Переселение уродов
По ящику крутили местные новости. Вторая программа. Антенна ловила всего две первую и вторую. Надо исправить, отметил он про себя. Давно уже привык и к НТВ, и к «Культуре»
В новостях рассказывали о банде рецидивистов, что окопалась в лесах одного из отдалённых областных районов и кошмарила тамошних фермеров. Потом про когда-то крупный приграничный посёлок Святск, где из-за чернобыльской радиации и отселения осталось три калеки жителей. Потом заиграла попсовая песня, стилизованная под народную. Её сопровождал видеоряд, снятый где-то под Брянском, на берегах Десны: упитанная тётка в свободной холщовой рубахе, с венком из зелени на голове вальяжно расхаживает по летнему лугу, оглаживает пухлыми ладонями то свои крутые бёдра, то колосящиеся дикие травы. Следом вечерние городские пейзажи под долгую томную «Lily Was Here» звуковое соитие гитары Дэйва Стюарта с саксофоном Кэнди Далфер.
За благополучие семейного быта!
Илья сидел, смотрел в экран, поглощал свой холостяцкий ужин, опрокидывал стопку за стопкой. Тело налилось приятной истомой, на щеках проступил румянец. Желтоватое жидкое масло на пельменях жирно поблёскивало в тёплом свете пыльной люстры. Когда-то Илья услышал от знакомого историю, как тот сварил себе пачку пельменей и, выкладывая на тарелку, заметил торчащий из теста крысиный хвост. Есть, конечно, не стал вывалил всё в мусорное ведро. Каждый раз, отваривая пельмени, Илья вспоминал ту жуткую историю, но это его не останавливало. Пельмени пища богов, пусть из них и торчат порой крысиные хвостики. Тоже мясо ведь, как ни крути. Деликатес, можно сказать. А если не заметить хвоста и съесть разницу вряд ли почувствуешь. Ну, может быть, самую капельку. Но это можно списать на на случайные вкрапления в пределах статистической погрешности.
Он налил себе новую стопку. Почти полбутылки оприходовал. Шибко резво. Надо бы притормозить. От напитка нужно получать удовольствие. Не выжирать сразу всё, чтобы отключиться, а на следующий день лезть на стены от колокольного перезвона в башке.
После этой перерыв.
Он опрокинул стопку и
поперхнулся.
Звонок в дверь, похожий на звук вращающихся лопастей вертолёта. Слишком громко. Придётся или привыкнуть, или поменять.
Кого там черти принесли?
Откашлялся, пошёл к двери. Кнопку звонка нажали ещё раз. Настырные.
Открыл.
Дядь Володя.
Тьфу! Надо было в глазок посмотреть, прежде чем открывать.
Здоровеньки булы, солдат! ухмыльнулся сосед.
Здрасьте.
Ты это Он приподнялся на носках и заглянул Илье через плечо. Ты это один? Гостей на новоселье не звал?
Как видите.
Понимаю. Беспорядок, чемоданы, ремонт. Сам не напрашиваюсь.
«И слава богу», подумал Илья.
Но зато приглашаю к себе! Я человек хлебосольный, выпить дома завсегда найдётся. Пошли по рюмашке дерябнем, а?! Глаза старого мента влажно заблестели в предвкушении, что будет с кем поболтать за вечерними возлияниями. Он почему-то не сомневался, что Илья согласится.
Ладно, неожиданно для себя сказал Илья.
Пока возвращался в комнату выключить телевизор, думал: «Приди ты, старый чёрт, на полчаса раньше, когда бутылка лежала непочатая в морозилке, хренушки чего бы тебе тут перепало. Ну а теперь почему нет? Вечер длинный. Туда-сюда под мухой одному скучно станет. А так будет с кем побухтеть за жизнь. Главное не давать этому пропойце денег в долг. Раз-другой одолжишь всё, не отвяжется».
Он выключил телевизор. Бросил прощальный взгляд на пельмени, вздохнул. Сходил на кухню, принёс крышку от кастрюли, накрыл миску. Взял початую бутылку «Столичной».
Дядь Володя ждал у порога, хитро улыбаясь.
Ты, я смотрю, стенку-то не выкинул, сказал он.
А? переспросил захмелевший Илья.
Гарнитур тёткин, говорю, так и стои́т. Выкидывать не стал.
Ну да.
