Ну, как тебе сказать? подумав, ответил Саша Герасимов, ты прав, Василий Васильевич, но это слишком смело. Загнул Морское Министерство, когда в стране нет денег! Видишь сам, что с шахтерами, с учителями, с военными творится.
Россия, друзья мои страна богатая: нефть, газ, золото, алмазы, древесина, металлургия, алюминиевые заводы, атомная промышленность, в космос, в конце концов, летаем. Мы просто не можем быть бедными. Кому-то у власти очень хочется, чтобы это так было. Но так по природе быть не может. Кто-то действительно обогащается, пока мы, извините за сравнение, «палец сосем». Потом они станут миллиардерами, вывезут капиталы за рубеж, закупят замки и дворцы, яхты и самолеты, футбольные и хоккейные клубы и мы узнаем о них. Узнаем о тех, кто обворовал всех нас, да поздно будет. Я думаю, что вы сегодня и сами можете назвать минимум половину из этих фамилий прохиндеев, делающих деньги на нашей с вами беде. Поэтому я предлагаю концепцию возрождения Российского флота то, что никто не будет делать кроме нас. И наше общество должно содействовать этому. Мы знаем друг друга и знаем от кого и что можно ждать.
Раздался звонок в дверь, и Миша впустил в квартиру Сан Саныча. Тот разделся при помощи Миши, с порога спросил:
Вы чего тут секретничаете?
Он был уже в другом пиджаке и рубашке. Правая рука висела на перевязи.
Как там? спросил Валера.
Глаза всех смотрели на Сан Саныча.
Тот нахмурился и ответил:
Чего так смотрите? «Сибиряка» не удалось задержать, не пришел, да и гад Кастет сбежал. А эти Мурза и Колун после лечения своих рук надолго сядут за рэкет. Во всяком случае, мне это твердо пообещали друзья. Да я и сам проконтролирую. А у вас, о чем здесь речь?
Миша коротко пересказал все, что предложил Василий Васильевич и Саша Герасимов.
Что ж, друзья, я тогда с вами! Сан Саныч налил свою рюмку и, чокнувшись со всеми, выпил ее, один за всех и все за одного! Кстати, давно хотел вам рассказать про странную смерть Леши Кононенко. Помните? Раз зашел об этом разговор, то слушайте. Сердечная недостаточность и летальный исход. Вы верите в это? В то, что наш Леша умер от сердца?
Да ты что? Да он мог десять километров пробежать с двадцатикилограммовым грузом и уложиться в нормы ВСК! почесал затылок Миша Морозов.
Не может быть! категорично произнес Василий Васильевич.
Я тоже думаю, что не может быть и это заинтересовало меня. Я навел справки, продолжил Сан Саныч, вот что мне удалось узнать: неделю назад здесь был наш Владимир Константинович Никифоров, он прилетал специально и встретился с Лешей. Леша в это время возглавлял вспомогательный флот, получил адмирала, но, самое главное, что по своим функциональным обязанностям он получил доступ к документам по продаже всех наших кораблей вспомогательного флота. Но там могли быть документы и по боевым кораблям. Как бы не здесь и была собака зарыта? На следующий день после отлета Володи, Леша и скончался. Если то, что я думаю правда, то мы должны немедленно спасать Володю Никифорова. Миша, тебе придется лететь в Москву. Надо уговорить Никифорова временно скрыться и самое главное узнать о его встрече с Лешей Кононенко.
Я позвоню Володе и узнаю, что здесь произошло! сказал, задумавшись, Миша, и как только разгребу дела сразу вылечу в Москву. Да и мне проведать родителей в Питере надо бы.
Я лечу через Москву и смогу предупредить Володю! предложил Василий Васильевич.
Вот и аиньки все сложилось! Ты, Василий Васильевич, заедешь в Москву, позвонишь Володе, расскажешь о Леше и договоришься встретиться где-нибудь в метро, где побольше народу, подумав, сказал Сан Саныч, к нему заезжать не надо подставишь себя и свою семью. И теперь о деньгах. Наш фонд должен иметь средства и название.
Предлагаю, как и корабль, назвать «Брестом»! предложил Леня Балуевский.
