Так случилось и у нас. Саша Вишневский, по должности контролёр и пробист, писал стихи. Он читал их нам в «МАрт-кафе», сочинял поздравления к праздникам. А тут Майкл повстречал только что прибывшую с Украины Виту Буйвид, необычайно талантливого фотографа, и они совместно наснимали целую серию про Витебский вокзал. Съёмка почти постановочная, кое-где попадаются фигуры Майкла и Ани, в ореоле то ли софитов, то ли лунного света, как и положено жениху с невестой
Проявку и печать снимков Вита делала сама, особым химическим способом, и серия получилась в мистической чёрно-зелёной гамме. Оказалось, что к этим лунным вокзальным снимкам очень подходит Сашкино стихотворение. Там были такие строки:
Дороги выбирают нас,Но мы не думаем об этом,Пока судьба зелёным светомДуше развития не дастМайкл решил сделать из фотографий и стихов календарь для подарков на Новый год. Вишневский был горд таким признанием, тем более что в процессе работы как-то сам собой выкроился небольшой тираж его стихотворных опусов. Майкл, молодой и начинающий карьеру, включал в свою орбиту тоже молодых и начинающих, вроде Виты и Александра. А попутно увековечил себя и Аню в исторических экстерьерах Витебского вокзала.
В июле у них намечалась свадьба, на которую должны прибыть его родители. Сам праздник, называемый у англичан «свадебный завтрак», планировался в одном из особняков на Каменном острове. А перед этим венчание в только что отреставрированной Чесменской церкви.
На венчание я не попала была важная встреча в Эрмитаже с директором издательства «Славия», выпускающим музейные альбомы. «Славии» нас порекомендовал «Музей Истории Санкт-Петербурга» для которого мы издавали книгу «Архитектурная графика Кваренги».
Эрмитажу мы подходим по всем статьям. И главное, отвечаем за конечный результат, избавляя заказчика от головной боли и неизбежных разбирательств, если что пойдёт не так. Это страшно импонирует директорам бюджетных организаций, для которых цена не так важна, как стабильность качества и сроков.
Участие английского дизайнера, безусловно, придавало вес новому сотрудничеству. А мы тут женим Майкла и, возможно, скоро его лишимся. Невеста не скрывает своего намерения: в Англию, подальше от русской смуты и развала! Как выясняется на «свадебном завтраке», это условие было указано в её объявлении, опубликованном брачным агентством. Мы с Юркой даже рты пораскрывали, когда об этом поведал отец Майкла, произнося первый тост за невесту. А Майкл уточнил, что их союз счастливая случайность, поскольку газету с объявлением он прочёл в приёмной дантиста.
Не секрет, что толпы девушек осаждают интуристовские гостиницы, что браки с иностранцами или евреями метко названы «средством передвижения», но мне казалось, что это вовсе не то, чем надо гордиться, а тем более, во всеуслышание упоминать на свадьбе. Ничего подобного! В Англии знакомство через брачное агентство по объявлению это норма, имеет давнюю традицию и считается лучшим способом найти вторую половину. А русские женщины за рубежом весьма котируются
Слушая такие речи, Аня принуждённо улыбалась, её прекрасные глаза сияли решимостью пережить и это на пути к заветной цели Впрочем, ей сильно повезло: симпатичный, молодой, талантливый, влюблённый и, судя по свадебным расходам, не бедный, Майкл сам был настоящим подарком. За исключением одного: он не хотел уезжать из России. И я собиралась его в этом поддержать.
В перерыве выяснилось, что у меня есть надёжные союзники в лице его родителей. Это была их инициатива отправить сына в далёкую Россию, чтобы он, наконец, нашёл своё место в жизни. Они что-то объясняли, но моего английского уже не хватало, я поняла лишь одно: там, на родине, перспективы у него был незавидные. И ещё: молодые проживут в Петербурге пять лет и только потом, может быть
Родители снимали Майклу большую квартиру, поближе к работе прямо напротив моего дома, в особняке конца XVIII века. Мне они вверяли судьбу их сына в надежде, что буду к нему достаточно строга, но справедлива. И тут маман, понимающе улыбаясь, взяла мои руки в свои и с чувством пожала. Как матери, которая ей сочувствует. Как мудрой и доброй наставнице. Что ж, после сегодняшних переговоров в Эрмитаже я смогу обеспечить Майклу такие престижные заказы, которых он в своей Англии не увидел бы до скончания дней.
