Вторая форма дебатов повседневные споры, с которыми время от времени сталкиваемся все мы. В дискуссионные клубы вступают немногие, а вот спорят друг с другом в той или иной форме абсолютно все люди практически каждый день. Поскольку мы нередко расходимся не только в том, как должны обстоять дела, но и в том, как они действительно идут, конфликт может породить сам акт восприятия. А далее в ход пускаются аргументы, с помощью которых мы стараемся убедить других в своей точке зрения, находим решения, тестируем правоту собственных убеждений и отстаиваем свое достоинство. Мы отнюдь не безосновательно исходим из того, что наши личные, профессиональные и политические интересы зависят от нашей способности не только победить в таких спорах, но и сделать это правильно.
Так вот, я утверждаю, что состязательные дебаты учат нас правильнее выражать свое несогласие в повседневной жизни. Это предполагает умение выполнять целый ряд задач: добиваться своего, предотвращать конфликты, сохранять нормальные отношения с оппонентом и мы далее об этом поговорим. Но цель этой книги я определяю куда скромнее: нам надо научиться не соглашаться и спорить так, чтобы вступление в спор было более оправданным, чем его избегание.
В этой книге вам предложены необходимый для этого инструментарий и рекомендации.
В первой части описываются пять основных элементов состязательных дебатов тема, аргументация, опровержение, риторика, тишина, а также навыки и стратегии, необходимые для их правильного использования. Так вот, я убежден, что эти же элементы отображают и физику, лежащую в основе наших повседневных споров, и в совокупности образуют базу знаний, более доступную, чем формальная логика, и имеющую большую сферу применения, чем формальное согласование точек зрения.
Во второй части полезные уроки состязательных дебатов рассматриваются в применении к четырем сферам человеческой жизни ссоры, образование, взаимоотношения и технологии в качестве доказательства того, что умение правильно спорить действительно улучшает нашу жизнь, как личную, так и социальную. По сути, я предполагаю, что тысячелетняя традиция состязательных дебатов сама по себе дает нам рекомендации, демонстрируя, как может работать сообщество, построенное вокруг споров, а не вопреки им. Конечно, как обычно и бывает, выводы тут не всегда однозначны. История дебатов кишит примерами доминирования, манипуляций, краснобайства и исключения неизвестного. Но я утверждаю, что дебаты при этом создают возможность для чего-то замечательного: для жизни и общества, в которых есть место захватывающим, наполненным любовью и расширяющим кругозор спорам.
Я признаю, что выбрал для написания книги о хороших спорах довольно странное время. Да, схлестываться с политическими противниками в наши дни доводится немногим, но подозрения, презрение и ненависть, порождаемые ссорами и разногласиями, сегодня, кажется, достигли точки кипения. Они ведут к спорам, в которых мы изначально предполагаем дурные намерения и общаемся, не слыша друг друга. Именно во времена, когда наше желание вести дебаты, судя по всему, крепнет и ширится, ценности и навыки, необходимые для подобных бесед, находятся в низшей точке. По сути, это явление, которое описывают термином поляризация это не когда мы с чем-либо не согласны и даже не когда мы не соглашаемся слишком во многом или слишком часто, а когда мы высказываем свое несогласие плохо, неправильно, из-за чего наши споры становятся болезненными и бесполезными.
Среди этого крика некоторые люди окончательно утратили надежду на конструктивность споров. В 2012 году кандидат в президенты США от республиканцев Митт Ромни заявил на закрытом собрании, что около 47 процентов избирателей всегда, как их ни убеждай, будут на стороне демократов, и это хронические иждивенцы, которые не платят налогов[1]. А спустя четыре года кандидат от Демократической партии Хиллари Клинтон назвала добрую половину сторонников своего оппонента, Дональда Трампа, «убогими»[2]. Оба впоследствии принесли извинения за подобные высказывания, но, увы, мнение о том, что некоторые люди не поддаются убеждению и рациональной аргументации, хоть и считается табу, но накрепко встроено в доминирующую логику электоральной политики.
Однако худшие последствия утраты людьми веры в конструктивный спор часто носят куда более личностный характер, проявляясь в молчании и недомолвках между романтическими партнерами, друзьями и родственниками. Так, исследователи из Калифорнийского университета обнаружили, что через несколько недель после президентских выборов в США в 2016 году семейные обеды в честь Дня благодарения с участием людей из округов, голосовавших за разных политиков, продолжались на полчаса, а то и на пятьдесят минут меньше, чем прежде. «В масштабах всей страны мы потеряли 34 миллиона часов межпартийного дискурса, который обычно ведется на семейных обедах в День благодарения»[3].