Все дружно проголосовали рюмками, а Кузьма опять своим апельсиновым соком.
Я выделяю фонду десять миллионов! сказал Сан Саныч, ты, Миша, как?
Ну, тоже десять дам!
С остальных пока брать взносы не будем. Разбогатеют тогда посмотрим! в глазах Сан Саныча сверкнули веселые искорки.
Почему? обиделся Леня Балуевский. Я тоже могу пару миллионов дать.
Двадцать два миллиона для начала неплохо! сказал Сан Саныч, кассиром предлагаю Сашу Герасимова, а президентом нашего фонда Валеру?
Все дружно опять проголосовали рюмками.
Утром Василий Васильевич с семьей встретил Кузьму Гусаченко в аэропорту «Артем».
Что, Кузьма? До встречи на большой земле?
До встречи! ответил Кузьма и они крепко обнялись.
К отъезду приехали Сан Саныч и Миша. Они обняли старых друзей.
Василий Васильевич! Не думай своевольничать! Все сделай, как я сказал. Встреча в метро! предупредил Сан Саныч.
По трансляции объявили посадку на самолеты на Москву и Краснодар. Кузьма и Василий Васильевич с семьей, обняв друзей, направились к своим стойкам регистрации.
Самолет набирал высоту, а в ушах Кузьмы вертелась песня Миши Морозова:
Нам всем в разные места,Начинаем жизнь сначала,Где-то мы бросим якоря?Глава 2. На Кубани
С.ХохловКубань, Кубань души моей отрада,Сияньем зорь налитые поля,Мне в целом мире ничего не надоТвоя бы песня в вышине плыла.
Кузьма смотрел в иллюминатор самолета на оставшийся внизу Владивосток. Впереди была встреча с Кубанью, родителями, друзьями детства.
«Как ты встретишь меня, родная Кубань, в этом разломившимся нашем бывшем мире? Как там мои родители?» повторял Кузьма слова, как заклинание, вбившиеся колом ему в душу и в голову.
И впервые за долгое время он внезапно понял, что старая жизнь закончилась. Начинается новая неизвестная жизнь.
Где-то в глубине души звучала песня убитого певца Игоря Талькова «Родина»:
Родина моя ты сошла с ума,Родина моя нищая сума!Под слова этой песни, впившейся в голову, Кузьма и заснул.
Колеса ТУ-154 шваркнули легким ударом по посадочной полосе краснодарского аэродрома «Пашковский», корпус самолета вздрогнул, и Кузьма проснулся, вытер слюну с губы и протер глаза. В иллюминаторе самолета виднелась надпись аэропорт «Пашковский». Где-то в легкой дымке дождя и легкого тумана сверкнули здания нового аэровокзала.
«Краснодар, подумал Кузьма, вот почти и дома. Надо же было проспать столько?»
Во сне Кузьме, как назло, перед посадкой самолета приснились зверские морды Кастета и Мурзы, которых он скрутил в ресторане. Во сне же им удалось завалить его, и они изо всех сил пинали его ногами, а он не мог даже защищаться.
Видимо, он стонал, и сидевшая рядом с ним молодая женщина участливо смотрела на него. Сон прошел, и Кузьма пришел в прекрасное настроение от того, что скоро увидит отца, мать и сестру.
Что может быть лучше возвращения в родительский дом после долгих лет отсутствия?
Перелет был очень сложным. День сидели в Хабаровске, день в Красноярске, день в Уфе. То керосина нет, то летчиков нет, то аэродромы не принимают. Аэропорты заплеванные, грязные, свободных мест даже присесть нет. Туалеты не работают.
Прилетел он в Краснодар уставшим, помятым и небритым. Родителей он, естественно, о приезде не предупредил. Хотел сделать сюрприз по старой курсантской привычке.
Здоровый организм Кузьмы после полета требовал хорошего подкрепления и, получив свои вещи, среди которых самой большой ценностью для Кузьмы были хорошо упакованные в теплый рыбацкий свитер флотский кортик и золотые погоны капитана 3-го ранга с парадной тужурки. Больше от флотской формы у Кузьмы ничего не осталось.