Молодые уехали на неделю в свадебное путешествие, но не в Англию, как мечтала Анна, а на Рижское взморье, в Латвию, теперь независимое государство. По возвращении Майкла ждало неприятное известие: в России объявлен дефолт.
Вообще-то экономический кризис уже больше года свирепствовал в мире, но России как-то удавалось держаться. В августе девяносто седьмого Ельцин объявил деноминацию, и три ноля с купюр исчезли. Цены, конечно, немного поднялись, но в целом все вздохнули с облегчением: эти миллионы уже достали. Чтобы народ не путался, зарплаты и ценники в прайсах стали указывать в долларах, которые отображались как у.е. условные единицы. Конечно, привязка к доллару шла давно из-за его неуклонного роста, и если в конце 1995-го года за доллар давали чуть больше четырёх рублей, то в июле 1998-го уже шесть.
И вдруг рубль резко падает в четыре раза. В четыре! За каких-то несколько дней!
Я не знаю, как из этого выпутались остальные предприниматели, но «Русской коллекции» повезло. Во-первых, на тот момент в издательстве почти не было денег на счёте мы покупали оборудование. Во-вторых, некоторый запас долларов хранился дома «в банке». И в-третьих, у нас не было долгов перед финской типографией «Артпринт». Наоборот, у них имелся некоторый избыток наших средств, естественно, в финских марках.
Между тем, кризис и дефолт преподносили сюрпризы, один кошмарнее другого. Доллар стоил тридцать рублей против ещё недавних шести. Экономику лихорадило, и слово «банкрот» звучало уже привычно. Потери были и у нас, спасало лишь непрестанное маневрирование и договора в у.е., рублёвый эквивалент которых рос с каждым днём, побуждая заказчиков делать предоплату.
Вроде бы всё было неплохо, но Майкл заметно нервничал. На его имя то и дело приходили факсы из английского консульства. В них давались советы и указания, по большей части нелепые и сеющие панику. К примеру: «Если вы попали под обстрел, держитесь теневой стороны улицы и постарайтесь спрятаться во дворе или парадной». Какой обстрел? Кругом тихо-спокойно. В конце каждого факса была рекомендация: при первой возможности покинуть Россию. Что они и сделали. Майкл с большим сожалением, Анна с нескрываемой радостью. Наконец-то её мечта сбылась!
Ира Филонова вскоре уехала, только в Финляндию давно готовилась, вела переписку с типографией. Хорошо, что на пике загрузки взяли Катю Мельник, тоже мухинскую, так что дизайн-студия продолжила своё существование, не теряя темпа.
СОЮЗ С БЫВШИМИ
Буквально ещё полгода назад печать в Финляндии была выгодна во всех отношениях. Теперь, когда курс финской марки стал расти вслед за долларом, интерес пропал. Но в России печатать наши престижные издания и вовсе невозможно. Лучшая типография «Ивана Фёдорова» практически встала, сдаёт площади в аренду. Остальные хоть и берутся, но качества не держат, а цена такая же, как у финнов. Ссылаются на пошлины и налоги, мол, бумагу и краску ввозят из-за рубежа. А куда деваться? Своя промышленность разорена.
Остаётся Прибалтика. Обзвонив несколько типографий, приходим в уныние: по-русски никто не желает разговаривать, да и вообще нам явно не рады. И тут, когда руки уже совсем опустились, возник некий Артис Эрглис, приехавший из Риги для налаживания связей с питерскими издательствами.
Артис владелец небольшого печатного производства, но при необходимости может пристроить наш заказ на любую типографию Латвии. У него открыт счёт в Москве, можем платить в рублях. Он раскладывает на столе прекрасные образцы печати, но что по стоимости? Первый же расчёт показал мы получаем ту же цену в рублях, по которой печатали у финнов до скачка курса! Это весьма кстати. Как раз заканчивается вёрстка трёх альбомов с целым набором полиграфических изысков: стохастика, печать на кальке, выборочное лакирование, реализация которых возможна лишь за рубежом.
