позади, а не сшед между кораблей неприятельских сбоку; и посему видимо есть, что прежде случившегося несчастия корабля его было время ко абордированию, но он в том должности своей не исполнил, ибо сам приказал людям готовым быть абордировать и так долго стрелялся.
Капитан-командор Рейс, по учиненному несчастию двух кораблей, вице-адмиральского и капитан-командора Шельтинга, которые в гнании за неприятелем стали на камень, сколь скоро усмотрели на корабле вице-адмиральском подобрание парусов и спущение красного флага, по которому чинена погоня, должен был остаться командором и надлежало б ему неприятеля абордировать и всякий последний способ к разорению неприятеля чинить, несмотря на вице-адмирала, понеже он на камени был и паруса в знак того подобрал; разве когда б перешел на иной корабль и пака иные сигналы дал. Но оный не токмо по своей должности не исполнил, но по усмотрению спущения красного флага (без сигнального белого флага, который имел быть) из такой близости от неприятеля (как сам в своем ответе написал, что уже был в фузейном выстреле) поворотился. Також, как освидетельствовано многими офицерами, стрелял сперва по неприятелю так далеко, что ядра не доставали
Капитан Дегрюйтер явно себя худым человеком оказал, а именно: в гнании за неприятелем, когда у него с корабля матрос упал, тогда совсем кораблем поворотился; для чего можно было шлюпку или бот, которые позади волоклись, отсечь.
Итако мы, нижеподписанные по прилежном и довольном вышеобъявленных дел рассмотрении и рассуждении, по изобретении самой правды по большим голосам осуждаем:
Вице-адмирала Корнелиуса Крейса, за его преступления и неисполнение своей должности наказать смертию.
Капитан-командора Шельтинга, который достоин был жестокого наказания, но понеже на то ордера не имел, того ради от жестокого наказания избавляется, но осуждается быть в молодших капитанах.
Капитан-командора Рейса, за неисполнение его должности расстрелять.
Капитана Дегрюйтера, за незнание его дела, выбить из сей земли без абшиту.
Кошт взять, по обыкновению, приседящими в кригсрехте, из оставших пожитков вышеобъявленных виноватых, которым показана смерть.
При Петербурге. В 22 день января 1714»18.
Перед зачтением приговора было объявлено, чтобы все офицеры, кто хочет выслушать решение суда, собрались. Зал не смог вместить и половины желающих.
Президент начал чтение приговора вице-адмиралу Корнелию Крюйсу. Суд приговорил его к смертной казни, но его величество смягчил приговор, и К. Крюйс на следующий же день должен был быть отправлен в ссылку в Казань. На это К. Крюйс ответил с поклоном: «Что изволит ваше величество». Этот приговор был вторично прочтён ему на голландском языке капитаном П. Сивером, на что он ответил опять так же19.
Потом суд приговорил капитан-командора В. Шельтингу за то, что он не принял на себя командование, сместить на должность младшего капитана впредь до милости его величества. Милость государя, отходчив был Петр Алексеевич, не замедлила быть, уже в том же 1714 году В. Шельтинг имел прежний чин. В октябре 1717 года произведен в шаутбенахты от синего флага. К сожалению ему для службы России осталось совсем немного 18 июня 1718 года Вейбрант Шельтинг скончался на корабле «Марльбург» на кроншлотском рейде20.