Погода в Краснодаре была хорошая, солнечная, по-весеннему теплая, и Кузьма расстегнул свою камуфляжную куртку. В разрезе клетчатой рубашки у него, как всегда, была любимая флотская тельняшка. В таком виде с большой синей сумкой через плечо Кузьма приехал на автовокзал.
«Следующий автобус до станицы Охотской вечером в 20.20!» пояснила ему улыбающаяся симпатичная кассирша.
«Полдня ждать? Может, на такси? Нет, поеду на автобусе! Денег не очень много. Только на подарки остались. Надо купить что-нибудь папе с мамой и сестре с ее семейством» подумал Кузьма.
Традиционная дальневосточная копченая горбуша у Кузьмы была в сумке, там же булькала дальневосточная водка «женьшеневая» с непонятным корнем внутри, как утверждали дальневосточные корейцы корнем женьшеня. На самом деле туда совали все, что угодно. Но вроде это дальневосточный подарок и многие знакомые везли эту водку, когда летели в Европу.
Кузьме хотелось купить еще что-нибудь такое для родителей и сестры.
И он направился в центр города на улицу Красную. На улице Красной гуляло много различного народа. Вдоль улицы стояли ларьки, наполненные различными товарами, кое-что продавалось на столиках, табуретках и даже на ящиках. Торговый народ торговал даже с простых столов, на которых были разложены книги, журналы, разнообразные товары, овощи и фрукты.
Решив, что спешить особенно некуда, Кузьма купил в ларьке кофе, булочку с сосиской. Наскоро перекусил у столика и направился в Екатерининский парк. После небольшого перекуса захотелось расслабиться, посидеть на лавочке и подумать о своих делах. Тем более, что спешить было некуда. Мимо него бежали люди по своим делам, кто-то прогуливался, кто-то торговал здесь же нехитрыми товарами, кто-то выгуливал собак.
Кузьма сидел в садике на лавочке и наслаждался теплой весенней погодой.
На Кубани уже в конце февраля солнце греет. На улице весьма тепло.
Город очень удивил Кузьму. Всегда чистый, казачий город выглядел, как во время войны. Никогда Кузьма не видел столько покалеченных, убогих, нищих и бродяг.
Иногда в толпе людей на улице проглядывали кавказцы, которые с гордым и недовольным видом рассаживались в свои шикарные машины. Присутствие в Краснодаре кавказцев не удивляло Кузьму. Кавказцев всегда было много на улицах станиц Краснодарского края, но сегодня в свете войны в Чечне, шедшей уже второй год, после захвата Шамилем Басаевым Буденновска, они выглядели как-то совсем по-другому.
На солнце стало совсем жарко. Кузьма снял с себя камуфляжную куртку и бросил ее на синюю сумку с большой надписью Red Bulls, стоящую на скамейке. Его волновало только то, что он не нашел места побриться и привести себя в порядок после перелета. Умывальник в аэропорту был закрытым на уборку, а на автовокзале была такая очередь, что Кузьма не рискнул терять драгоценное время на мелочи и решил найти что-нибудь в городе.
Он сидел, расслабившись, и просто отдыхал после всех дальневосточных волнений и многодневного перелета. Несмотря на раннюю осень солнце уже пригревало ждущую тепла землю. Многие краснодарцы были одеты уже явно не по ранней весенней погоде. Обращало на себя внимание большое количество легких курточек и совсем коротких юбочек у спешащих куда-то девушек.
Внезапно, как из-под земли, перед Кузьмой вырос казачий патруль и с ними милиционер в звании младшего сержанта. Он даже не заметил откуда они появились.
Два молодых черноусых парня в черных лохматых кубанках с красным верхом и черных гимнастерках с красными выпушками, переплетенных портупеями с какими-то трехцветными угольниками на рукавах и с кучей значков на груди.
Эй, бомжила, покаж документы, куды следуешь, шо тут дилаешь, шо зыркаешь по сторонам? грубым голосом, поигрывая кожаной ногайкой, явно с вшитой свинчаткой на конце, грубо спросил черноусый и чубатый казак с сержантскими лычками на погонах, стоявший впереди. Черный чуб спадал на правый глаз. Второй казак без сержантских лычек и милиционер держались сзади него.
