О том, чем это учреждение занималось, имели представление все. По крайней мере, так принято было думать. Но в чреве лубянского кита скрывались такие разные разности, о которых не ведали даже самые осведомленные наркомвнудельцы за редким исключением. Не говоря уже о простых советских гражданах. Тайная анатомия органов включала в себя загадочные элементы, порожденные отнюдь не марксистской атеистической идеологией.
Сердцем этой тайной анатомии и являлся проект «Ярополк». Не занесенный ни в одно в штатное расписание, он занимался делами, само существование которых официально признавалось невозможным. А между тем каждому из участников секретного проекта было присвоено специальное звание, соответствующее системе Главного управления госбезопасности НКВД СССР. В положенный срок все они продвигались по службе, а при получении зарплаты расписывались в общей ведомости ГУГБ.
В этом смысле ничем не отличался от остальных и старший лейтенант госбезопасности Николай Скрябин, чье личное дело лежало сейчас в раскрытом виде на столе у руководителя «Ярополка» человека, личность которого была засекречена почище самых сомнительных с идеологической точки зрения расследований проекта. Подчиненные знали, что к нему следует обращаться Валентин Сергеевич или товарищ Резонов; даже подлинная фамилия его оставалась для большинства тайной. Не говоря уже о том, что никому не было известно его звание в системе ГУГБ. И ходили даже опасливые слухи, что никакого звания у него нет вовсе поскольку в форме со знаками различия его ни разу не видели.
Однако в неведении пребывали не все. И сегодня, в четверг 25-го мая 1939 года, на Валентина Сергеевича иронически глядел с фотографии, приклеенной к листку по учету кадров, красивый молодой брюнет один из немногих сотрудников, достоверно знавших, кто возглавляет теперь проект «Ярополк».
Полагаю, пробормотал Валентин Сергеевич, вы, молодой человек, не на шутку удивились, когда услышали о моем назначении. И руководитель «Ярополка» стал вчитываться в машинописные строки личного дела, которые сопровождались добавленными от руки комментариями.
Вначале, как и положено, в деле значились имя сотрудника, дата рождения и сведения о его семье:
Скрябин Николай Вячеславович.
Родился 16 (3) декабря 1916 года, место рождения г. Петроград.
Отец Скрябин Вячеслав Михайлович, нынешнее место проживания г. Москва. Место работы СНК СССР2.
Мать Антипова (Скрябина?) Вера Петровна, скончалась.
Тут же имелась рукописная вставка, сделанная, судя по почерку, самим Глебом Бокием прежним руководителем «Ярополка», расстрелянным в ноябре 1937 года. Бокий написал втиснув свои строчки между официальными данными: Сведения об имени матери и её кончине представляются сомнительными. Скрябин был воспитан теткой матери Вероникой Хантингтон (предположительно скончалась в 1934 году), бывшей подданной Британской империи.
И это было еще что! Проникновение в советские органы госбезопасности воспитанника иностранной гражданки, казалось, конечно, делом немыслимым. Но дальше в деле Скрябина значилось дословно следующее:
Особые способности:
Телекинез подтверждено.
Ясновидение (дальновидение) подтверждено.
(Приписка Бокия: Может обладать также спиритическими способностями широкого спектра, но достоверных данных нет).
Особые знания и навыки:
Сведущ в теории и практике эзотерических учений.
Владеет технологией создания неодушевленных подобий (симулякров) живых существ ?
Доступ к информации о проекте: уровень «А» (без ограничений).
И, наконец, следовало самое главное:
Участие в проекте «Ярополк» одобрено лично товарищем И.В. Сталиным.
Валентин Сергеевич захлопнул картонную папку и спрятал в сейф, что стоял позади его письменного стола. В деле Скрябина содержались также и дополнительные сведения, но руководитель «Ярополка» и без того знал достаточно о человеке, которого ожидал нынче днем. За четыре года в проекте «Ярополк» тот дослужился до специального звания, какого иным сотрудникам НКВД и за десять лет не удавалось получить ведь старший лейтенант госбезопасности был равен майору в сухопутных войсках. Сейчас Скрябин являлся следователем по особо важным делам и, несомненно, мог считаться самым перспективным в «Ярополке» специалистом по труднообъяснимым явлениям.
