«Убил!» Словно камень упал с души, и только руки еще чуть-чуть дрожали. Он огляделся. Возле прилавка уже выстроилась очередь, люди нетерпеливо и жадно смотрели на него. И тогда Семен Семенович возбужденно загоготал: «Э-ге-гей! Пошла работа!! Налетай!!!»
Уже потом он надел перчатки, приготовил колотушку и взял в руки специальный сачок.
3.
На Р-ской улице все знают Семен Семеновича. Его можно встретить утром, когда он, пыхтя и задыхаясь, бежит на работу. И поздним вечером, когда, измочаленный и уставший от праведных трудов, он возвращается домой. Но вот увидит Семен Семенович бездомную кошечку и остановится, чтобы погладить ее. Кошка, конечно же, отскочит в сторону, и тогда Семен Семенович достанет из своего холщового мешка рыбешку, швырнет ее подальше в кусты, где не ходит народ. Долго потом он будет стоять и чему-то загадочно улыбаться. А пугливая кошка проглотит свою добычу и след простыл.
А вот домашние коты Семен Семеновича совсем не боятся, сами подходят к нему, трутся об ноги и принюхиваются, недоумевая, почему от этой огромной туши так пахнет рыбой. Однако при всей своей любви к этим тварям Семен Семенович кошки дома не держит и никогда не держал.
В воскресный день можно встретить Семен Семеновича возле местной церкви. Там он степенно расхаживает в своей облезлой шубе из кролика с непокрытой головой даже в сильный мороз. Каждому нищему он обязательно даст по копеечке, еще и остановится, спросит о чем-нибудь. Старухи с ним почтительно раскланиваются, да и не только старухи, кто из нас не бывал в его магазине? Уже не первый год он стоит за прилавком, кто помоложе, скажут, что он был там вечно, и лишь старожилы припомнят, когда он встал за прилавок впервые. В тот год ему было лет двадцать, не больше, а значит можно примерно установить дату его рождения. Вот так порасспросишь одного, другого и все узнаешь про Семен Семеновича. Но ой ли? Не так он прост, этот Семен Семенович, не так легко подобрать к нему ключик, толком никто не расскажет вам о нем. А ведь вырос он на Р-ской улице, закончил ту же школу, что и большинство из нас она единственная поблизости, во дворе за сквером. Что если разыскать его первую учительницу и расспросить ее?
Учительница уже глухая старуха и мало что помнит. И руки у нее трясутся, и глаза слезятся от яркого света. Сидит она в своей тесной комнатке с двумя гераньками на подоконнике, держит Мурку на руках и дремлет, тихонько посапывая. Рискнем ее разбудить?
«Он очень, очень хороший», станет бормотать она, «такой вежливый, всегда о здоровье расспросит. Я Мурке у него салаку беру».
«А отца у него не было. Нет, не было отца. Еще его мать у меня училась, как сейчас помню поехала в эвакуацию с животом»
«Мальчик он был тихий, читал по слогам, писал в косую линейку карандашом. Где он тут у меня на фотографии? Вот этот Нет, вон тот. Да они тогда все были хорошие, тихие, не то что теперь!»
Не много же мы узнали.
Что отца не было это точно. Тогда у каждого третьего не было отца. Вернее, так не бывает, чтобы у ребенка совсем не было отца, у всех сирот были отцы. Герои.
«А твой отец приблудный татарин!» прокричала когда-то кривая бабка во дворе. Семен Семенович кинулся к матери, но мать ничем не сумела утешить его, только заплакала и прижала к груди.
«Ты злая мегера!» крикнул Семен Семенович, выбежав во двор, «Врешь, врешь! И тебя будут черти жарить на сковородке!»
Но бабка вряд ли соврала, ведь именно она, «злая мегера» помогла его матери собраться в дорогу, а потом, уже после войны, из сострадания возилась с маленьким Семен Семеновичем, когда мать на весь день уходила на швейную фабрику. Она выводила его в сквер поиграть и подышать свежим воздухом. Но и бабки давно уже нет в живых, и матери Семен Семеновича, так что отцом его навсегда останется «приблудный татарин».
