А как?.. я обернулся к проводнику.
И замер, никого не было. А затем сумрак просветлел, и я снова оказался в кабинете Сибил.
Что вы видели? потребовала она. На этот раз сеанс был очень короткий.
Голова раскалывалась от боли, я поднял руки и помассировал виски ледяными пальцами.
Ничего, вяло соврал я. Какие-то световые эффекты, а потом страшно разболелась голова.
Сибил долго в упор смотрела на меня, так что мне сделалось неуютно.
Ладно, в ее голосе прозвучала досада. Надеюсь, другой раз окажется результативнее.
Она даже не пыталась хитрить, видимо была уверена, что за ночь я все позабыл. Тот же молчаливый санитар проводил меня обратно в комнату. Я надеялся, что из-за краткости визита к «доктору» у меня останется больше времени до укола. Сразу направился к водопроводному крану, открутил трубку слива и стал осматривать стену. Металлическим предметом легче колупать, чем голыми пальцами. Скоро нашел слегка выпуклый шов и принялся за работу. Только бы никто не посмотрел в глазок! Но кавказцы казались не особо рьяными надзирателями.
Обои отдирались легко, а кускам штукатурки я не давал упасть на пол и складывал в стороне. Довольно скоро оголил доски, и тут пришлось попотеть: железной трубкой никак не мог отковырнуть первую из них. К счастью, вторая оказалась прибита всего одним гвоздем, работали здесь спустя рукава. Наконец я пролез в соседнюю комнату, где пахло пылью. В окне уже стемнело, но его не загораживала решетка, и я осторожно выглянул.
Я находился на третьем, верхнем этаже. Ограда здесь подходила к стене здания и казалась легко доступной метра два по карнизу (здание было старой постройки, с карнизами и лепниной). Лишь бы никто не посмотрел вверх. Безопаснее было подождать темноты, но я не хотел рисковать: в мою камеру могли зайти для укола. Когда открывал раму, петли противно завизжали, и я снова взмок от пота. Но никто не стал ломиться в дверь, так что я еще раз оглядел двор и взобрался на подоконник. Потом, стараясь не глядеть вниз, перебрался на карниз.
Оказалось удобнее, чем ожидал: руками можно было придерживаться за водосточный желоб вдоль крыши, а вниз я по-прежнему не смотрел. Только сразу повеяло холодом, и мокрая майка прилипла к спине. Я довольно быстро добрался до верха стены, но там оказалась колючая проволока. Пока перебирался, разорвал штанину и оцарапал до крови ногу. Наконец повис на руках по ту сторону, глянул вниз, где уже сгущался сумрак и разжал пальцы.
До сих пор я гордился собой: сумел воспользоваться помощью таинственного проводника, выбрался из комнаты и вот-вот окажусь на свободе, прямо как Джеймс Бонд. Но на этом везение кончилось. Пресловутый Бонд приземлился бы беззвучно, а рядом оказалась блондинка на иномарке. Я же влетел в кусты с громким треском, на миг зацепился пижамой, а потом больно приложился боком о какую-то корягу.
После такого шума можно было спокойно лежать и отдыхать: за стеной взвыла сирена, залаяли собаки. Но я как дурак вскочил и, прихрамывая, пустился бежать по скользкой от хвои земле. Очень скоро сбоку метнулось что-то черное, сбило с ног и жарко задышало в лицо разинутой пастью. Я представил, как сейчас овчарка вцепится мне в горло, и постарался лежать тихо. Где-то слышал, что лежащих собаки не трогают.
Или действительно так, или собачка решила растянуть удовольствие, но в горло не вцепилась, а оглушительно залаяла, обрызгав мне лицо горячей слюной. В ответ послышался скрежет бегущих по гравию ног, непонятные, но явно недоброжелательные возгласы, а затем кто-то саданул ботинком в больной бок. Хотя сильно меня не били: ребра, похоже, остались целы. Только когда вздернули на ноги, я получил такую плюху, что перед глазами заплясали искры, а рот наполнился соленым. Затем меня отволокли обратно, но уже не в родную камеру, а на второй этаж. Бросили как мешок на пол и оставили размышлять о том, что Джеймса Бонда из меня не получилось.