Эт правильно.
Илья молча запер дверь на верхний.
Пока спускались по лестнице, дядь Володя на всякий случай напомнил Илье, как его зовут. Только сказал не «дядя Володя», а «Владимир Сергеич». Жил он этажом ниже в квартире напротив двухкомнатной. На дверном дерматине длинный ровный разрез будто ножом полоснули. Серая вата лезет клочьями. Когда-то, в бытность Владимира Сергеевича уважаемым человеком, дверь, наверное, солидно смотрелась. А теперь, когда многие стали менять старые деревянные на новые железные с навороченной отделкой, убого. Да и тем, чтоб её хоть раз в год помыть, дядь Володя не утруждался.
Он отпер дверь. Изнутри пахнуло терпким, даже едким, застоялым теплом. Смесь перегара, пота и нестираных носков. Как в логове почти любого старого алкаша.
Ты не разувайся, у меня тут не то чтоб чисто, предупредил хозяин.
Вижу, буркнул Илья. Я в тапках.
Подметать полы дядь Володя явно не любил. Илью передёрнуло, когда он невольно вообразил, как в пятки впиваются сухие крошки, на ткань носков налипают клочья пыли
Холостяцкая берлога! не без гордости пояснил Владимир Сергеич. Жена от меня ушла, дай бог памяти, в девяносто первом. Были у нас кой-какие накопления в долларах
«Интересно, откуда в девяносто первом-то году? подумал Илья. Не такой уж простой мент ты был, дядь Володь».
Меня из ментовки-то попёрли, под стражу взяли. Потом, правда, отпустили под подписку. И дело моё туда-сюда заглохло, когда развал грянул. Вернулся я, значит, домой, а этой пизды след простыл. Вместе с валютой съебнула, само собой. Ну, тогда я и запил. А потом мать парализовало, я её сюда перевёз. Ухаживать больше некому. Померла недавно, царство небесное. Он перекрестился. Была видный инженер, патенты мне кой-какие после себя оставила. Наследство, так сказать. Плюс квартиру материну сдаю. Плюс у меня у самого пенсия. Могу себе позволить не работать, хе-хе! Он подмигнул слезящимся глазом.
Свет горел только на кухне. Мебель перекошенная, битая. От одного шкафчика дверца оторвана петли с мясом выкорчеваны. На столе липкие пятна, хлебные крошки. И подпалины словно раскалённым утюгом.
Илья огляделся. Подпалины были везде. Где бежевые, где коричневые, где и вовсе чёрные. Те, что на линолеуме, с пузырями. Чем старый хер тут занимается, пока никто не видит?
«Зря я пришёл, подумал Илья. Собственно, а чего я ожидал? Что опустившийся алкаш живёт в приличной обстановке, поддерживает порядок? Да он сам на бомжа похож!»
Ты присаживайся, присаживайся, не стесняйся. Дядь Володя выдвинул из-под стола табуретку. Илья поставил на стол свою водку, сел. На табуретке сидеть неудобно хотел пристроить локоть на столешницу, но раздумал: рубашку потом не отстираешь. Прислонился спиной к стене. Пока ёрзал, усаживался поудобнее, ткань с глухим щелчком отлипла от обоев. В конце концов так и остался сидеть прямо, как школьница за фортепиано.
Дядь Володя достал из холодильника свою непочатую бутылку. «Азарт», самая дешёвая из магазинных. Дрянь редкостная. Следом банку солёных огурцов. Захлопнул холодильник. «Надо было колбасу и хлеб принести», удручённо подумал Илья. Солёный огурец хоть и аппетитный, но водочка просит закуски поосновательнее.
Давай-ка твой пузырь покамест охлаждаться отправим, по-хозяйски распорядился Владимир Сергеич и споро убрал «Столичную» в ле́дник под окном, за двумя толстыми деревянными створками на шпингалете. Тут-то она побыстрей до кондиции дойдёт, хе-хе. Илья заметил несколько банок с буроватым кашеобразным содержимым и ржавеющими жестяными крышками всё, что было на полках, просилось на выброс.
Хозяин взял одну рюмку из раковины, другую достал из шкафчика. Расставил, наплескал «Азарта».
Ну, солдат, за встречу! За близкое, как грится, знакомство! Вздрогнули! провозгласил дядь Володя. Они чокнулись, выпили. Владимир Сергеич шумно занюхал огурцом, целиком отправил его в рот.