И успехов своих Николай Скрябин достиг не только благодаря способностям по части эзотерики. Ему, помимо прочего, не было равных в том, что сухо именовалось тактическим планированием и оперативной деятельностью. Руководитель «Ярополка» не знал ни одного другого человека, которому с такой легкостью, будто играючи, удавалось бы придумывать и воплощать планы не просто хитроумные планы невероятные, парадоксальные, на грани сумасшествия. Причем планы его почти всегда срабатывали. Почти. Но Скрябин, самонадеянный, как нередко бывает с очень умными людьми, этого почти не считал нужным принимать в расчет.
2
А сам Николай Скрябин, старший лейтенант госбезопасности, чувствовал себя в тот день измотанным, как никогда за все двадцать два года своей отнюдь не безмятежной жизни. В груди он ощущал одновременно и пустоту, и тяжесть, а все его мышцы словно бы стали деревянными. И причиной этому являлась потеря той малости, о которой он прежде даже и не задумывался! Всякий, кто заглянул бы сейчас в приемную руководителя «Ярополка» просторную, с панелями из мореного дуба на стенах, подумал бы, что дожидающийся аудиенции посетитель дремлет. Хоть глаза его светло-зеленые, как китайский нефрит, с иссиня-черными крапинками вокруг зрачков, оставались открытыми.
Секретарь, сидевший за столом в углу, скрипел перьевой ручкой; от начищенного паркета исходил густой запах восковой мастики; а за окнами всё отчетливее погромыхивал гром: надвигалась гроза, и темно-синие тучи затянули полнеба. Однако Николай ничего этого не замечал. Он размышлял о человеке, с которым ему нужно было увидеться сегодня: о Валентине Сергеевиче Смышляеве, который официально умер в октябре 1936 года, и теперь был известен очень узкому кругу лиц под псевдонимом Резонов. До того, как его рекрутировали, этот человек успел побывать и московским студентом-правоведом, и актером, и режиссером, и участников кружка «новых тамплиеров», и даже близким приятелем почти крамольного писателя Михаила Булгакова, с которым он родился в один год: 1891.
С творчеством Михаила Афанасьевича сам Николай познакомился задолго до того, как узнал о проекте «Ярополк»: еще когда учился в школе. Его бабушка Вероника Александровна тетка его матери как-то принесла в дом два затрепанных номера альманаха «Недра» за 1924 и 1925 годы. И в них Коля прочел произведения неизвестного ему тогда литератора Булгакова: «Дьяволиада» и «Роковые яйца», каким-то чудом прошедшие цензуру.
А вот книга самого Валентина Сергеевича всего лишь труд по истории театра и актерскому мастерству в 1936 году цензуру не прошла. И Николай подозревал: между этим событием и мнимой смертью автора существовала прямая связь. Как наверняка существовала она между появлением Смышляева на Лубянке и его знакомством с Александром Васильевичем Барченко легендарным оккультистом, который вступил в «Ярополк» еще в начале 20-х годов. И на самом деле умер в апреле прошлого года: был расстрелян по приговору суда. Меньше чем на полгода пережил бывшего руководителя «Ярополка» Глеба Ивановича Бокия, под началом которого трудился много лет. Но даже Николай Скрябин имевший допуск без ограничений ко всей информации, касавшейся проекта, мог лишь гадать, каким образом все эти обстоятельства и жизненные пересечения привели бывшего актера и тамплиера Смышляева в самую засекреченную структуру НКВД.
Николай ощутил, как голову его повело вниз, и резко выпрямился на стуле, отгоняя и сон, и эти отвлеченные мысли. Думать ему следовало о деле, из-за которого он записался на прием к Валентину Сергеевичу. Хотя вместо этого мог бы уже ехать на поезде к морю. Или на автомобиле в какой-нибудь подмосковный санаторий. Ведь именно сегодня, 25-го мая, у Скрябина как и у всех, кто состоял в его следственной группе, начинался отпуск.