Через некоторое время я попытался встать и с удивлением обнаружил, что ноги держат, а кости вроде целы. В этой комнате тоже был умывальник с зеркалом, так что я подковылял и стал обмывать лицо, шипя от боли. Тут в двери щелкнуло, и я повернул голову: неужели пришли добавить, или уже с уколом?.. Дальнейшее помню обрывочно, словно слайд-шоу на экране монитора. Теперь-то я понимаю, почему.
Вошедший незнаком, и на нем не белый халат, а черный подрясник. Сердце делает перебой, сразу вспоминаю фигуру на паперти в безлюдной Москве. Вдоль лица старомодные бакенбарды, переходящие в бородку клином, а темные волосы спадают на плечи. Глаза под густыми бровями отсвечивают зеленым, как у кошки. Посетитель кладет на тумбочку какой-то предмет и внимательно смотрит на меня. На всякий случай я решаю быть вежливым и говорю шепеляво:
Добрый вечер.
Здравствуйте, Андрей, отзывается гость. В голосе нет кавказского акцента, который звучал у других санитаров, но что-то в нем кажется странным.
Вы с уколом? я испытываю неприятное чувство от близости черной пропасти.
Однако посетитель медленно качает головой и говорит фамильярно:
Тебе и так досталось. Ложись, я тебя осмотрю.
Я плетусь к кровати, на ходу стягивая разорванную пижаму. Обижаться на «тыканье» нет сил.
Вы из монастыря? Служите при этом санатории?
Монах снова качает головой:
Разве проводник не сказал? Это не санаторий. А я в некотором роде действительно из монастыря. Про Новый Афон слышал?
Он вроде не действующий, я со стоном забираюсь на кровать.
Неужели?.. в голосе гостя слышится удивление. Хотя в последние годы приходилось много странствовать, так что новостей не слыхал.
Он проходится жесткими пальцами по бокам и спине. Я снова шиплю от боли.
Тебе повезло. Ребра целы и внутри как будто ничего не отбили. Впрочем, им не было резона тебя калечить.
Кому «им»? бормочу я. А вы кто, врач?
Я испытываю странное чувство щекотания по всему телу, и боль уходит, сменяясь чувством облегчения и покоя.
Мир имеет нужду во враче, туманно отзывается монах, вот и пришлось им стать А тебе нельзя спать. Бодрствуй.
Почему? вяло спрашиваю я. Неудержимо накатывает сон.
Проводник сказал, что вряд ли выберешься сам. А ты ходил по странным дорогам и видел то, чего еще не видел никто. Другие не должны узнать, что скрывается за завесой, поэтому оставлять тебя здесь нельзя.
Я уже пробовал выбраться, сердито отвечаю я. Так накостыляли
Тише, говорит гость и почему-то глядит на часы, висящие над кроватью.
Я тоже смотрю на стрелки: девять. В прошлый раз мне сделали укол примерно в это время и ушли, оставив падать в тошнотворную темноту Часы издают «тик», а потом еще раз. Странно, между звуками как будто проходит много времени.
Я жду нового щелчка, но монах трогает за плечо.
Пора. Надевай пижаму и идем!
Наконец-то понимаю, что странно в его голосе словно посвист ветра слышится в нем. Удивленно спрашиваю:
Куда? Опять к доктору?
Нет, говорит монах. Разве тебе не сказали, что держат в плену? Хотя да, кололи этот препарат
Он кладет пальцы мне на лоб, из них будто прямо в мозг изливается холод.
Я прочистил твою чакру аджня3, голос звучит глухо в мертвой тишине. Теперь ты начнешь вспоминать, но лучше сделай это потом. Сейчас нам пора.
Почему я должен верить вам? Как вас зовут? я безуспешно оглядываюсь в поисках пижамы и при этом чувствую странное оцепенение: мысли еле ползут, а глаза никак не сфокусируются.
Монах сильно дергает меня за руки и я оказываюсь сидящим на кровати, с пижамой на плечах.
Меня зовут Симон, словно ледяной ветер свистит в ушах. Считай, что меня попросили освободить тебя. В бумажнике твои документы, я кладу его в карман пижамы.
