Вдруг за дверью комнаты раздаются шаги. Я поворачиваюсь спиной ко входу. Не переношу, когда на меня смотрят. Меня съедает стыд, который я даже сама себе не могу объяснить, и потому стараюсь полностью закрыться от посторонних и сбежать от реальности.
Дверь тихонько открывается, и я слышу голос отца.
Нет, она спит, я стараюсь ее не беспокоить.
Дэниэл, я до сих пор не понимаю, что произошло
Мое сердце замирает. Мама плачет. Я сжимаю челюсти.
Я не знаю, но мы должны ее поддерживать, так ведь? отвечает отец.
Конечно.
Они ничем не могут помочь. Мне нужен Тиг. Только с ним я могу пережить невыносимое. Однажды он уже это сделал, пару месяцев назад, когда я пряталась в туалете лицея. И, хотя сейчас все гораздо хуже, он ведь сможет помочь мне еще раз, не так ли?
У меня больше нет сил видеться с родителями. Не выношу, когда они наблюдают за мной. Я вспоминаю те дни, когда Тиг не отрывал взгляда от земли, закрывался и выстраивал между нами такую стену, от которой отскакивали любые слова. Кажется, я начинаю его понимать. Я очень хочу быть такой же сильной, как он, уметь, как и он, абстрагироваться от того, что со мной сделали, и от того, что я видела.
Думаешь, он начинает мама с болью в голосе и замолкает.
Мой отец вздыхает.
Думаешь, Тиган и вправду мог нерешительно продолжает она.
Я не знаю, Энджи.
Слезы прорываются сквозь прикрытые веки и быстро впитываются в ткань подушки. Как они могут хотя бы на секунду допустить мысль, что Тиган способен Я даже подумать об этом не в состоянии.
Я должна сказать им, что он всего лишь защищал меня и что, если бы я не закричала, убил бы того, кто устроил мне этот ад, но не получается. Как бы я ни старалась, любые попытки рассказать о случившемся заставляют меня переживать все заново. Мой мозг отказывается это делать. И меня повергает в ужас мысль о том, что Джейсон может заявиться в тот момент, когда Тига не будет рядом.
Но я никак не могу объяснить родителям, что Тиган нужен мне как никогда, что человек, которого они приютили в своем доме, вовсе не извращенец, напавший на их дочь, и что их вины здесь нет. Я не могу говорить ни с кем из тех, кто пытается разобраться в произошедшем.
Энджи, тебе нужно что-то поесть, иначе ты просто свалишься без сил, говорит отец.
Я слышу, как родители проходят в комнату и тихонько закрывают дверь. Мама подбегает к кровати и склоняется надо мной.
Привет, дорогая, шепчет она.
Обычно она целует меня в лоб, но не сегодня. С тех пор как я здесь, она ни разу меня не поцеловала. Через несколько секунд я узнаю запах папиного парфюма.
Здравствуй, Елена.
Я не двигаюсь и делаю вид, что сплю.
Энджи, сядь, ты выглядишь очень измотанной. Я найду тебе что-нибудь перекусить, ты вся бледная. Будешь чай?
Да, спасибо, дорогой.
Раздаются шаги, затем открывается дверь, и шум голосов заполняет комнату.
Здравствуйте, мистер Хиллз. Мы из «Нью-Йорк Пост», хотим поговорить с вашей дочерью о нападении. Она рассказала следователю, как все было? Все потрясены жестокостью произошедшего, и наши читатели хотят узнать подробности. Ваша дочь знает, что нападавший лежит здесь же, этажом выше? Она не боится, что он снова может напасть?
Вы в своем уме? Вон! кричит отец так громко, что я вздрагиваю.
В следующую секунду он громко хлопает дверью. Я съеживаюсь.
Не обращай внимания, солнышко, папа их всех вышвырнет отсюда, шепчет мама, пытаясь меня успокоить.
Я неуверенно качаю головой.
Вновь воцаряется тишина. Я не люблю такую тишину, мне больше по душе тишина Тига.
Через какое-то время отец возвращается с едой. Он ставит одну тарелку передо мной, вторую отдает маме. Она просит меня приподняться, но я не могу. Я принюхиваюсь. От запаха йогурта тошнит, и я к нему не притрагиваюсь. Мама говорит, что рада разделить со мной трапезу.
Но мне не дает покоя только одна мысль: Тиг лежит этажом выше.
