После занятий ему больше никуда не хотелось так он был измотан и душевно, и физически. Деньги таяли сквозь его раскрытые ладони, которые он иногда открывал для нищих и просто жаждущих немного выпить незнакомцев. Один такой и пригласил его как-то с собой.
Я не пью, попытался возразить Родриго, мотая головой.
Нет, пьешь! А еще играешь, сказал незнакомец, уверенным, хотя и несколько пьяным движением, ухватив его за плечо. Он встретился ему возле подъезда и не походил на человека, оказавшегося на самом низу социальной жизни. Хоть его волосы и были всклокочены, рубашка помята, а брюки были расстегнуты, все у него было пошито из самой дорогой ткани, какую Родриго видел, проходя мимо бутиков. Он умел определять на глаз положение человека, будучи истинным идальго и потенциальным продажником. В голове у него тотчас загорелся план: вот бы затусить с этим странным мужиком, может, мне и выгорит получить деньги на небольшое агентство. Он только что читал книгу по нетворкингу, и она окончательно убавила его связь с реальностью и высылаемые родителями деньги.
Хорошо, давайте, только застегнитесь, сказал Родриго и, встретив недоумение в глазах мужчины, кротко попросил:
Пожалуйста.
Этого хватило, чтобы он взвалил на себя пьяную и силящуюся громко заорать ношу, которая называла себя великим человеком, но подтвердить это положение ничем не могла, кроме воплей о том, что в мире перестали ценить качественную музыку. Так они дошли до клуба с низким входом, пребольно ударившим по голове Родриго, высокого и стройного, как ливанская пальма. Мужчина на входе подмигнул негру-вышибале, и они вошли.
Родриго больше всего удивило то, что это был какой-то паб с ярко выделявшейся красной стойкой, вокруг которой надирались алкаши, и в глубине его самодельной вертушкой для ставок, а не полноценное казино. В углу имелась даже сцена, на которой, судя по всему, должно были выступать певцы и музыканты.
Эй, подожди меня, а? сказал неожиданно мужчина.
Надо отлить? не к месту спросил Родриго.
Как ты выражаешься, ис ис-панец, мне только переодеться, мы будем играть! сказал мужчина, развернулся и зашел в подсобку.
Родриго скучающими глазами посмотрел на вертушку, но пробовать своей удачи не стал, вокруг нее и так было слишком много татуированных мужиков с подозрительными физиономиями, а он казался слишком чистым даже для того, чтобы пожать им руку.
Мужчина через минуту вышел, волоча здоровенную гитару с двумя грифами, весь мокрый и отряхивающийся.
Уфф, мне полегчало.
И часто вы так? сказал Родриго безучастно, думая о том, что он мог бы спокойно поставить и просадить очередные деньги, а потом целый день голодать и попробовать почувствовать ясность сознания, которую так часто обещали различные гуру, чьи книги он любил почитывать.
Развод самое неблагодарное дело. Подержи-ка, сказал мужчина, отдавая Родриго гитару.
Как можно играть сразу на двух? удивленно спросил он. Мне и на одной не удается.
Ты такой не один, хихикнул мужчина. Но я родился таким, каков есть. Уже ик!.. в детстве умел подбирать ноты под разные песни с радио, а в двадцать один стал номером первым среди концертирующих гитаристов. У меня была своя группа. Но я связался с женщиной, ах, черт, какой же красивой и молодой, почти школьницей
Родриго вспомнил гладкое, как у младенца, лицо пожилой женщины, которая рассказывала ему про жизнь с Эскобаром и помотал головой: да что это, все соприкасается в жизни. И он тоже был связан с девушкой гораздо младше него, которая каким-то образом его бросила, хотя он не побоялся приехать и остаться в Мехико. А сейчас он никто, зачем-то желающий сочинять рекламные креативы людям, которые и так прекрасно знают, что им купить. Молодость, красоту и счастье.
Мне посидеть здесь, с вами? пробормотал он и послушал, как тот настраивает инструмент на слух, особо касаясь каждой струны умелыми пальцами с плохими ногтями.
