Когда впереди замаячили двое алых всадников, я напрягся и приготовился. Ждать кого-то другого не имело смысла. Пара караульных в тех же алых одеждах торопливо отперли ворота, пропуская сослуживцев. Я призрачной дымкой проскользнул следом, тут же выбрав в качестве укрытия ближайший раскидистый кипарис на аллее, ведущей прямиком к помпезным дверям. Через пару минут я нырнул за просторную деревянную беседку, балки которой увивал дикий виноград, а проемы скрывала полупрозрачная желтая ткань. Внутри угадывались очертания массивного топчана, заваленного подушками.
Алые всадники спешились и повели лошадей к конюшням, я же терпеливо дождался, пока две служанки прошагают мимо, и прокрался к дверям. Здесь пришлось задержаться. Никто не торопился посещать особняк воеводы. За время ожидания через ворота проехали еще шестеро солдат в красных одеждах. При каждом взгляде на их маски я чувствовал, как хрустят суставы на сжавшихся в кулаки пальцах.
Если в этом проклятом доме томилась Амаль, как мне вызволить ее в одиночку? От навиров помощи не дождаться. Фраза Дана о командире, прикормленном воеводой, словно наотмашь ударила меня. Я знал, что в нашем братстве есть падкие на деньги крысы, но не думал, что в Нараме столкнусь с их логовом, да еще и с самим крысиным божком, коим возомнил себя полковник Басар!
Вчера к нему наведался убитый горем Айдан. Ублюдок причитал и заламывал руки, картинно умоляя отыскать «единственную родную душу, которая у меня осталась». Айдан усиленно изображал горюющего брата и даже отрядил на ее поиски большую часть своих солдат. И если спектакля с «искренними» братскими чувствами я ожидал, то поиски Амаль вселили надежду, что она ускользнула из лап Айдана.
Когда четверка алых всадников, благополучно оставивших лошадей конюху, двинулась к двери, я затаил дыхание. Одному Владыке известно, насколько сильны эти колдуны. Вдруг их чутье было настолько натренировано, что они учуяли бы меня, как собаки?
Нет, чутье у прислужников Айдана оказалось вполне человеческим. Никто из них не скользнул по мне даже мимолетным взглядом. Я прошмыгнул следом, пока тяжелая дверь медленно закрывалась. Мы попали в просторное помещение, из которого вели и галереи, застекленные красивейшими витражными стеклами, и широкие ветвистые коридоры, и раздвоенная лестница, застеленная ковровой дорожкой, наверняка привезенной из самого Нашада воинственной державы, когда-то слывшей побратимом Нарама.
Солдаты, переговариваясь о тяжелом дне, направились к одной из витражных галерей. Их топот напоминал барабанную дробь. Я же крался следом, осторожно перекатываясь с пятки на носок и не отвлекаясь ни на фрески, ни на вазы с алыми розами, ни на узоры витражей. Зрение сосредоточилось на спинах в алых одеждах, на поясе подрагивали ножны с кинжалом. Особое оружие как будто лучилось желанием вонзиться в каждое из четырех сердец. И я это желание разделял, как никогда.
Посмеиваясь друг над другом, солдаты достигли массивных деревянных дверей из темного дерева со стрельчатой аркой. Кабинет воеводы, который уже успел без зазрения совести занять Айдан. Если во всем доме горело не так уж много масляных ламп, то напротив нужных мне дверей, как назло, трепетали огнями целых четыре. Мне пришлось остаться в стороне, спрятавшись в тени росшей в большой кадушке пальмы.
Лишь когда все четверо исчезли за дверью, я проскользнул ближе, одним движением заставив огни в лампах погаснуть. Остался всего один выживший воин, призванный осветить мне путь к отступлению. Я едва успел прижаться спиной к шершавой стене, как совсем рядом послышались тяжелые шаги. Еще трое холопов нового воеводы явились на поклон, но, к счастью, меня так и не заметили. Один из них отрывисто постучал, и вся троица исчезла за дверью. Я призраком скользнул к деревянной створке и прислушался. Дверь была толстой, отчего голоса звучали приглушенно, но я сумел различить слова.