Однако отбыть на отдых ему предстояло в лучшем случае с запозданием. И Николай даже не знал: хорошо или плохо, что никого это не обеспокоит? Ни жены, ни невесты, ни даже постоянной подруги у него не имелось. Колина мать давным-давно исчезла невесть куда, а его отец крупный советский сановник проживал отдельно с другой семьей. А белый персидский кот по кличке Вальмон единственный его неизменный компаньон, держался сам по себе, как ему и полагалось. Если хозяин решил не ехать в отпуск, предпочел остаться дома так это было дело хозяина.
Впрочем, оставаться дома Николай как раз и не планировал. Просто не мог себе этого позволить если хотел вернуться к своей прежней, условно нормальной жизни.
3
Валентин Сергеевич Смышляев мужчина сорока восьми лет от роду, среднего роста, русоволосый, с высокими залысинами, и с удивительным лицом: одновременно и одухотворенным, и отрешенным, встал из-за стола и прошелся по своему кабинету. Всякий, кто взглянул бы на него сейчас, мгновенно решил бы, что человек с таким лицом имеет прямое отношение к миру театра. И никак не может иметь отношения к лубянскому ведомству.
Из-за нешуточной грозы Москву в середине дня заволокли сумерки, однако Валентин Сергеевич света в кабинете не зажег. Мало того: он еще и задернул шторы на ближайшем к своему столу окне когда подходил посмотреть, как по площади Дзержинского взбаламученными потоками катит дождевая вода. Валентин Сергеевич радовался полумраку в кабинете. Неровен час Николай Скрябин, который должен был явиться в 15.00, заподозрил бы что-то, заглянув своему начальнику в лицо.
Смышляев снова сел за массивный письменный стол и взялся читать уже не личное дело Скрябина, а другой документ: переданное ему накануне диковинное письмо. «Является ли хоть малая толика этого правдой?» гадал он. Затем слово «правда» сделало цирковой кульбит в его сознании. Валентин Сергеевич положил письмо под стеклянное пресс-папье и открыл верхний ящик стола, где лежал один-единственный предмет: лакированная кубическая шкатулка из красного дерева, с ребром сантиметров в двадцать.
Может быть, пробормотал он, это ему и поможет. Хуже-то уж точно не будет хуже просто некуда И он, длинно вздохнув, ящик стола прикрыл.
Тут часы в кабинете пробили три раза, секретарь доложил по внутреннему телефону о посетителе, и в двери вошел, громко стуча каблуками начищенных сапог, высокий молодой брюнет. Точеными чертами выразительного лица он походил на голливудского киноактера Кэри Гранта. Да и форма НКВД: гимнастерка цвета хаки с двумя красными эмалевыми шпалами в краповых петлицах и темно-синие бриджи с малиновым кантом удивительно ловко сидела на нем. «Он тоже играет роль, подумал Валентин Сергеевич, ведь сотрудники «Ярополка» не обязаны носить форму даже в здании НКВД». И он указал вошедшему на один из стульев для посетителей.
Я не советую вам, товарищ Скрябин, брать это дело, сказал Смышляев. Я не уверен, что оно вообще по нашей части что следствие не пытаются пустить по ложному следу. Он глянул на письмо, лежавшее под стеклянной глыбой пресс-папье. Вам что-нибудь известно доподлинно об существах, которые именуются словом навь?
Молодой человек ответил после паузы как если бы находился где-то в отдалении.
У древних славян словом «навь» обозначались не-мертвые, сказал он. То есть, умершие люди с измененной физиологией, которые и после смерти продолжали существовать в мире живых. Ходячие покойники, проще говоря. А позже русские эзотерики стали именовать их кадаврами: от французского le cadavre труп.
Что-то наподобие симулякров, которые вы умеете создавать?