Кузьма видел казаков во Владивостоке, но никогда не решался к ним подходить и даже задавать вопросы. В семье к казакам относились с уважением. Его семья была потомственной казачьей. Много перенесла в гражданскую войну. Два брата деда Ивана не вернулись в родной курень с Гражданской войны то ли погибли в боях с Красной армией, то ли сбежали на чужбину. Во всяком случае, никто ничего о них рассказать не смог.
Дед Кузьмы, Иван, воевал то за белых, то за красных, однако, не решился бежать в Крым с Кубани, когда уходил их полк и вернулся в родной курень к старым родителям: «Сам наломав дров самому и разгребать!»
Мать обнимала, плакала. Расспрашивала про братьев. Но Иван ничего не мог сказать про братьев, которые были старше его, и которых он потерял, когда их полк ушел к Царицыну.
В станицу пришла советская власть и стала разбираться с казаками, воевавшими у белых. После недолгих разбирательств всю семью Ивана выслали на Амур, а могли бы и к стенке поставить, как говорили тогда. Это было просто, но против Ивана из станичников никто ничего не мог сказать плохого.
Лихие были времена революция, война. А здесь еще главный коммунист в станице Мережко ухаживал за сестрой Ивана. Поэтому при решении их вопроса Ивана с женой и родителями просто выслали из станицы на Амур, а сестрам разрешили остаться в дедовом курене, как не причастных к революции. Несколько семей из Охотской тогда и уехали на далекий Амур.
Обустроились Гусаченки в амурской казачьей станице Матвеевской. Им разрешили занять пустовавшую избу казаков, ушедших за Амур в Харбин. С помощью местных казаков перекрыли протекающую крышу. Родители женили Ивана на красивой гуранке амурской казачке с примесью бурятской крови, которая гордилась своим родством со знаменитым атаманом Семеновым. И через год у них родился сын Степан. Сбирали урожаи, ходили на промысел в тайгу. Однако, когда Степан подрос, началась Великая Отечественная война. Степан Иванович, отец Кузьмы, ушел почти сразу на фронт в составе знаменитых сибирских дивизий под Москву. Сам пошел в военкомат и попросился на фронт.
«Наши Гусаченки никогда от войны не бегали и завсегда шли на войну в первых рядах, когда беда приходила в нашу хату!» похвалил его дома отец.
Пока была война, похоронили деда и бабку Степана. Голодные были годы. Все для фронта, все для победы.
Отбросили немца от Москвы, а потом, когда в 1942 году начали формировать казачьи части, то уже из-под Москвы Степана, как потомственного кубанского казака, направили в знаменитую Кубанскую казачью дивизию, державшую фронт на Северном Кавказе. Он в ней и прошел всю войну от Орджоникидзе до Праги.
Отгремела Отечественная война. Вернулся с нее Степан с орденом Славы и медалью «За победу над Германией» на такой же гвардейской ленточке, как и на георгиевском кресте у деда, и несколькими медалями «За отвагу».
Родившийся в 1950 году Кузьма в детстве часто любил перебирать отцовы и дедовы награды. Через несколько лет родилась сестра Натаха.
Кузьма любил играть с отцовыми и дедовыми наградами. Собирал до кучи георгиевские кресты деда и орден Славы отца и медаль «За победу над Германией», и получался у него целый георгиевский бант.
Наши, Степан, Егории, были познатнее ваших Слав! хвастался дед отцу, тебя кто награждал? Сталин? А меня сам капитул георгиевских кавалеров и утверждал Император. Просто так не награждали, а уж знали, кого награждать, и за что награждать. А у вас кто был ближе к командиру того и награждали.
Ты что, батя, хочешь сказать, шо я даром награды получил? И ранения заодно сам себе поставил? Степан закатывал рубашку и показывал, где у него какие отметины и рассказывал при каких обстоятельствах получены, так вы, батя, и фрица тоды и не одолели, а мы вон до Берлина и Вены доскакали, и коней своих напоили в Одере и Дунае.