Да, наконец сказал мужчина, Останься.
Он задумчиво потер щетину и потом резко махнул по струнам приемом баррэ.
А ну, суки, смолкли все тут! заорал он, и игравшие татуированные мужчины действительно обратили на него внимание, причем ни один из них не ругнулся.
Вы не расшалитесь только, сказал один из входящих, юнец с пробивающимися усиками, а то вас опять повяжут и в вытрезвитель.
Нет, сволочи, я играть буду! сказал мужчина и потребовал: Дай мне стул.
Родриго быстро метнулся к стойке и схватил большой и неудобный барный, но мужчина, казалось, не замечал его.
Что играть-то будем, опять стариковское? спросил юнец и поморщился. Сзади за ним шла его компания. Казалось, все они знали гитариста.
Скажите, полюбопытствовал Родриго, вы знаете синьора Морено? Я в его школе учусь.
Морено? Этот старый негодник? Он ничего не понимает в преподавании, сморщился мужчина, затягивая момент появления песни, и, казалось, все вокруг его поддерживали.
Почему не понимает? спросил Родриго, помогая ему не упасть со стула. Мужчины по-прежнему тихо играли между собой, немногочисленные посетители напивались, а Родриго очень хотелось уйти отсюда на воздух, только за ним бы пошли и его странные, невеселые думы о неоконченном Гегеле, никогда не деланных сделках и незабытой девушке.
Он думает, что преподавать ноты достаточно а потом, вместо того, чтобы показать, сам играет, пояснил мужчина. В воздухе стало пахнуть настырным сигарным запахом, который не нравился Родриго. Никогда не покажет путь руки, а я а я.. прямо сейчас научу тебя играть Smoke On the Water. Смотри сюда
Ааа, батянский рок, разочарованно протянул юнец. Вот потому ты и не выступаешь.
Он уже расселся со своими тремя друзьями на столик, а один даже успел сбегать за каким-то дешевым джином.
На-надо начинать с азов, пробормотал мужчина. Его лицо побагровело. Дай мне сюда свою руку.
Родриго протянул ее к мужчине, который своей большой потной рукой начал расставлять его пальцы и зажимать ими определенные струны гитары.
Вот А теперь ударь по ним, сказал мужчина.
Родриго послушался, но из-за недостаточной степени прилегания пальцев левой руки звук вышел смазанным и некрасивым. Мужчина поморщился и произнес:
Очень плохо, но время у нас. Правда, у нас есть время?
Это ты мне? спросил юнец и присвистнул. Не особо много, скоро мама хватится.
А ты скажи ей, что здесь твоя истинная семья, сынок, примирительно сказал мужчина. Он тяжело дышал.
Пробовал, но она сказала, что тут слишком много криминала, вздохнул юнец и опустил свое прыщавое лицо.
Родриго еще раз ударил по струнам, вышло лучше, но звук был слишком сильным, а присутствие мужчины, от которого пахло мятой кожей и перегаром, его не вдохновляло.
Самое главное Знай, какие аккорды берутся там, где ты хооочешь, и изо рта у него неожиданно пошли пузыри. Мужчина постарался судорожными движениями отправить их обратно, но вместо этого покачнулся на барном стуле, мотнул головой и завалился на подбежавшего Родриго. Его великолепная гитара, ударившись о пол, издала одновременно и глухой, и высокий жалующийся звук.
Родриго знал, что это такое агония брала его, как легкодоступную жертву. Юнец с раскрытыми глазами набирал номер помощи на своем телефоне, а бармен вышел из-за прилавка с водой. Мужчина хрипел и вращал глазами. От него ужасно пахло, но, казалось, он уже перестает что-либо осознавать. Гитара валялась в ногах у всех, кто подходил к нему и пытался переложить его с руки упирающегося Родриго на их собственные и унести отсюда. Но Родриго упорно качал головой, в последний момент вспомнив молитву на отделение души от тела, и повторяя ее как заведенный, чередуя с хрипением и остановками глаз. Через несколько минут, еще скорая не успела приехать, мужчина забил ногами, как бы прогоняя кого-то, и его рука с чем-то зажатым в кулак выпала из кармана и больше не распрямилась.