Мы когда молодые были, прочавкал он, жрать было нечего, так друг дружкиной головой занюхавали
На стол по ножке заполз маленький таракан. Осмотрелся, шевельнул усиками. Подбежал к липкому пятну, припал к нему головкой, бодро зашевелил жвальцами.
Вот они, сука! Тварюши! Ишь, жратво учуял! Дядь Володя схватил с подоконника горелку с баллоном. Поднёс почти вплотную к насекомому, включил. Таракан превратился в уголёк, даже вздрогнуть не успел.
Хозяин отставил орудие казни обратно на подоконник. Грязной тряпкой смахнул горелого таракана на пол. Трупик сухо стукнулся о линолеум. На столешнице осталось тёмное пятнышко.
Беда тут у нас с тараканами, пояснил Владимир Сергеевич. Во всём доме так. Лезут и лезут, блядюги. Откуда не поймёшь. Ни черта не помогает. Чего ни пробовали бесполезно. Он махнул рукой. Я с ними по-свойски разделываюсь. Элегантно, да?
Угу, промычал Илья. Откусил от огурца. Огурец был мягкий, не хрустел. Наверное, банка года три закатанной простояла.
Тебя не сильно допекают? спросил сосед.
Кто? не понял захмелевший Илья.
Конь в пальто! рявкнул бывший мент. Благодушие его вмиг испарилось. Улыбка сошла с лица. Теперь он глядел на гостя исподлобья красные глаза навыкате, слюнявая синюшная губа отвисла. Напрягся, словно сжатая пружина. Ты что, меня не слушаешь?! Тараканы вот кто!
Так же внезапно, словно бы по щелчку, настроение сменилось обратно на миролюбивое.
Ну так как видал у себя тараканов? переспросил он.
Да, захаживают. Сегодня вот тоже. Буду, наверное, травить.
Ты, главное, стенку румынскую не отодвигай.
Это ещё почему?
А ты разве не знаешь, что там?
А что там? тупо лупал глазами Илья. Стена?
Ну да, стена. А в стене знаешь что?
?
Окно там.
Окно?
Окно. Обычное окно. Рама, стёкла, четыре створки, форточка. Окно.
Илья задумался. Стал вспоминать, что видел снаружи на той стене, к которой прислонился тёткин мебельный гарнитур. Долго вспоминал. Наверное, да там о́кна. Если б сплошная глухая стена, он бы запомнил: слишком необычно такое для хрущёвок.
По твоему стояку в каждой квартире то окно стенкой загорожено. Квартиры однокомнатные, маленькие, тесные. А зачем в маленькой комнате к здоровенному балконному окну ещё и обычное? Правильно, лишнее оно совсем можно его мебелью загородить. И вот, стои́т так гарнитур годами, десятилетиями. И никто в то окно не глядит. А знаешь, что бывает тогда с окном? Он подался вперёд, уставился на Илью, словно заговорщик-диверсант. Дохнул тяжёлым водочным перегаром.
Илье в голову полезла всякая банальщина: покрываются пылью, рассыхаются что ещё может произойти с окном, когда к нему годами не подобраться? Но он ничего не сказал кивком пригласил дядь Володю объяснить, что к чему.
Не зна-а-а-аешь?! А вот я тебе щас расскажу!
Окошко за румынской стенкой
В девяностом году это было. Стояло лето. И вот такие же дни, как сейчас. Тёплые, но дождливые, раскисшие. Мальчик Алёша во втором доме жил или в четвёртом не помню уже Нет, всё-таки во втором Странное дело: наш дом восьмой, а второй к нему почти примыкает. Причём он не просто второй, а два-бэ. Дома два-а тут нету, чтоб ты понимал. И просто второго тоже нету. Чудно́, ей-богу.
Вот в такой вот угловой квартире, как твоя, он и жил, наш Алёша. С родителями втроём в однушке. Перешёл тогда Алёша в шестой нет, в седьмой класс. Точно, в седьмой.
Что дети летом обычно делают? Правильно, кто на море, кто по лагерям, кто к бабушкам-дедушкам в деревню. Кто никуда не уезжает, те днями по улицам да подворотням валандаются. А вот Алёша и не поехал никуда, и по округе не слонялся.