* * *
Я задремала, но ненадолго: не могу перестать думать о Тиге, он ведь прямо надо мной. Представляю себе, как я прохожу сквозь потолок, сворачиваюсь клубочком в его объятиях, и мне становится легче.
Елена, милая.
Это мама. Я собираюсь открыть глаза, но Пожалуй, нет. В других обстоятельствах я бы сразу улыбнулась в ответ, пусть и несколько натянуто, но после того вечера общение с кем бы то ни было превратилось в пытку.
Елена, сотрудники полиции здесь, они хотят тебя видеть, добавляет мама.
Что? Я открываю глаза и выпрямляюсь. Сердце бешено колотится, к горлу подкатывает ком.
Они только хотят задать тебе пару вопросов, ты позволишь? ласково спрашивает она.
Я отрицательно качаю головой и натягиваю одеяло повыше. Эти свиньи не защитят меня. Мама вздыхает и придвигает свой стул к кровати.
Солнышко, я буду рядом, хорошо? Их двое, и они отлично знают свое дело. Они зададут всего пару простых вопросов. Можешь отвечать как угодно даже кивком головы, если словами не получится.
Я слушаю ее и чувствую, как накатывают слезы. Но, слава богу, я успеваю вовремя взять себя в руки.
Обещаю, все пройдет быстро, договорились?
Договорились.
Я говорю сухо и сдержанно, но ей достаточно и этого. Улыбнувшись, мама идет открывать дверь.
Входят двое. Их взгляды останавливаются на мне, и я снова пытаюсь спрятаться за одеялом.
Здравствуйте, мисс Хиллз, как ваши дела? спрашивает один из них.
Второй молча кивает мне, и они подходят к кровати. Мужчины такие высокие, что за ними совсем не видно мамы. Я ищу ее глазами. Неужели она вышла? Но нет, она выглядывает из-за их спин с улыбкой.
У нас к вам есть несколько вопросов, говорит мне полицейский. Как вы оказались на той вечеринке?
Пауза. Они оба пристально смотрят на меня. Молчун достает маленький блокнот и ручку.
Вам понятен вопрос? вновь обращается ко мне полицейский.
Да.
Он хмурит брови.
Ну, так что?
Мама мельком бросает на него взгляд.
Эм я я пошла на вечеринку
В котором часу?
Я сглатываю, пытаясь прогнать из головы воспоминания о том вечере.
Я уже не помню, наверное, где-то в
Через какой вход вы вошли? Охранники вас не видели.
Я
Я не помню.
Отвечайте, пожалуйста.
Я не знаю.
Мой голос звучит еще холоднее. Они стоят слишком близко к кровати. Что им, в конце концов, нужно от меня?
Опишите, что произошло в раздевалке, когда на вас напали. Когда появились остальные бейсболисты?
Я начинаю мямлить, пытаясь остановить потоки слез, меня захватывают воспоминания о запахах и криках. Об ужасе. Я вся съеживаюсь, поджимая ноги.
Отвечайте.
Отстаньте от меня
Я бормочу сквозь зубы. Я хочу, чтобы они ушли! Мама, пожалуйста, скажи, чтобы они ушли.
Елена, ты в порядке? спрашивает она.
Мама кладет мне руку на плечо, и я непроизвольно ее отталкиваю.
Не трогай меня!
Как он смог запереть вас в раздевалке?
Мистер, мне кажется, вам придется зайти чуть позже, моя дочь уста
Это расследование, мэм, мы не можем прийти позже, правосудие не ждет, говорит ей полицейский. Мисс Хиллз, ответьте на вопросы, и мы уйдем. Как ему удалось запереть вас в раздевалке? Он вас ударил? Угрожал вам? Накачал наркотиками?
Отстаньте!
Мужчина продолжает что-то говорить, но я прячусь обратно под одеяло. Моя мать встает, а я больше не разбираю, что они говорят. Мне просто нужно, чтобы они все ушли. Здесь слишком много людей. Мне тяжело дышать, я кричу, или мне это только кажется Тиган, где ты, черт возьми? Ты мне нужен, они слишком близко! Что мне делать, если они подойдут еще ближе?
Я трясу головой, но слышу только шепот Джейсона, он рассказывает, что собирается со мной сделать.
Прекратите! Не трогайте меня!
Елена! Позовите врача!