«А как же другие в этом санатории?» хочу спросить я, но язык не повинуется, а руки едва попадают в рукава. Я теряю способность размышлять, даже сердце бьется редко и глухо. Едва могу встать и последовать за своим проводником, двигаться почему-то очень трудно. Симон уже у двери.
Тускло освещенный коридор кажется пуст. Но только кажется, когда подходим к выходу в холл, я вижу охранника в камуфляже. Сидя за столом, тот равнодушно смотрит в нашу сторону. Глаза широко открыты, однако нас двоих словно не замечают.
Он спит, свистящим шепотом произносит Симон. Пошли быстрее.
Косясь на охранника, я обхожу стол. Нарастает странное ощущение: что-то вокруг не так Мы минуем выход на веранду и спускаемся по лестнице в другой коридор. Здесь охранников двое. Сидят возле двери наверное, выхода наружу, и глядят прямо на нас. Я прячусь за угол, вдруг сейчас начнется стрельба?
Не останавливайся, холодно звучит голос моего провожатого.
Я боязливо выглядываю: Симон идет прямо на охранников, а те внимательно смотрят на него, но почему-то не двигаются.
С трудом переставляя ватные ноги и не отрывая глаз от стражей, я иду к двери. Охранники не кажутся сонными: взгляд цепкий и пристальный но неподвижный. Симон ждет, держа ладонь на пластинке замка. Что-то неуловимо меняется, тянет ночной свежестью, и мы оказываемся на крыльце. Я чувствую себя все более странно, будто все-таки сделали укол: перед глазами плывет, и меня словно втягивает в темный водоворот.
Быстрее! шипит Симон.
Черная яма двора, острый запах прелой листвы, потом сырого железа мы у ворот. Только запахи еще поддерживают мое сознание на плаву. Я не слышу скрипа ворот (и вдруг понимаю, что не слышал ни звука, кроме голоса Симона, с тех пор как покинул палату), но ограда вдруг оказывается за спиной, а впереди темными великанами маячат сосны. Еще несколько шагов, и почва уплывает из-под ног, мир несколько раз поворачивается вокруг, а потом исчезает
Когда я очнулся, то почувствовал влажный щебень под щекой и услышал монотонный шум ветра в соснах. Сразу вспомнил почему-то раньше его не было слышно. Кто-то тряс за плечо.
Пришел в себя?
Я с трудом встал на колени, а потом на ноги. Меня качало, все тело болело, а голову словно набили ватой, ничего не мог сообразить.
Что со мной? дрожащим голосом спросил я.
Мы вышли из санатория, голос спутника сливался с шумом ветра. Мое имя Симон. Потерпи, скоро темпоральный шок пройдет.
Какой шок? переспросил я. Чувствовал себя настолько беспомощным, что едва не заплакал.
Неважно. Свежий воздух постепенно вымывал дурноту из моего сознания. Без специальной подготовки это трудно перенести.
Тело еще била дрожь, но в голове постепенно прояснилось, не было привычного тумана в голове. Я вспомнил веранду, доктора, свою палату, появление странного монаха
Но как мы выбрались? Там же полно охранников.
Ты пока не поймешь, равнодушно сообщил Симон. Только мы еще не выбрались. Этот «санаторий» находится в Грузии, а тебе надо в Россию. Через Грузию опасно, из гор ведет всего одна дорога и ее легко перекрыть. Проделать такой трюк во второй раз не могу, смертельно опасно для тебя Ходил по горам?
Немного, пробормотал я. Был в походе по Приэльбрусью, поднимались до «Приюта одиннадцати».
Вихрь мыслей закружился в голове. Зачем меня держали в этом странном санатории. Кто на самом деле Симон? Сотрудник российской спецслужбы? Но что за фантастический способ он использовал, чтобы вывести меня на глазах у охраны?
Тогда идем. Лицо Симона едва белело в темноте. До рассвета надо пройти километров двадцать. Утром тебя хватятся и тропы перекроют, но мы уже будем на подступах к перевалу. А сейчас надо найти место, где я спрятал снаряжение, там переобуешься. В больничных тапках далеко не уйдешь.
В тапочках действительно было неудобно, так как сразу свернули с дороги и стали карабкаться по скалам вверх. К счастью, вскоре разлился бледный свет, из-за холма вышла почти полная луна, и я приостановился, залюбовавшись призрачно-белой стеной гор.