В части вынесения приговора Абраму Рейсу имеется следующее описание Джоном Деном:
«Последним был вынесен приговор капитан-командору Рейсу, вменниший ему в вину то, что он, увидев, как корабли, на которых находились старшие его командиры, сели на камни и тем были лишены возможности продолжать погоню за неприятелем, не воспользовался великоленной возможностью взять или уничтожить три неприятельних корабля, за такое проявление трусости суд постановил препроводить его к месту казни и немедленно расстрелять. На основании этого приговора его сразу же повели к позорному столбу, находившемуся вблизости, где стояла наготове шеренга солдат. Была уже отдана команда вскинуть ружья, и только после этого было зачитано царское помилование, заменявшее его наказание на вечную ссылку в Сибирь. Страх смерти столь сильно им овладел, что, когда сняли повязку с его глаз и подняли его с коленей, он сказал по-русски: «Лучше пали». Его отнесли в соседний дом и здесь пустили ему кровь и через два или три дня отправили в ссылку в Сибирь, где он, влача жалкое существование ив течение нескольких лет, и скончался, так и не сумев полностью оправиться от испытанного страха»21.
Капитан Иост Дегрюйтер после вынесения приговора вычеркнут из русской морской истории, да, видимо, не только нашей, если англичанин Джон Ден в истории о петровском флоте не нашел нужным о нем что-либо упомянуть.
На Корнелия Крюйса, не будем забывать, что на свадьбе Петра Первого он занимал «отцово» место, государь держал обиду сравнительно долго, хотя и дал послабление сразу. Помимо отмены казни он заменил ссылку вместо сибирского Тобольска в Казань.
Как пишет А. Соколов: «Оттуда он писал письма к графу Апраксину, умоляя его испросить у царя помилование, и даже подавал просьбу самому государю. Не оправдываясь и не жалуясь на врагов своих (как беспрестанно жаловался па них в суде), Крюйс только напоминал свою долголетнюю службу; сокрушался, что «божеским посещением» прогневил государя; поздравлял его с победою (Гангутскою); напоминал Апраксину, что они вместе служили государю и что теперь, больной и старый, разлученный с женой и детьми, он предается его великодушию и заступничеству; писал, что ему остается надежда «на милосердие его царского величества», за которого он жертвовал «последнею каплею крови»22.
За опального вице-адмирала вступились влиятельные Федор Апраксин и Александр Меншиков. Через год Петр простил К. Крюйса. Есть предание, будто по возвращении К. Крюйса из ссылки государь сказал ему: «Я на тебя более не сержусь!» И что тот отвечал: «И я перестал сердиться!»
Сердиться Петр Алексеевич перестал, на флот вернул, но на палубу боевого корабля больше не пустил. По возвращении в 1715 году из ссылки Корнелий Крюйс служил в Главном Санкт-Петербургском адмиралтействе, в 1716 году исполнял должность генерал-интенданта. С конца 1718 года вице- президент Адмиралтейств-коллегии, участвовал в разработке военно-морского законодательства, в том числе в составлении первого русского Морского устава. Корнелий Иванович Крюйс скончался 3 (14) июня 1727 года, отдав службе России и ее военно-морскому флоту тридцать лет своей жизни.
Первым историческое значение суда над адмиралами русского флота отметил англичанин Джон Ден в «Истории Российского флота в царствование Петра Великого»:
«Ход военно-морского суда описан мною столь подробно потому, что он в некоторых отношениях, как полагаю, в то время не имел себе подобных и вследствие этого немалые толки о нём разошлись по свету»23.
Можно сделать вывод: Вполне возможно, что без воспитательного воздействия суда над адмиралами в 1714 году у российского флота не была бы победа Гангута 1715 года научил Петр Первый и сигналы распознавать, и не бояться флагманам брать на себя ответственность.
Взрыв на Кронштадтском рейде
1715, 27 июня (8 июля) От удара молнией погиб линейный корабль «Нарва».
5 апреля 1722 года знаковая дата в истории отечественного флота. В этот день вошел в действие первый российский свод морских административных законов «Регламент Адмиралтейский», в котором четко излагались должностные обязанности всех лиц командного состава от Адмиралтейств-коллегий до корабельного мастера, устанавливались правила содержания при порте матросов и гардемаринов, порядок охранения порта и кораблей в гавани, обязанности брандвахт
Перечень регламентированных работ, которые функционально должны реализовать обеспечение безопасности плавания и стоянки судов в акватории морского порта и на подходах к нему, несомненно, отражает опыт, накопленный почти за двадцать лет российским военно-морским флотом. В некоторых статьях отражались трагические страницы его еще короткой истории.