«Ты себя со мной не ровняй», говорит иногда Семен Семенович Альберту Ивановичу, «ты в полноценной семье жил. У тебя и вещи дорогие были, и книги. А нам с мамой иногда денег на еду не хватало. Сирота я, Альберт, даже не знаю какого роду-племени». В такие моменты Семен Семеновичу становится так жаль себя, что он готов заплакать.
«Как это грустно не знать своего отца», думает он, «словно самая сокровенная тайна природы сокрыта от тебя, и нет надежды дознаться до сути земных вещей».
«Ой, ну хватит тебе нюни распускать», бесцеремонно выводит его из сентиментального состояния Альберт, «Помню я, в каком шикарном костюмчике ты ходил. И деньги у тебя водились!
«Так это когда было», возмущается Семен Семенович, « Это же после школы!»
«И что, что после школы?»
«Нашел, чем попрекнуть! Мне тогда Клара помогала, царство ей небесное. Любишь ты, Альберт, старое ворошить»
Обычно в этот момент Семен Семенович залпом выпивает рюмку коньяка, которую до того долго мусолил в ладони, и задумывается.
Клара воспоминание особое.
4.
Когда-то на углу Р-ской улицы работала столовая. Черное крыльцо ее выходило в узкий проходной двор, в котором стояли баки с отходами, и потому всегда пахло гнилью и плесенью. На крыльце целыми днями сидел грузчик Паша, к нему время от времени выбегала подружка посудомойка Галя, и они переругивались и гоготали. Раз в день к черному ходу столовой подъезжал продуктовый фургон, и тогда на крыльце появлялась плотная баба лет за тридцать с густыми черными волосами. Глядя на нее, любой бы сказал, что она лютая стерва, такое у нее всегда было злое и недовольное лицо, а глаза, казалось, прожигали насквозь. Она принимала товар, материла почем свет водителя и грузчика Пашку, сама помогала затаскивать внутрь тяжелые поддоны с мясом.
Звали эту бабу Кларой, она числилась завпроизводством, вкалывала с утра до позднего вечера, иногда оставалась ночевать в столовой, и тогда до самого утра в ее кабинете с узким зарешеченным окном светился тусклый огонек. Летом в жару дверь черного хода стояла распахнутой настежь, и можно было видеть, как черноволосая Клара устало расхаживает по подсобке, что-то перекладывает с места на место, считает в уме и делает пометки в блокноте химическим карандашом.
Семен Семенович каждый день возвращался из школы проходным двором, и каждый день он с опаской поглядывал на злую Клару. Что-то в ее облике притягивало его, не давало отвести глаз. Семен Семенович даже невольно замедлял шаг.
«Эй, парень! Поди-ка сюда, помоги», как-то раз окликнула его Клара, когда он проходил по двору, погруженный в свои мечтания. Семен Семенович вздрогнул и не сразу понял, чего от него хотят. Он изумленно огляделся вокруг, даже в небо посмотрел уж не оттуда ли был ему голос споткнулся о булыжник и очень смутился.
«Да ты не бойся, подойди ближе», усмехнулась Клара и поманила Семен Семеновича пальцем, отчего он смутился еще больше, даже лицо его порозовело. Клара развеселилась:
«Да ты, оказывается, скромник! Такой большой и такой застенчивый. Подойди же, не бойся. я тебя не обижу. Не кусаюсь я, ха-ха-ха!..»
Семен Семенович подошел, Клара со смехом указала ему на гору деревянных ящиков в углу подсобки, которые нужно было переставить в другое место. Семен Семенович не посмел отказаться, перетащил тяжелые ящики, и хоть бы что ему даже не запыхался.
«О, да ты здоровяк!» стала подшучивать над ним Клара, а потом ни с того ни с сего разоткровенничалась, «Ты думаешь, я просто так здесь все перетаскиваю? Нет, у меня свой расчет. Надо знать, что прикрыть, а что на виду оставить. Хоть сейчас ревизия у меня полный порядок, все по накладным!»