Айдан Кахир, ваши горничные незаслуженно получают жалованье. Из четырех ламп у двери горит всего одна. Так и вспахать носом каменный пол недолго, низкий мужской голос с хрипотцой звучал совсем близко, похоже, говоривший стоял у самой двери.
Завтра же распоряжусь, чтобы управляющая наказала бездельниц, лениво протянул Айдан. К его словам пришлось прислушаться он явно сидел дальше. Сегодня снова ничего?
Ничего, ответил другой голос, чуть выше и мягче. Кажется, мы уже обыскали даже самые темные уголки столицы. Ведьма как сквозь землю провалилась.
Она не могла покинуть Даир! рявкнул Айдан, заставив меня невольно вздрогнуть. Уж очень резко он сменил ленивую неспешность на гнев.
Из города ведет четыре больших тракта, и на каждом дежурят наши люди. Но есть и другие тропки, которые мы не сможем охватить, поскольку нам попросту не хватит людей, подхватил голос с хрипотцой.
Мне неинтересны оправдания! Я плачу вам не за них. Прочешите тропы и осмотрите каждый куст, каждую канаву! Найдите мне ее! Наизнанку вывернитесь, но найдите!
Уверяю вас, Айдан Кахир, если ваша сестра в городе, мы ее отыщем. Обладатель этого голоса слегка картавил, но говорил громко и уверенно. Если сбежала из Даира, тоже отыщем.
И сделать это нужно раньше, чем ее найдут нави-ры. Зеленые твари рыщут по столице уже второй день. Еще немного, и они отправятся прочесывать Вароссу. Нам ни к чему такое внимание.
Вы же сами просили их помочь, напомнил картавый.
Конечно, а как иначе? Было бы чересчур подозрительно потерять сестру и таинственно умолкнуть. Не обратись я к навирам, возникли бы неудобные вопросы.
У навиров-то? хохотнул голос с хрипотцой. Ради золотых легер их командир готов плясать перед вами дрессированной собачкой.
Так-то оно так, но казна Нарама не бездонна. Не могу я тратить ее только на вас да на начальство навиров. Аппетиты у мразей растут не по дням, а по часам, отрезал Айдан.
Мне вдруг подумалось, не может ли навир из Миреи знать, где ваша сестра? Если его послали для охраны, почему бы ей не явиться к нему?
Нет, ее служанка клянется, что они смертельно рассорились. Моя гордая сестренка никогда не попросит помощи у человека, кого презирает. А уж навиров она презирает, поверьте мне.
Служанка? Они схватили Иду. Где ее держат и что с ней делают?
Вопросы роились в голове, но ни одного внятного ответа я так и не получил. Бесцельно бродить по дому и искать место, где Айдан спрятал Иду, было равносильно тому, чтобы прямо здесь всадить себе в горло кинжал. Чудо, что мне вообще удалось проникнуть к кабинету воеводы незамеченным.
А жеребец? Вы забрали его из конюшни? В голосе Айдана проступила явная заинтересованность.
Да, достопочтенный воевода. Очень своенравный конь. С ним пришлось повозиться. Ни в какую не хотел идти. Конюх определил его в стойло рядом с вашим Сиятом. Они дружелюбно друг к другу отнеслись.
В отличие от их хозяев! расхохотался Айдан. Нечего породистому жеребцу прозябать в общественной конюшне. Несмотря на то, что столько лет на нем ездила приблуда мы сумеем выветрить ее вонь. Такими конями не разбрасываются. Я сам его объезжу.
Дальше я слушать не стал. Так же тихонько, как пришел, отправился обратно, ступая мягко, словно кот, приметивший забытый хозяевами кусок мяса (так частенько поговаривал взводный, обучая нас крадущейся походке). В тишине галерей мои шаги все же отдавались чуть слышным эхом. При виде прислуги я замирал, прижавшись к стене, и терпеливо пережидал опасность. Казалось, в гнетущей тишине дома воеводы меня выдаст даже грохочущее сердце.