Эй, что у вас там, синьор? Врач скорой вышел к ним на встречу, но было уже поздно. Казалось, около мертвеца застыла группа людей, напоминая снятия с креста, причем Родриго по своей внешней привлекательности тянул на Иоанна Крестителя.
Тут человек умер, проговорил он, отпуская мертвеца в руки врача.
Господи, пьяница, проговорил тот, злобно пнув гитару, которая, словно сознавая своего защитника, подкатилась к ногам Родриго.
Врач провел зеркальцем перед ртом больного и померил ему пульс, при этом разжав руку и странно усмехнувшись.
Хорошая у него была покровительница, ничего не скажешь.
В руке у мужчины лежала маленькая фигурка Санта Муэрте и написанная от руки записка.
Это принадлежит мне, неожиданно сказал Родриго. Не ему.
Он смотрел на черную статуэтку улыбающегося скелета с нимбом над головой и уверенно дотрагивался до нее.
Ой ли? А почему он ее взял тогда? с недоверием покачал врач.
Потому что я ему отдал. У него был день рождения, покачал головой Родриго.
Юнец первый скривился от смеха в своих черных дрейнерских шмотках, за ним прыснули все его друзья. Потом любопытствующая мелкая мафия начала похмыкивать.
День хих, рождения, сказал врач. Ой не могу. А если ты его знал тогда, сообщи родным, хорошо? Нам его в морг надо.
Хорошо, неожиданно заявил Родриго, повернулся, отсалютовал бармену и пошел домой, думая о том, как передача знаний иногда может быть смертельна. Черная ночь падала ему на плечи накидкой Святой Смерти девы, охраняющей этот город, той, которая всегда приходит нежданно и никогда не спит.
Дома Родриго, не снимая с себя одежды, поместил статуэтку рядом с фотографией изменницы, родителей и себя в детском возрасте, обнимающего собаку, и развернул записку, сложенную несколько раз пополам.
«Моей милой Инес в ее странное место обитания. Да хранит тебя Безглазая, дочурка. P. S. Папа всегда будет любить тебя».
«Да хранит тебя Безглазая», повторил Родриго, отдирая ценник от новой и свежо пахнувшей ритуальной побрякушки, мысленно дивясь тому, как дорого может стоить такой скромный сувенир, только что впервые принявшийся за дело. Но кем была эта Инес? Неужели ему придется перерыть весь Мехико в поисках той, чью фамилию он даже не знал?
Родриго усмехнулся и завел будильник на шесть часов утра. У него еще есть время или нет?
V
Инес встала рано. Она чувствовала, что сегодня ее день. Матери Анхелике, наверное, еще снится приятный сон у нее никогда не бывает кошмаров. А у Инес изредка бывают воспоминания о прошлой жизни. Вот она сидит, вся обколотая, в дыму, в чаду и с незнакомыми людьми. Вены приятно гудят, а через некоторое время начнут натужно наматываться на костяшки. С ней кто-то лежит, потому что ей надо было купить очередную дозу. Так всегда бывает, даже если отец у тебя знаменитость. Впрочем, бывшая, это тоже надо знать. Современное поколение предпочитает слушать невнятные бормотания Арки.
Уууу, ааа! завывает одиозная певица, Мэрилин Мэнсон нового поколения, в наушниках.
Инес не снимает их во время секса с незнакомцами, чтобы не было так противно. Ее родители развелись, потому что ой, она снова не помнит. Ей же надо что-то сделать ради дозы? Не делать ничего не менее противно, Инес предпочитает работать. Как-то один хмырь сказал, что она такая красивая куколка и предложил ей жить у него, а она, дура, послушалась. Тогда она вкинулась и чуть не утонула в бассейне.
Святая Мать-Смерть, дай мне денег, жгла она свечи с неведомыми ароматами потом, когда он ее бросил. Казалось, что Святая Мать молчит. Она забыла, как наизусть читается «Отче наш» без этого молитвы к смертоносной деве не имеют силы. У нее стала плохая память, горбатая спина, как будто бы съеденная рахитом, и бледное лицо. Как она, впрочем, была красива тогда!