Стохастика это такой частотно-модулированный растр, который Короче, изображение получается как супер-фото видна всякая мелочь толщиной в волосок. Что крайне важно для альбома «Холодное оружие народов Кавказа», где чуть не на каждой странице клинки с затейливыми гравировками. Тираж этой книги мы и поручили Артису, договорившись приехать и посмотреть сигнальные экземпляры.
К упомянутому растру мы имеем прямое отношение. Дело в том, что «Русская коллекция» опытная площадка Полиграфического института, сотворившего этот самый стохастический растр. Посему с нами отправляют институтского технолога Сергея Кузьменко. Он родом из Литвы, в чём мы видим хороший знак: прибалты скорее друг с другом договорятся, ежели что. Кудерыч с Кузьменко уже спелись на почве стохастики, поскольку вместе ведут исследования. Оба высоченные, только Кузьменко моложе и молчаливее.
В Риге нас встречает Артис, и мы отправляемся на старейшую в Латвии Елгавскую типографию. Ехать сорок четыре километра. Водитель Марис всю дорогу болтает с Артисом по-латышски. Ему лет тридцать, русский язык, конечно, учил в школе, но теперь якобы не понимает. Плевать! Мы с Юркой с этим столкнулись ещё в Болгарии, где отдыхали прошлым летом. Хорошо что горничные, учившиеся когда-то в Союзе, взяли над нами шефство, на дикие пляжи водили, советские песни вместе пели под «Слынчев бряг». И здесь что-нибудь нарисуется.
Но пока глухо. На типографии мы встречаем холодный, деловой приём. Директриса хоть и улыбается, но взгляд кислый. Рядом пожилая женщина-технолог с поджатыми губами. Артис переводит. Не получается у них наша стохастика. Или залипает, или не пропечатывается. Хорошо что рядом Серёжа Кузьменко. Их с Кудерычем ведут в цех, чтобы посмотреть, в чём там дело.
А мы с директрисой остаёмся. И тут она легко переходит на русский. Я показываю наш издательский план, весьма насыщенный. Она впечатлена, предлагает сотрудничество напрямую. Оказывается, с Елгавской типографией тоже можно рассчитываться рублями. Это она Артиса отодвигает. Вот а ещё свои
Не прошло и часу, как наши орлы, раскрасневшиеся и возбуждённые, возвращаются в кабинет. За ними семенит женщина-технолог со свежими отпечатками в руках. Она что-то объясняет директрисе, Артис нам переводит. С таким растром они уже имели дело, был крупный немецкий заказчик, и тогда ничего не получалось. А теперь всё отлично! Они благодарят за помощь.
Там ерунда, краску сделал пожиже Такая присадочка есть Как знал, взял с собой, шёпотом объясняет Кузьменко.
Хорошо, что не заговорили про его литовские корни. Выяснилось, что латыши с литовцами страшные враги, ненавидят друг друга ещё больше, чем русских. Об этом нам позднее рассказал Артис. Для латыша он ведёт себя странно, что, впрочем, объясняется его ролью посредника.
Женщина-технолог предлагает посмотреть немецкую, полностью автоматизированную линию книжной сборки. Цех громадный, лентой едет транспортёр. С одного конца забирается печатный лист, складывается, брошюруется с другими, блок сшивается, а с другого конца подъезжает обложка, и вот, пожалуйста, книга готова. На этом дело не заканчивается, книжки сбиваются в пачку, заворачиваются в крафт-бумагу, перетягиваются пластиковой лентой, а сверху пришлёпываются этикетки. И всем управляет один человек. Артис старательно переводит, а мне даже слушать не хочется. Ведь понятно, что могли бы говорить по-русски. Или технолог по каким-то причинам им не владеет?