Ублюдок забрал Тайфуна себе! Сначала он едва не угробил Амаль, а после присвоил последнее, что осталось у нее от отца. Неужели ему так важно отобрать у сестры абсолютно все, что она прячет в своем сердце?
У двери задерживаться не пришлось, поскольку в галерее мой взгляд наткнулся на приоткрытое окно. Дождавшись дуновения ночного ветра, я одним пальцем плавно отодвинул раму, будто бы она открылась сама, и проворно выбрался наружу. Твердая земля под ногами и вечерний воздух с примесью осенней прохлады заставили испытать чувство непередаваемого облегчения. Амаль выжила и не угодила в лапы к Айдану! Да, он натравил на нее всех своих ищеек и сходил с ума от ярости, но все еще не смог поймать ее. Найду ли я неуловимую Амаль Кахир среди великолепных улочек и трущоб столицы? Попытаться определенно стоило.
Внутренний двор имения понемногу пустел, и журчание воды в рукотворном пруду звучало громче. Ему вторило шуршание пожухлой за знойное лето листвы. Мне пришлось провести под тенью уже знакомого кипариса еще два часа, прежде чем ворота наконец открылись, пропуская троих алых слуг воеводы. Я проскользнул мимо лошадей и дал деру, чувствуя, как мелко подрагивают руки. Магия постепенно утекала из тела вместе с бодростью.
Я отогнал тени только через четверть часа. Тяжело привалившись к каменному забору в темном переулке, постарался отдышаться после долгого бега. В голове билась единственная мысль: «Где искать Амаль?» Пока я крутил ее и так и эдак, недавнее воспоминание постепенно оформилось в идею. Октай! Что, если Маура отвела дочь к негодяю, приказавшему служанке опоить меня отравленным кофе? Эта ниточка была слаба и призрачна, но я упрямо за нее ухватился. Когда нет следов, даже столь туманная зацепка уже роскошь. Мне нужен был Дан. Я надеялся, сегодняшнюю ночь он проводит дома, а не в очередном кабаке.
* * *
Ночные переулки встретили нас хрустальной тишиной. Окраина Даира спала, в то время как центральные улочки кишели ночными гуляками. Здесь же, в обители бедняков, близился новый рабочий день, который начинался с первыми лучами солнца.
Наш небольшой отряд из пяти человек двигался к дому известного в узких кругах даирского травника Мансура. Даже имя Октай оказалось ложью. С разрешения командира роты полковника Басара чтец тела выудил из моих воспоминаний образ увиденного пейзажа за окном и мужчины в черном халате. Тогда-то и выяснилось, что отравивший меня мерзавец знаменит среди простого люда. Мансур талантливый травник, лучше любого целителя лечивший бедняков. К нему обращалась и знать, но богачам он отказывал, зато привечал несчастных и обездоленных. Такой вот местечковый народный герой. Помимо целительских умений, Мансур обладал недюжинной магической мощью, отчего не боялся ни чиновников, ни навиров, но и никогда не лез на рожон. Если бы не отрава в кофе, я бы, пожалуй, проникся симпатией к этому бесстрашному человеку.
Правда, с безгрешностью Мансура можно было поспорить. Дан упомянул, что травника не раз подозревали в укрывательстве колдунов-преступников и торговле дурманом собственного производства. Навиры частенько наведывались к нему домой, но до сих пор не обнаружили ничего подозрительного. Я спросил у Дана о помощнице Мансура, но он лишь пожал плечами, упомянув, что вокруг травника постоянно крутятся попрошайки, которых тот привечает. Поведал Дан и еще один любопытный факт: в свое время ученицей Мансура была и Маура, правда, перестала появляться рядом, как только соблазнила воеводу. Похоже, от него мать Амаль и получила знания, благодаря которым устроила свое будущее. В байку о том, что она зазналась и отвернулась от учителя, я не поверил. Слишком свежи были воспоминания о тепле, с которым Мансур смотрел на свою ученицу.