Идем! резко поторопил Симон.
Камни были скользкие от опавшей хвои, сосны шумели вокруг. Вскоре мы достигли гребня холма, и начался спуск. Впереди снова забелела дорога, мы срезали ее зигзаг. У большого валуна Симон остановился и вытащил из расселины рюкзак.
Обувайся! он бросил мне куртку и горные ботинки. Куртку надень прямо на пижаму, а то наверху будет холодно. Захватил тебе джинсы и рубашку, но переоденешься потом, сейчас нет времени.
Сам так и остался в подряснике и бесформенных гамашах, только накинул рюкзак. Достав из щели два ледоруба, подал один мне.
Пошли!
Ботинки оказались впору, что меня слегка озадачило: неужели таинственный монах справлялся о размере моей обуви? Но вскоре стало не до вопросов, начался почти бег по залитой лунным светом дороге. Далеко внизу показалось селение с черными пальцами башен, потом пропало за отрогом, и мы пошли вверх по грунтовой дороге. Я догадался, что переваливаем через отрог главного Кавказского хребта, тот льдисто мерцал слева.
Наконец дорога вышла на сереющий в лунном свете горный луг. Две собаки с лаем кинулись от темневшей невдалеке кошары, и меня пробрала дрожь: недавно такая же скалила клыки у моего горла. Но, подбежав ближе, собаки вдруг умолкли, нерешительно завиляли хвостами и подались обратно странное поведение для злобных пастушьих овчарок.
Я глянул на Симона что так озадачило собак? однако тот не обратил на них внимания, только ускорил шаг. Ледяной ветер задувал с белеющих ледников, но я все равно взмок, такой темп задал спутник. Может, у них в монастыре устраивали состязания по спортивной ходьбе?
Наконец я прохрипел:
Давай отдохнем Не могу больше.
Симон с сожалением оглянулся и сел на придорожный камень. Я последовал примеру, но быстро перебрался на кочку: холодные камни годились разве что для монашеского зада.
Надо спешить, равнодушно сказал Симон. Они могут послать вертолет.
Кто эти «они»? разозлился я. Террористы? Заговорщики? Бандиты? Хотя на последних не похоже. Вряд ли бандиты станут интересоваться вариантами будущего.
Они просто заблудшие люди, так же равнодушно ответил Симон. Аки овцы без пастыря. А если пастыря нет, то овец начинает пасти кто-то другой.
Вот вы бы и пасли. Я почувствовал себя немного лучше, дыхание восстанавливалось.
Мой духовный отец так и говорил, с грустью сказал Симон. Но у меня не достало терпения, ушел странствовать.
И долго путешествовали? спросил я. Подумаешь, со странствующим монахом встретился.
Порядочно, вздохнул собеседник. Куда дольше, чем собирался.
Дальше я расспросить не успел, Симон решительно встал.
Пойдем!
Теперь дорога спускалась, петляя по склону холма, а впереди вырисовались смутные обрывы другого хребта. Сзади встал темный бугор, заслонив луну. Я начал спотыкаться, но вскоре заметил, что под ногами спутника словно скользит слабый свет и, если идти вплотную, дорога кое-как видна.
Какой-то светящийся состав на рантах ботинок?
Так мы и шли, углубляясь в темное ущелье, навстречу нарастающему шуму реки. Я не заметил, как оставили дорогу и пошли по каменистой морене. Стали попадаться озера серебристого света это лунный свет падал на тропу сквозь провалы в изрезанном гребне. Опять начался подъем, а справа запрыгали белые гребни мы вышли к реке.
Я очень устал. С трудом переставлял ноги по камням, все тяжелее опирался на ледоруб, а Симон скакал впереди, как черное пятно на фоне чего-то темного и высокого. Это темное медленно приближалось, и внезапно превратилось в сложенную из камней башню. Симон остановился.
Здесь передохнем, словно издалека сказал он. Ты слишком устал, а впереди еще долгий подъем.
Мы вскарабкались по грубым каменным ступеням в небольшую комнату, где пахло старой золой. Втащив из рюкзака пенопластовый коврик, Симон расстелил его на полу. Я почти упал на него и сразу погрузился в забытье.