Сейчас Инес смотрела на себя в зеркало и поправляла апостольник. Ей надо было встать раньше всех и все убрать а монастырь такой большой, целого XVII века, когда здесь еще правили испанцы! Испанцы Она вздохнула. Тот человек за церковной оградой тоже испанец. У него большие черные глаза, бледная кожа и растрепанные волосы. Он ей не нравится, нет, но отцу Педро он по вкусу. Правда ли, что его готовят в священники? Она этого не знала, но на всякий случай избегала его. Монастырское платье облегало ее фигуру, потому что Инес стала неожиданно много есть и хорошо готовить.
Ей было весело петь, принимаясь за пылесос, который специально для монастыря сделал чудик Хайме. Он так смешно говорил, когда она на него нажимала, и мог за минуту очистить замусоренный пол, если на нем скопилось много грязи. Она захихикала и включила его, вспоминая бледное лицо компьютерного гения, смутившегося при ее появлении. «И кто тут вообще монах? Ясно, что не я!» подумала она. Пылесос последовал за ней в монастырскую библиотеку, где штабелями лежали старые книги и даже древние подклеенные журналы мод, непонятно как туда занесенные.
Ой, нет, Куру, зачем-ты ешь брошюры, бросилась она к пылесосу, который нашел для себя развлечение в поедании сваленных в стороне кем-то из старых злых монахинь билетов и разных рекламных листов то ли монастыря, то ли католицизма. Пылесос недоверчиво запищал и наехал Инес на ногу. Она ойкнула и влезла на большое, так называемое вольтеровское, кресло, взяла огромную книгу и ударила по механическому помощнику. Его неожиданно отпустило, и он, замигав огоньками, продолжил свой путь по монастырю, не минуя ни одного грязного закоулка.
На плечо Инес спустился небольшой паук, что для тропической страны было, пожалуй, неожиданным чудом с одним из своих любовников еще не монахиня умудрилась пожить в Европе и узнать местную флору и фауну. Она взяла паука и посмотрела на него, подумав, что деньги монастырю не помешали бы. Со старинных кресел уже начала осыпаться позолота, еда значительно утратила привлекательность, потому что толстая сестра Марибель готовила одно и то же. Впрочем, и она тоже убавилась в размерах.
Инес вместе с роботом пошла в монастырскую часовню, вспомнив, что давно не исповедовалась у отца Педро. «А впрочем, какие мои сейчас грехи? Я живу и радуюсь жизни!» Потом в ее сердце все же прокрался червь сомнения в том, что, возможно, Бога она сейчас помнит даже меньше, чем раньше, уверенная в своем спасении. Тогда, пока электронное чудовище ездило, попискивало и сверкало огнями, она опустилась на колени и попробовала помолиться, но ничего не выходило. Она не знала, о чем стоит попросить небеса. Разве что о ее отце, который так упорно боролся в последнее время с безвестностью, что начал пить. Обо всех ее друзьях, оставленных на улице, которые или мучились, или умирали, но никто не мог бы сказать, что пришел к осознанию себя.
За окном постепенно разгорался рассвет. Толстая сестра Марибель вставала с постели, проснувшись от собственного храпа. Мать Анхелика, проверив электронную почту, бежала пить кофе, сделав какую-то особенно ядреную смесь в турке на общественной плите. Сестра Мария Креста, уже довольно ветхая, благодарила ее и пила, несмотря на проблемы с сердцем Бог знает, зачем ей постоянно нужно чувствовать себя бодрой. Одна из монахинь принималась за вышивку для украшения фигуры Богоматери, пока не наступила служба, другая прятала любовный роман, отказываясь признаться себе в том, что отныне ее жизнь и романтика принадлежат только Богу и ожидаемому раю. В саду пока еще никого не было. Сестра Инес молилась за всех этих женщин, которые скоро встанут и составят с ней большую, дружную, но отчасти проблемную семью. Неожиданно у нее возникло предчувствие, что этот день будет не таким, как всегда.