Трагедия в том, что более подходящего времени для споров и дебатов ждать не стоит. Мы живем в период беспрецедентных свободы личности, избирательного права и глобальных связей. Публичная площадка сегодня разнообразна, как никогда прежде, а публичная дискуссия более остра и неоднозначна. И, честно признавая проблемы и недостатки современных дебатов, мы не должны умалять важных этих достижений. Да и романтизировать прошлое тоже не стоит. Раньше люди могли только мечтать о таком плюрализме; мы никогда не справлялись со своими разногласиями лучше, чем сегодня. Но, конечно, останавливаться на достигнутом недопустимо.
Безусловно, в такие неспокойные времена, как сейчас, у людей часто возникает соблазн стремиться к консенсусу, сосредоточившись на том, что нас объединяет, а не разъединяет. Я, например, будучи человеком от природы застенчивым, под влиянием этого инстинкта практически постоянно. Но мне не понаслышке известны и его горькие плоды.
Как я уже говорил, на протяжении нескольких лет своего сиднейского детства я изо всех сил старался избегать споров и ссор и четко структурировал свое бытие вокруг поиска консенсуса. В результате я остался с твердым убеждением, что в такой приятной, бесконфликтной жизни есть что-то ущербное. Ее поддержание требует от человека слишком уж много компромиссов и предательства себя. Такой подход к жизни лишает наши взаимоотношения с окружающими самого ценного: искренности, вызова, уязвимости и многого другого.
Путешествия по миру убедили меня в том, что без споров скудна и политическая жизнь. Нации в своем лучшем проявлении не что иное, как эволюционирующие разногласия. Никакой другой взгляд на местное сообщество не предполагает такого уважения к человеческому многообразию и такой смелости в плане будущих перспектив. А вот противоположность данного подхода, упорное стремление к единообразию, тяготели в истории человечества к деспотизму и грубому мажоритаризму. В условиях либеральной демократии хорошие споры это не просто то, что общество должно реализовать; это то, каким оно должно быть.
* * *
В те первые и несчастливые годы жизни в Австралии я понимал, откуда растут ноги моих проблем. Мне еще раньше, в воскресной школе, рассказали о том, как из-за многоязычья начались ссоры в великом древнем городе под названием Вавилон. Когда-то все народы мира говорили на одном языке и в гордыне своей решили построить башню, достаточно высокую, чтобы достичь небес. Но когда здание пронзило небо, в дело вмешался разгневанный Господь. Он смешал языки людей так, что они перестали понимать друг друга. А потом рассредоточил разные народы по всему миру.
Мне потребовалось много лет, чтобы увидеть эту историю в другом свете. Тот крах Вавилонской башни выпустил в мир хаос в форме новых культур и диалектов об этом когда-то весьма красноречиво сказал в своей Нобелевской лекции писатель Тони Моррисон[4]. И мы, люди, изгнанные из башни, принялись обживать новые территории; так началась тяжкая работа по перемещениям по разным землям и переводу с языка на язык.
Из-за разрушения башни мы начали спорить и даже ссориться, но это также сделало нашу жизнь неизмеримо большей.
Меня часто спрашивают, как мне удалось обрести свой голос в спорах не в компании друзей, а, скорее, в пылу состязательных дебатов. Я не один год ломал голову над ответом на этот вопрос. И до сих пор часто думаю о том, как все было бы, пойди я другим путем. Отстаивание своего мнения не всегда лучшая реакция на конфликт, но она, как правило, самая разоблачающая, заставляющая раскрыться. В споре мы обязательно проявляем свою сущность больше, чем в физической драке, и уж точно больше, чем когда воздерживаемся от него. В конфликте мы максимально четко показываем границы того, кто мы есть и во что верим.
Сегодня мы привыкли рассматривать споры либо как симптом некого заболевания нашего общества, либо как нечто вызывающее у нас недовольство. Что ж, и то и другое верно. И все же я искренне надеюсь убедить вас в этой книге в том, что споры могут быть и лекарством инструментом, который позволяет нам сделать мир лучше.
В весенний мартовский день 2005 года, когда я впервые принял участие в дебатах, я бы не смог сказать вам ничего подобного. Но у меня было четкое ощущение, будто мне дали спасательный плот, который не только может меня спасти, но и доставит в светлое будущее; надо только на нем удержаться. Глядя вниз, в зал, с края сцены, я чувствовал, что во мне прорастает что-то новое, на редкость честолюбивое, свежее и настойчивое.
Я замедлил дыхание и, произнося первые несколько строк своей речи, почувствовал, как твердеет земля под ногами. И в голове мелькнуло, что, начав говорить, возможно, уже не остановлюсь. Такова магия вырвавшегося на свободу голоса: никогда не знаешь, что он может сказать дальше.