Нет, Скрябин покачал головой, симулякры это всего лишь безжизненные копии живых существ. Они сами по себе безвредны в отличие от навей. Которые крайне опасны, если не знать, как с ними бороться.
Ну, а вы, конечно, считаете себя специалистом по таким вопросам! Смышляев придал своему голосу сарказм. Впрочем, я знаю, что вы скажете: вас еще в 1935 году привлекли к участию в проекте «Ярополк». И свой юридический диплом с отличием вы защитили по секретной теме «Криминология парапсихических феноменов».
Всё именно так. И в дипломной работе я упоминал: в старину считали, что против враждебных людям созданий эффективны огонь, соль и железо. Но единственный надежный способ их одолеть найти и нейтрализовать живого человека, который ими руководит. Да и автор письма думает так же.
И что руководитель у них всегда есть?
Когда они совершают предумышленное убийство с последующим сокрытием улик то да. Подобные существа сами не способны действовать столь организованно. Потому-то я и хочу поехать в это село Макошино.
Да что же вас в этом деле так зацепило? воскликнул Валентин Сергеевич, ясно отдавая себе отчет, что переигрывает но не представляя, что еще он может сказать или сделать. Конечно, случай серьезный: пять убийств, совершенных с особой жестокостью. Но ведь в Макошино уже откомандирован капитан госбезопасности Крупицын вместе с своими людьми. А все ваши подчиненные сейчас ушли в отпуск и с вами поехать не смогут.
Я считаю, сказал Скрябин, что группе Крупицына без помощи проекта «Ярополк» не обойтись.
А как же ваш собственный отпуск?
Отгуляю в другой раз.
Смышляев невольно поморщился и попытался скрыть это улыбкой. Но улыбка у него вышла неуверенная, колеблющаяся он тут же сам это понял. И эта неуверенность не осталась тайной для его посетителя: молодой брюнет глянул на Валентина Сергеевича с неуместно сочувственным выражением.
4
Николай Скрябин видел, что Смышляев чего-то страшится. По каким-то причинам не хочет отпускать его в командировку. И это заставляло всерьез призадуматься. Ведь не с бухты-барахты Валентина Сергеевича взяли в «Ярополк». Скрябин знал, что его нынешний шеф имеет доказанные способности к ясновидению особого рода. И, к примеру, точно предсказал в свое время причину и год смерти польского лидера Юзефа Пилсудского.
Но ехать в Макошино Николай должен был. Он видел, какие вещи там творятся, и это повлияло на него самым скверным образом. Хоть видел он всё и не наяву.
Тот сон приснился ему во время его предыдущей командировки, когда он выезжал со своей следственной группой в Зауралье. Разница во времени с Москвой делала утренние подъемы непривычно ранними для него, а потому каждую ночь Николай засыпал, едва успев добраться до гостиничной постели. И тот раз не стал исключением. Дневные впечатления разрозненные, наползающие одно на другое, словно бы затянули его в глубокую черную воронку со стенками из какого-то мягкого материала, вроде войлока. Плавно сползая по ним, Скрябин очутился возле символического жерла воронки, заскользил дальше и без всяких усилий вынырнул с её противоположной стороны.
И это был уже не зауральский поселок, а древнее село на окском берегу, название которого Николаю будто шепнули на ухо: Макошино. А заодно сообщили, что события, снящиеся ему, происходят прямо сейчас: субботним вечером 6-го мая 1939 года.
Он видел, как трое мужчин в серых комбинезонах, шли, вяло печатая шаг, по единственной сельской улице. И откуда-то знал, что троица эта рабочие из строительной бригады. В Макошино, где располагалась центральная усадьба колхоза имени XVII съезда ВКП(б), они прибыли для дела самого прозаического: чтобы возвести новый коровник. Но Скрябину не просто было всё известно об этих троих он сам словно бы сделался ими: всеми тремя одновременно. Так что мог смотреть их глазами и даже улавливать немалую часть их мыслей.