В частности, уже первый параграф главы, отведенной должностному лицу «Капитан над портом», предписывает первоочередным действием в отношении пришедшего корабля, еще до ввода его в гавань, «послать боты и шлюпки, для приему с караблей пороху, и протчаго снаряду». Причем порох должен быть сдан весь «под лишением живота офицерам» за недолжное исполнение. «И для престережения сего, капитан над портом и интендант, должни [как скоро увидят карабли идущие в порт,] послать боты и шлюпки, для приему с караблей пороху, и протчаго снаряду» (ст.1, гл.3, ч.2)24.
Видимо, в памяти хорошо сохранилась трагедия на Котлинском рейде 1715 года, произошедшая с новейшим 60-пушечным линейным кораблем «Нарва» (вступил в строй осенью 1714 года). В ночь с 26 на 27 июня в корабль ударила молния. От молнии загорелся порох в крюйт-камере. Корабль взорвался и затонул. Спаслись 19 человек из 400 членов экипажа, погиб и командир, капитан-командор Э. Воган. Над водой осталась только бизань-мачта корабля.
В 1715 году 60-пушечный линейный корабль 3 ранга корабль «Нарва» была самым молодым парусником российского флота. Корабль «Нарва» был заложен на верфи Санкт-Петербургского Адмиралтейства 20 (31) июля 1712 года. Постройку корабля вёл корабельный мастер Федосей Моисеевич Скляев. «Нарва» была спущена со стапеля 25 октября (5 ноября) 1714 года25. Корабль имел два дека. Вооружение корабля составляли 60 орудий калибра от 4 до 18 фунтов.
Командиром «Нарвы» был капитан-командор Эдвард Воган26, по происхождению англичанин.
К 1713 году Э. Воган дослужился в английском флоте до звания капитана (командовал 50-пушечным кораблём), в конце кампании 1713 года выбыл с английской службы, об исполнении которой имел крайне положительные отзывы. В том же звании 18 января 1714 года принят в российский флот при содействии Ф.С. Салтыкова. В кампанию 1714 года командовал кораблём «Перл».
1 января 1715 года Э. Вогану было присвоено звание капитан-командора. В мае был назначен командиром эскадры белого флага или кордебаталии флота в составе 7 кораблей, включая флагманский «Нарва», 1 фрегат и 4 шнявы. Однако его «Нарва» прослужила на русском флоте лишь только одну военную кампанию.
В ночь с 26 на 27 июня 1715 года, в первом часу пополуночи, корабль погиб на рейде Кронштадта.
Дж. Ден в своей работе «История Российского флота в царствование Петра Великого» сообщает, что «Нарва» была взорвана ударом молнии, от которой на корабле загорелся порох. При этом отмечает, что погиб его командир капитан-командор Э. Воган со всей командой (более 400 человек), исключая одного поручика и трех или четырех матросов27.
Любопытно, что данные о потерпевших несколько разнятся.
Например, «Походный Журнал» Петра I сообщает иные подробности той страшной ночи: «27-го (июня) получено по ведомости из Кронштадта, что в корабле Нарве, которая была в 64 пушки, молниею зажгло крюйт-камору, которая в носу, и от того оной корабль весь разорвало и пропал с людьми со всеми, разве спаслось 10 человек».
Адмирал Корнелий Крюйс в своем рапорте Петру увеличивает эту цифру до 19 спасшихся. «Сего числа в час пополуночи был гром, пишет адмирал, и волею Божию ударило в корабль Нарву и оный подорвало, и спаслось людей 18 или 19 человек, и потонул (он) совсем, только виден от сломанной бизань-мачты с сажень и немного верхняго каюта».