Даже жил травник на окраине, его дом примостился среди хибар бедняков, возвышаясь над ними черной громадиной. Огрызок убывающей луны едва разгонял кромешную тьму, и для освещения боец по имени Безсон создал три светлячка. Они парили вокруг, воскрешая во мне воспоминания о ночи, полной безнадеги и страха, о многочасовых поисках Амаль, об ее безумном обескровленном лице и отчаянной радости, озарившей потухший взгляд черных глазищ при виде меня. Сейчас же я вновь искал неуловимую Амаль Кахир, на которую вновь покушался собственный брат.
Приблизившись к дому Мансура, мы замерли и переглянулись. Чернота, показавшаяся нам столь внушительной, теперь разила гарью. Дом смотрел на мир провалами выжженных окон. Защищавшие его ворота вырвали с корнем.
Кто-то позаботился, чтобы Амаль негде было спрятаться, протянул Дан, пихнув носком сапога обгоревшую балку, некогда бывшую частью ныне обвалившихся стропил.
Я потер лицо и на пару мгновений спрятал его в ладонях. Оборвалась последняя ниточка, ведущая к Амаль, и мы вернулись в начало пути слепые и бессильные, как новорожденные котята. Сосредоточившись, я заставил светлячки разрастись и осветить просторную территорию, каждая травинка на которой обгорела в пламени.
На осмотр дома и разбор завалов мы потратили полтора часа, заглянули в каждую комнатку и даже сумели пробраться в кухню, где совсем недавно меня напоили отравленным кофе. Благодаря нечеловеческой силе Дан сумел расчистить лаз в подвал. Ни единого следа людей. Похоже, здешние обитатели успели ускользнуть еще до пожара. На всякий случай мы осмотрели и прилегающий участок, на котором теснились останки сараев. Там тоже не обнаружилось ни крови, ни тел. Дом погиб в одиночестве, не захватив с собой ни одного человека.
Дружище, признай, что тебе больше негде ее искать. Дан хлопнул меня по плечу и мягко направил к зияющему провалу на месте ворот. Он отчаянно зевал, как и трое его бойцов. Один лишь я готов был искать дальше, рыскать по тропкам и дорожкам, под каждым кустом и в каждой канаве, как сказал Айдан. Но наверняка Амаль так было не найти. Если рядом с ней находилась Маура, они схоронились в надежном месте, пережидая бурю. С матерью она не пропадет. Но разве мог я отступить?
Смирившись с поражением, мы отправились обратно. Окутывавшую нас тишину нарушал лишь глухой стук шагов. Я чувствовал недовольство бойцов каждой частицей своего тела, ведь их во главе с командиром выдернули из кроватей и бросили на поиски опальной дочери покойного воеводы. Наверняка они считали меня мирейским идиотом, посланным в наказание за грехи.
Вы слышали? вдруг прошептал Безсон и замер на месте, отчего я, задумавшись, налетел на него и едва не повалил на землю. Тот шикнул на меня и создал еще двух светлячков. Они разлетелись, оставив нас в ореоле неясного света.
Что ты слышал? настороженно спросил Дан.
Шорохи и будто бы женский смех.
Может, кто-то из местных проснулся? протянул я, осматривая ближайшие дворики, но нигде не уловил движений.
Безсон пожал плечами и двинулся дальше. Мы последовали за ним.
Как быс-с-стро припус-с-тили, раздался совсем близко шипящий женский шепот. Я замер и затаил дыхание, окружив нашу пятерку воздушным коконом.
Безсон зажмурился, и светлячки вспыхнули факелами холодного света, осветив тварей, которых никому из нас еще не приходилось видеть. Тела, длинные и гибкие, как у змей; обветшалые рубахи до пят; волосы-сосульки; руки, скрюченные и изломанные; белесые глаза с пышущими алым огнем зрачками и провалами вместо носа и рта; кожа с черными прожилками Твари одновременно и походили на людей, и разительно от них отличались. Они плотоядно облизывались синюшными языками, отчего на обескровленных щеках поблескивала слюна. Существа приближались грациозно, словно лани. Я насчитал девятерых