Семен Семенович не понял, о чем она говорит, но это было не главное. Ему понравилось, что Клара обращается с ним серьезно, как со взрослым, и что она ему улыбается, и что она оказалась такой веселой и добродушной, а вовсе не злой. Перетаскав все ящики, куда она ему велела, Семен Семенович направился к двери, но Клара задержала его:
«Куда же ты? У меня за просто так не работают. Я тебе денежку заплачу», она достала из кармана рабочей куртки десятку1 и протянула ему. Семен Семенович снова растерялся, по его представлениям это были большие деньги . Но Клара подбодрила его: «Бери. Ты не украл, а заработал», и тогда Семен Семенович скомкал бумажку в руке.
«Приходи еще помогать. Еще денежку заработаешь», предложила Клара, Придешь?»
«Приду», промямлил Семен Семенович.
«Чего ж так робко? Ты приходи, не стесняйся. Меня Кларой зовут. А тебя как звать?»
«Сеня».
«Сеня», повторила Клара, «Я знаю, ты здесь поблизости живешь, Сеня. Да? А с кем живешь?»
«С мамой»
«С мамой», повторила за ним Клара, и лицо ее сделалось такое жалостное-жалостное, что Семен Семеновичу захотелось плакать», С мамой И без папы, небось? Господи! Что за жизнь такая Сколько на свете сирот», запричитала она, а потом понесла что-то совсем несвязное: «Сеня здоровяк такой, а тоже сиротка с мамой Как мне вас всех жаль! Как мне себя жаль Что же это делается, господи?» И только теперь Семен Семенович заметил, что Клара навеселе. Пока он грузил ящики, она успела хлебнуть винца в своем кабинете.
«Ты приходи обязательно, Сеня», повторила Клара, «Я тебя тут всегда и напою, и накормлю».
С тех пор Семен Семенович стал заходить в подсобку столовой на Р-ской улице как свой. Приходил он обычно к закрытию, когда оставалась одна Клара, и хотя работа не всегда для него находилась, какой-нибудь гостинчик он обязательно с собой уносил: то мешочек крупы, то сахарную косточку.
«Бери, бери», приговаривала Клара», «мама тебе супчик сварит, а мне этого добра не жаль».
Семен Семенович приносил домой скромные Кларины дары и заработанные деньги. А жили они действительно бедно, так что мать нарадоваться не могла его новому знакомству, благословляла Клару и обязательно хотела с ней лично познакомиться, но как-то все стеснялась и откладывала. Да и Семен Семенович всеми силами противился этому.
Во время работы Клара открыла ему много профессиональных секретов. Теперь он хорошо понимал, откуда берутся эти косточки и крупа, а то и куски пожирнее, почему Клара не экономит сахар, а масло намазывает на хлеб толстым слоем.
«Ну, с маслом, положим, много не намудришь», разъясняла она», «масла и сразу по весу меньше, чем в накладной. Ты, Сеня, запомни, самое выгодное это рыба. Ее положат не поскупятся, потому как она все равно задарма плавает в океане. Рыбы в брикете всегда больше, чем по документам, а сколько в не еще лишней воды? Она ведь тоже не учитывается, вернее, вычитается. Вот ты и соображай, тут чистая выгода без всякого обмана. С мясом сложнее, но зато интереснее работать. Все зависит, как нарубить и рассортировать, куда что положить и по какой цене продать. Ты примечай, я ведь мясо не случайно по несколько раз перекладываю. Как разложишь так и наваришь. Мясо это мой конек, моя чистая прибыль.
Семен Семенович слушал с открытым ртом, а Клара точно фокусник знай перебрасывала куски с поддона на поддон. И если раньше ее манипуляции вызывали в нем только недоумение, то теперь он начинал что-то соображать. Где бы еще он мог пройти такую странную и увлекательную школу?
«Ты думаешь, я унижу себя до того, чтобы сметану кефиром разбавлять, тем более что она и так уже разбавленная?» риторически вопрошала Клара, «Нет, я работаю значительно тоньше! В нашей работе чудеса можно творить, если подойти с умом, ведь ум-то нам для того и дан от Бога».