На помощь! Они заперли дверь в раздевалку, здесь только я и они, больше никого! Все начинается заново! Тиган!
У нее посттравматический шок, нужны транквилизаторы. Быстро!
Меня хватают. Я отбиваюсь. Нет! Это Джейсон! Тиган, помоги! Где ты?
Елена, это мама, успокойся, я рядом
Мама, он здесь! Я боюсь!
Я слышу собственный плач, но не могу остановиться.
Я здесь Тише, милая
Глава 3
Тиг
Я выпрямляюсь в постели. Больно до ужаса. Меня действительно довольно сильно потрепали в этой драке, но им досталось не меньше.
Сосед все не унимается: он привстает и во все горло зовет медсестер. Я закрываю глаза и слушаю, как он заводит свою песню с начала. Черт, я даже уши заткнуть не могу: одна рука все так же пристегнута к кровати. Я пытаюсь приглушить боль, с которой не справилось бы ни одно успокоительное, просто дышу. Да, дыши, парень Только это тебе и остается.
Моя жизнь перевернулась с ног на голову: по ночам я вижу приятные сны, зато явь настоящий кошмар. Решетки на окнах, наручники и какой-то вонючий тип я как будто уже в тюрьме, а ведь это пока только больничная койка. Солнце очень старается, но ему так и не удается коснуться моей кровати, его лучи тихонько соскальзывают по противоположной стене на потолок и к четырем часам полностью исчезают. Это довольно глупо, но его недосягаемость бесит меня так же сильно, как невозможность видеться с Еленой.
Я ничего (ну, или почти ничего) не знаю о том, что происходит снаружи. Не считая судьи, которая явилась несколько дней назад со своими советами, я вижу только полицейских и медсестер, и никто не хочет рассказать о том, что меня интересует. Копы огрызаются и обращаются со мной, будто я извращенец, готовый в любую минуту наброситься на их детей. А медсестер интересует лишь мое физическое состояние.
Почему Елена ничего не рассказала? Они все твердят, что я насильник из раздевалки. Почему она не объяснит им, что это не так? Что там говорила эта судья? Что она «не может прояснить ситуацию»? Что это значит?
Эй, милочка! Угости сигареткой! горланит сосед.
Я быстро стираю подступающие слезы и смотрю на него. Сосед уже вскочил на ноги, но кровать-то прикручена к полу, а он пристегнут к кровати, так что далеко не уйдет. Этот тип невыносим.
Наконец, появляется медсестра, но близко к нему не подходит, а вместо этого жмет на кнопку. Вваливаются коп-извращенец с напарником. Вдвоем они укладывают его обратно в постель. Паренька сюда перевели из тюрьмы с ножевым или чем-то вроде того. Он мне недавно поведал, что пребывание здесь для него как каникулы. От этой новости со мной случился приступ молчаливой паники. Если это каникулы, то что же тогда там?
Я резко вдыхаю, пытаясь прогнать вновь накатившие слезы. Дыши, Тиг!
Мистер Доу?..
Я открываю глаза и хмурюсь. Медсестра ковыряется в агрегате, от писка которого у меня вот-вот взорвется голова.
У вас еще немного повышено давление, но остальные показатели в норме. Врач сказал, что скоро выпишет вас.
Эта медсестра постоянно со мной разговаривает. Но я прикован к чертовой кровати, поэтому приходится слушать молча. Солис была бы счастлива со мной побеседовать, пока я обездвижен и не могу сбежать. Я закрываю глаза. Солис одна из двух женщин, о которых я не должен думать, потому что это слишком больно.
Медсестра прикладывает компресс к моей щеке. Я поворачиваю голову так, чтобы она не касалась кожи.
Слезами вы себя до обезвоживания доведете, выдает она.
Иди к черту!
Если бы только мог, я вскочил бы с этой кровати, но я не двигаюсь: если начинаю проявлять излишнюю активность, они вливают успокоительные в капельницу, подсоединенную к моей руке. Я стараюсь не пересекаться с ней взглядом. Я уже давно это практикую: избегаю взглядов и мнений.
Вот потеха! Он все еще хнычет? вопит сосед.
Замолчите уже! отвечает ему сестра.
Она растягивает между нами занавеску, но через нее все так же слышно, как этот придурок меня поносит. Тварь, тебе повезло, что я не могу встать, иначе засунул бы свой кулак тебе в глотку и смотрел бы, как ты задыхаешься!