Глава 1. Тема: как найти свои дебаты
Утром в январский понедельник 2007 года, через два-три месяца после окончания начальной школы, зеленые ворота входа в среднюю школу Баркер-колледжа стали для меня порталом в новый мир. Для меня и других двенадцатилетних ребят в тот первый день в средней школе контраст между тем, как было прежде, и тем, что мы увидели теперь, был разительным. Раньше мои одноклассники, бывало, носились по игровой площадке в чем попало, лишь отдаленно напоминавшем школьную форму, а в этом кампусе ученики, одетые в накрахмаленные белые рубашки, выглядели словно с иллюстрации из брошюры приемной комиссии. Территория моей предыдущей школы была очень растянутой, с укромными уголками, а ухоженный кампус средней школы для мальчиков, в которой я теперь оказался, намекал на конкретный порядок вещей и у меня были веские причины побыстрее его изучить.
Уже к обеду я понял, что задача эта не из простых. В школе, где учились две тысячи мальчишек, не имело смысла говорить о каком-то одном порядке вещей; их было много. Уроки соответствовали одному набору ожиданий ученики обращались к учителям «сэр» и «мисс» и, прося слово, вежливо поднимали руку, а снаружи, на игровой площадке, царили правила джунглей. В светлом атриуме музыкального корпуса школьники вели себя по-одному, а в пропахших плесенью раздевалках спортзала совершенно по-другому. Словом, место это было настоящим калейдоскопом разных ожиданий.
Надо сказать, за три с половиной года жизни в Австралии я превратился в отличный переключатель кода. Я научился ловко переходить с душевного языка, принятого у нас дома, на веселый и поверхностный разговорный, который приветствовался в начальной школе. Однако в средней школе Баркер-колледжа я столкнулся с проблемой, потому что никак не мог разобраться в здешних правилах и кодах. Какие шутки тут уместны и в каких ситуациях? Насколько стоит раскрываться и кому именно? Я пытался ответить на эти вопросы, но только спотыкался об очередные проблемы.
В те первые недели в новой школе я не замкнулся в молчаливом одиночестве, а искал и находил утешение везде, где мог. В классе я оказался в компании немногословных и приятных в общении юных австралийцев, которых звали оцените изящество аллитерации Джим, Джон и Джейк. Самые амбициозные одноклассники перли напролом, используя любое общение для того, чтобы самоутвердиться и убедить других в своей точке зрения, а наша группа, казалось, полностью мирилась с создавшимся статус-кво. На большой перемене мы скидывались на коробку горячих чипсов из кебабной это главная австралийская еда навынос и съедали их, обмениваясь буквально несколькими словами.
И чего я уж точно никогда не говорил новым друзьям, так это того, что пришел в эту школу с максимально конкретной целью вступить в местную команду по дебатам. После первого опыта состязательных дебатов в пятом классе я имел возможность принимать в них участие лишь время от времени. Но я знал, что в средних и старших школах Сиднея культура дебатов весьма развита и в большинстве из них есть команды, которые каждую неделю состязаются друг с другом. Надо сказать, дебаты занимали в жизни школ довольно странное место. Подобно шахматам или викторинам, они предоставляли доступ к соревновательным видам деятельности для не особенно спортивных детей, но, в отличие от других мероприятий в закрытом помещении, пользовались популярностью благодаря отличной репутации знаменитых выпускников, когда-то членов школьных дискуссионных клубов.
В школе Баркер-колледжа на тренировку по дебатам, проходившую по средам во второй половине дня, мог прийти любой желающий, но по вечерам в пятницу представляла школу в каждой группе местной лиги только одна команда из четырех учеников. Чтобы тебя в нее включили, нужно было пройти прослушивание. В первую неделю февраля, в преддверии этого «экзамена», я попытался было хоть что-нибудь о нем разузнать «дружище, а что там за прослушивание для дебатов?» но, кажется, кроме меня, это никого не интересовало. И я решил, что, скорее всего, пройти в команду будет проще простого. Спасибо спорту и другим крутым занятиям.
Как оказалось, я ошибался: на первый этап прослушивания, начало которого было назначено на четыре часа в четверг, пришло более тридцати ребят. Комната с белыми стенами на верхнем этаже корпуса английского языка и литературы напоминала внутренность холодильника, и не только внешним видом; ученики, одетые легко, соответственно уличной жаре, входя в нее по одному или парами, тут же начинали дрожать от холода. Председателем комиссии по прослушиванию была мисс Тиллман, учительница истории, дама весьма стоического характера.
Мисс Тиллман объяснила, что прослушивание не предполагает полноценных дебатов. Вместо этого каждому кандидату будет предложена тема, задана сторона (утверждающая или отрицающая) и дано полчаса на подготовку речи, которая должна содержать два аргумента за или против, сообразно назначенной позиции. В начальной школе мы готовились к дебатам несколько недель, при желании с помощью учителей и интернета, а теперь предстояло действовать в одиночку, да еще и вписаться в установленный, причем весьма жесткий, лимит времени. «Такой формат прослушивания, конечно, не скажет судьям всего о кандидатах, сообщила мисс Тиллман, но позволит оценить вашу реакцию».