Как-то раз после того, как они все переложили и перегрузили, Клара пригласила Семен Семеновича в свой кабинетик. Он был совсем крошечный, в нем помещался только рабочий стол, стул, больничного вида кушетка, обтянутая черным дерматином, и личный Кларин сейф. На стене висели ее почетные грамоты и несколько картинок из журнала «Огонек» самых ярких.
«Сегодня день особенно удачным выдался, много полезных дел провернула», сказала Клара, «сейчас мы это отметим». Она достала из сейфа бутылку хорошего крымского портвейна, два хрустальных стакана, коробку конфет и буженину, уже порезанную на тарелке. Ловким движением большого пальца Клара откупорила бутылку пробка отлетела в сторону. Она разлила вино «по булькам» как заправский алкаш. Так была положена традиция совместных задушевных вечеров после трудового дня.
Надо сказать, Клара хмелела мгновенно, правда, внешне это почти не бросалось в глаза, но хмель размягчал ее душу и каким-то непостижимым образом сказывался на тембре ее голоса из резкого и сухого он становился грудным, бархатистым. А еще появлялась подкупающая простота и откровенность в рассказах о себе. Во время вечерних посиделок Клара поведала Семен Семеновичу историю своей жизни. А жизнь ее оказалась многострадальной и трудной, и Клара то и дело подливала себе и ему вина. Поначалу Семен Семенович отнекивался, но потом стал пить наравне с Кларой. Теперь, придя домой, он старался не дышать на мать, которая делала вид, что ничего не замечает, и быстро укладывался в кровать. Но заснуть он еще долго не мог, ворочался, икал и вспоминал жуткие рассказы Клары.
5.
Если выбросить из пьяного рассказа все необязательные подробности, то оставшаяся часть уляжется в простую и понятную схему: счастливое детство арест отца перед самой войной война ссылка в Поволжье возвращение домой. Последний эпизод Клара подавала особенно красочно, на что у нее были свои причины. Что же касается раннего детства, то оно оставило после себя всего несколько ярких картин. К примеру, ленинградский Зоопарк, теснота и убогость которого отразились в сознании маленькой Клары как простор и раздолье. Облезлая шкура страдающего авитаминозом бизона запечатлелась в памяти как верх пушистости. Еще помнился страх перед жирафом, который добродушно согнул шею, чтобы слизнуть с ее ладони кусочек моркови и случайно коснулся руки своим шершавым языком. О, это был ужас, громкий плач, дрожь в коленках! Но в своих рассказах Клара забиралась и в дебри совсем щенячьего возраста, а там вот срам-то! была, оказывается смешная и глупая процедура целования попки перед сном. Представьте себе нежно-розовую кожицу младенческой попки, покрытую влажными отцовскими поцелуями: «Кто это у нас спать не хочет, такой холосий?!» а следом за этим полирование ее жесткой щетиной, как наждаком. Щекотно и смешно! Мать стоит рядом, протестует и тоже хохочет. И так каждый день до последнего, дозволенного целомудрием возраста.
Господи, сколько слез можно пролить, оглядываясь на свое детство издалека!
Арест это и до сих пор нечто непостижимое. Запомнились только тревожные звуки сквозь сон, мельканье незнакомых лиц, холодные руки матери, прижавшей ее к груди источник ночных кошмаров в дальнейшем. Его увели, он даже не успел поцеловать ее на прощание!
Арест это почва для терзаний и сомнений еще на долгие-долгие годы: был виноват или нет? Да и чем бы мог провиниться перед государством этот жизнерадостный и добродушный инженер-строитель? К счастью, очень скоро Клара разрешила для себя этот вопрос однозначно.
Война началась с объявления по радио. Уже в середине июля суровая тетка в кителе принесла предписание на отъезд. Мать Клары была по отцу немкой, а всех немцев выдворяли из города в срочном порядке. То, что мать немка, Клара услышала впервые. Это был страшный удар, но делать нечего, поплакали, собрали чемоданы, прихватили с собой несколько золотых колец, столовое серебро, отцовские часы в золоченом футляре все это богатство уместилось в холщовом мешочке, который мать словно ладанку всегда носила на груди, в назначенный срок явились в распределитель, а оттуда под конвоем на вокзал.