Примечания П.А. Кротова, сделанные к вышеназванной книге Дж. Дена, говорят о следующем: «На «Нарве» погибло около 400 человек, в том числе 177 нижних флотских чинов. Спаслось, по словам К. Крюйса, 18 или 19 человек; согласно донесению голландского резидента Я. де Би, лишь 11 чел.»28.
Впрочем, это не столь важно в сравнении с общим количеством жертв.
Интересна другая информация, которая касается гибели командира корабля. Голландский посланник барон Ян де Би доносил Генеральным Штатам Соединённых Нидерланд из Санкт-Петербурга 1 (12) июля 1715 года: «Ваган найден мертвым в постеле»29. Возможно за этими словами кроется какая-то тайна.
Но, судя по развитию событий, к капитан-командору Э. Вогану претензий не было. Его похороны были описаны в журнале Петра I: «1715 г. Кронштадт. 1 июля хоронили капитан-командора Вагана (взорвался на корабле «Нарва»), гроб был покрыт белым флагом, с кораблей стреляли из 15 пушек в минуту выстрел, и флаги спущены до половины, кроме гюйсов. Для провожания была рота солдат, как загребли, тогда 3 залпа выпалили».
Петр I тяжело переживал гибель «Нарвы». Помимо потери судна и экипажа, царь был озабочен тем, что полузатонувший парусник перегородил фарватер и таким образом создал опасность для проходящих судов.
«Корабль безчастную Нарву подлинно ни вчерась, ни сегодня осмотреть было невозможно, для великого ветра, писал Петр неделю спустя после трагедии, однакож необходимая есть нужда онаго вынуть, каким трудом и коштом ни есть, ибо ежели оный не вынуть будет, то подлинно сей фарватер вовсе испорчен будет, понеже к нему быстро песку нанесет и банку сделает». Царь предлагал поднять «Нарву» с помощью плоскодонных судов: «Для вынимания его удобны суда: прам, маштелихтер и двух эверсов, которыми Ингерманланд по лету подымали»30. Только подобные суда могли осуществить столь сложную техническую операцию на мелководье.
Однако события Северной войны помешали Петру исполнить свой замысел в том же 1715 году. Поднять «Нарву» удалось только после заключения Ништадского мира. По сообщению Дж. Дена, в 1723 году петровские корабелы «с большими, но необходимыми издержками»31 подняли со дна нижнюю часть Нарвы. Надо полагать, работы велись с помощью специальной «водолазной машины», выписанной из Британии, о конструкции которой, к сожалению, ничего не известно. Именно об этом «чуде техники», царь писал в 1716 году князю Куракину из Копенгагена: «Машину, в которой лазят в воду для вынимания утопленных кораблей, мы имеем, а мастера нет, того ради отпиши в Англию, чтоб такого достали»32 Вознаграждение водолазам за подъём последних частей затонувшей «Нарвы» киля и штевня было уплачено летом 1724 года33.
Изображений «Нарвы» не сохранилось, если не считать двух рисунков, где корабль изображен в затонувшем состоянии. Оба выполнены пером в 1715 году неизвестным автором; он мастерски передает весь масштаб катастрофы, постигшей деревянный парусный корабль: взорванный молнией остов «Нарвы», беспомощно покоящийся на дне Финского залива. На обеих рисунках половина корабля, включая носовую часть, отсутствует. Над водой торчат обломок бизань-мачты и верхняя часть кормовой оконечности.
На одном чертеже недостающий корпус «Нарвы» рисовальщик изобразил пунктиром. Благодаря этому мы имеем представление, что носовое украшение корабля было выполнено в виде свирепого льва с распущенной гривой как символ победы русского оружия над шведами. Уникальность рисунку придает размашистая надпись, небрежно выведенная над ним. В ней угадывается рука Петра I, который собственноручно и со знанием дела приписал: «Сей (чертеж. ред.) на признак наруж(ъ)я и нутра»34.