Мужчины уже вышли из цеха, а мы с ней задержались, и тут я спросила: «А у вас есть такая же линия твёрдого переплёта?». Одно мгновение она растерянно смотрит на меня, потом отвечает, как ни в чём не бывало: «Пока нет, но если мы наладим печать немецкому издательству, они обещают поставить». Говорит без акцента, русский язык явно родной. Да, запутали их, запугали
Ну, теперь наладите. Если что, мы Сергея пришлём, я улыбаюсь и ускоряю шаг.
Интересное дело: директриса без свидетелей разговаривает по-русски, технолог без директрисы тоже. Похоже, они друг друга опасаются.
Когда возвращались в Ригу, Марис включил кассетник, и я узнала песню Раймонда Паулса «Ещё не вечер», когда-то очень популярную. В эпоху моей юности её пела Лайма Вайкуле, с интимно пришепётывающим акцентом. Теперь песня звучит в бодрой современной обработке на латышском языке. Я сижу рядом с водителем и приговариваю: «Какие он мелодии сочинял! Вся страна пела!». Марис молчит, и я почти верю, что он мог за эти годы позабыть русский язык.
Когда на следующий день машина подъехала, чтобы отвезти нас на вокзал, шёл дождь, и мы простились с Артисом на пороге гостиницы. Как только все уселись, Марис достал из кармана кассету и протянул мне со словами: «Это вам, раз вы любите Раймонда». Я засмеялась, пожала ему руку. Всю дорогу мы болтали: сначала о музыке Паулса Марис был его фанатом потом о девочках Мариса, младшей скоро два, а старшая в пятом классе, красавица
Остановившись на светофоре, он вдруг воскликнул: «Смотрите!». Дорогу неспешно переходил сам Раймонд Паулс, в тёмном, элегантном пальто и роговых очках. Он как будто материализовался из мелодий, звучавших в салоне, из разговоров о нём, из кассеты, заботливо надписанной Марисом: Raimonds Pauls, 1998. Шарф в серо-вишнёвую полоску летел за его спиной флагом неизвестной страны
Домой мы вернулись страшно довольные. Нашли, наконец, подходящую типографию, помогли рижанам и завоевали их уважение спасибо тебе, Кузьменко! Появилась надежда, что наши бывшие соседи за восемь лет своей независимости кое-что поняли. Что любая независимость не предполагает плевка в колодец, что прошлое всегда рядом.
Победный настрой был омрачён скверной новостью. Таня протянула мне свежий номер газеты «Коммерсант», развёрнутый на странице с заголовком «Тюменского депутата обвинили в организации убийства». Я слышала, что Дмитрия Филлипова, севшего на место Сергея Рогова, тоже грохнули, но эту новость заслонил дефолт, за которым потянулась целая волна убийств и самоубийств. Всё, что касалось наших учредителей, отошло в прошлое, где год за три, а значит, в далёкое прошлое.
Но про Владимира Васильевича Юдина вспоминала часто, как и обо всех тобольчанах: Валере Дашкевиче и его жене Оле, осевших в небольшом американском городке, о бывшем комбинатовском связисте Коле-Ване с Валечкой, живущих в Краснодаре.
Вот что было написано в «Коммерсанте»:
«Из Тюмени в Санкт-Петербург этапирован бывший гендиректор крупнейшего в России Тобольского нефтехимического комбината, депутат Тюменской областной думы Владимир Юдин. Его подозревают в организации убийства известного петербургского предпринимателя Дмитрия Филиппова».
Мои глаза бегут по строчкам, выхватывая главное. Прокуратуру заинтересовала одна из последних сделок Филлипова приобретение крупного пакета акций Тобольского нефтехимического комбината Через петербургское представительство (через Сергея Рогова!) он поставлял бензин и сырьё за границу. А потом решил приобрести и сам комбинат. Но здесь возникли проблемы, поскольку Юдин не давал разбазаривать собственность акционеров, ставил Филиппову палки в колёса. Тогда последний, как говорят на комбинате, «перекрыл ему кислород»: выручка стала застревать в Петербурге (опять же у Рогова, и наши деньги, которые мы должны были комбинату по лизингу, тоже!). Из крупнейшего налогоплательщика комбинат превратился в должника.