Ну, так чего там? Ты изнасиловал какую-то девчонку? Тебя показывали по телевизору, молчун! продолжает он.
Я сжимаю зубы. Медсестра старается не смотреть на меня. Она, наверное, тоже думает, что я насильник. Вероятно, они все так думают. Я пытаюсь проглотить ком, подкативший к горлу.
Вам нужно сходить в душ.
Прежде чем я успеваю опомниться, из ниоткуда появляется коп и не глядя отстегивает меня от кровати. Он присматривается к девушке в белом халате. Я же просто делаю то, что мне говорят, не отвлекаясь на все остальное. Шаг, еще один это вроде плевое дело, но, когда ребра ноют от боли, оно становится чертовым мучением. Дико кружится голова.
Две сестры, появившиеся непонятно откуда, помогают мне дойти до маленькой ванной. Коп провожает нас взглядом, полным ненависти. Можно подумать, они боятся, что я сбегу. Я в таком состоянии, что это физически невозможно. Если бы мне было хоть немного лучше, я бы уже слинял.
Они заводят меня внутрь и оставляют одного. Это первые десять минут за сегодня, когда я не пристегнут к кровати непередаваемое ощущение.
На стене над умывальником висит небольшое зеркало. С каждым днем у меня все более побитый вид. Синяки сменили цвет на фиолетовый и покрывают большую часть кожи. Несколько швов виднеются на губах, скуле и брови. Я не узнаю себя. Чуть ниже синяки проступают на левом боку, разделяя пополам татуировку, которая тоже вся покрыта гематомами. Ну и посмотрите, во что я превратился Я так понял, им пришлось вправить мне одно или два ребра. У меня не было выбора, кроме как остаться здесь: кажется, сломанное ребро порвало мне легкое. Я не очень внимательно слушал врача.
Я пресекаю этот поток рассуждений. Голова совершенно отказывается нормально работать, поэтому я стараюсь гнать прочь грустные мысли.
Мне не вернули шмотки, в которых я сюда попал. Сестра сказала, они все были покрыты кровью. Впрочем, я не уверен, что это была моя кровь. Так что раз в день мне выдают чистую рубаху, очень похожую на смирительную.
После душа я одеваюсь. И это пытка, у которой нет названия. Когда я поднимаю руки, у меня перехватывает дыхание. Я пытаюсь протиснуть вторую руку в рукав, и в этот момент распахивается дверь. Вздрагиваю и от этого тоже больно.
Чем ты тут занят, насильник? Тебе дали ровно десять минут, гаркает легавый.
Ублюдок! Если бы я был в состоянии, плюнул бы тебе в лицо! Он с пренебрежением рассматривает мое отражение в зеркале.
Закругляйся скорее, тебе еще на рентген идти, а мне некогда тут с тобой прохлаждаться!
Твоя работа, кретин, подобно голодному псу, следовать за мной повсюду. Так что времени прохлаждаться со мной у тебя навалом.
Меня быстро усаживают в инвалидное кресло (я мог бы и сам справиться, но медсестра настояла), пристегивают наручниками к подлокотнику, и мы готовы покинуть комнату. А мой психованный сосед все никак не унимается и продолжает вопить.
Глава 4
Елена
Я отодвигаю тарелку: мой аппетит окончательно испорчен. Чувствую, как мама сверлит взглядом мою спину. Я даже не смотрю на нее, но уже знаю, что в этом взгляде: боль, слезы и беспокойство, с которыми я ничего не могу поделать.
Ты ничего не съела, произносит она тихо.
Я не голодна.
Она вздыхает, но не настаивает. После утреннего срыва мама выглядит опустошенной, и я виню в этом себя. Должно быть, я проспала час или два, ведь день, кажется, уже начал клониться к вечеру. А со мной все так же ничего не происходит.
Мама забирает мою тарелку и отставляет подальше. Через мгновение раздается негромкий стук в дверь, и она встает, чтобы ее открыть.
Смотрите, кого я привел, говорит отец.
Чев с широкой улыбкой вбегает в комнату и бросается ко мне.
Елена! Представляешь, я ел французские сэндвичи у тети! У нее даже хлеб не такой, как у нас, и
Чев, потише. Не забывай: твоей сестре нездоровится. Не кричи так громко, просит мама.
Ой, прости. И еще, я сам сделал настоящий майонез, из яиц продолжает он уже шепотом.