Алёша страх как любил читать книжки. И не было для него на всём свете большего удовольствия, чем когда мама и папа уходили на работу, дом затихал, а он на весь день оставался один. Садился в любимое глубокое кресло, накрывался по грудь старым шерстяным пледом (даже в летнюю жару) воображал себя английском аристократом девятнадцатого века перед камином. Пил без остановки чай из маленькой чашечки, что тайком брал из парадного сервиза в буфете за стеклом. Старался всё делать так, как в редкие свободные дни делали (или, по его представлению, должны были) любимые книжные герои бесстрашные путешественники, проницательные сыщики и просто сорви-головы.
Алёша сидел и читал. Целыми днями. Лишь иногда делал короткие перерывы. Если смаковал каждый абзац, каждое предложение, выходило за день страниц сто. А если взахлёб все двести, а то и триста.
Восемь томов Жюля Верна, восемь Майн Рида, восемь Вальтера Скотта, семь Фенимора Купера, сборник рассказов Конан Дойля Все книжки о приключениях, что стояли на полках в румынской стенке, Алёша уже прочёл от корки до корки, некоторые даже по два, по три раза.
В шестом доме у нас половину первого этажа занимает детская библиотека, две минуты добежать. Там Алёше попался как-то роман французского писателя Луи Жаколио «Грабители морей». Книжка новая, только из типографии писателя этого у нас при Советах долго запрещали. Когда мальчик дочитал роман, у него потом весь день отчаянно колотилось сердце. Он кружил по комнате, представляя себя в стане бесстрашных героев, что бьются с пиратским отребьем, не щадя ни вражьих, ни своих жизней.
На следующий день с утра пораньше Алёша побежал в библиотеку. Явился до открытия, пришлось ждать под дверью. Десять минут показались Алёше вечностью. «Уже прочитал?! удивилась пожилая библиотекарша. Она вся была словно одна большая, толстая, сдобная улыбка. Или не понравилось?» Алёша объяснил: мол, роман такой интересный, что проглотил залпом. И попросил ещё чего-нибудь из Жаколио. Женщина сразу принесла ему из пахнущих старой бумагой лабиринтов другую книжку, что недавно напечатали и завезли в библиотеку, «В трущобах Индии».
Читать он сел в тот же день. Роман был увлекательный, но не такой захватывающий, как «Грабители морей». Не так уж много Алёша осилил всего-то четверть.
Солнечная безветренная погода к полудню испортилась. Небо набрякло тучами. Сначала заморосило, потом обильно, крепко полило. По-прежнему стояло безветрие, но тучи всё набегали и набегали незнамо откуда.
Так и на следующий день. Алёша проснулся под дробь ка́пель о жестяной отлив. Родители уже собрались на работу и завтракали. Мальчик подкрепился бутербродом с чаем, когда они ушли. Уселся в любимое кресло, укрылся пледом. Взял книжку. Какое-то время не раскрывал: смотрел в окно, на старую берёзу как дождь бьёт по листве.
В такие дни дома с утра до вечера царил полумрак квартирка тесная, а одно окно загораживает мебельная стенка. Мама, если замечала, как сын читает в потёмках, включала свет: мол, не порти глаза. Мальчик сердился почему-то не любил горящие средь бела дня лампочки. Оставаясь дома один, никогда не включал раньше, чем наступал вечер.
Вот и теперь. Тёмное ненастье и тишина, сотканная из вкрадчивого шума дождя за окном, тёплого шуршания пледа да шёпота перелистываемых страниц. Больше ничего. Остальное вокруг словно умерло.
Алёша добрался до места в книге, где главный герой по имени Сердар авантюрист и бесстрашный борец за права угнетаемых англичанами индусов проваливается в яму-ловушку. А там, внизу, поджидают ядовитые змеи целый клубок гадов! И отважный Сердар вынужден день напролёт стоять без движения на дне ямы, пока твари заползают под одежду, елозят, греются на лихорадочно-горячем теле. Положение незавидное: шевельнёшься пиши пропало. Ни почесаться, ни вздохнуть полной грудью.
Даже в самых остросюжетных романах Алёше такой мерзости читать ещё не доводилось. Впервые мальчика от прочитанного пробрала дрожь. Его крупно затрясло. Он отложил книгу на подлокотник, забрался с ногами на кресло, натянул плед по самый нос. Долго так просидел.