Аластри мерно кивает в такт каждому её слову. Сегодня ещё не будет настоящих и массовых драм, и он сожалеет об этом. Его двухлезвийный топор на длинной ручке не заржавел, Аластри трепетно следит за ним, точит и маслит, но топору палача надо больше работы
Взгляните на этих людей, что ходят по улицам Алустона: они ведут себя так, словно за ними не тянется цепь преступлений. Первичный грех это такое преступление, которое многие считают малым. Очень малым. Оправдывают. Не так уж сложно отобрать без явного применения силы копейку у ребёнка или у вдовы, или у старика; обокрасть больного; вовлечь несчастного; обмануть доверчивого; истерзать словамиэти люди на всё найдут объяснение.
Кстати, она обращается к Аластри, покачивая в прозрачном стакане из звонкого чешского стекла ледяную воду Евпаториона, нашему общему знакомому хитрецу накинь ещё счетов за невинно пострадавшую жрицу[30]
Немеси снова обращает взгляд на трёх скромных дам-путешественниц. Солнце садится и закат кроваво переливается в стёклах их очков.
Списки третируемых даст палач, из широкого рукава сирийской туники выскальзывают три туго набитых кожаных мешочка, пока скромный аванс. В течении полугода короткие транши каждый месяц. Основная сумма по истечению времени. Надеюсь, вы не будете обижены. А сейчас, пора озвучить особые требования. Не волнуйтесь, девы, их немного.
Аластри с важным видом достаёт из потаённого кармана маленький листик бумаги, раскрывает его и задумчиво смотрит на одну единственную строчку: «Стараться избегать встреч с Высокими». Девчонки переглядываются. Известно, что Открытое Общество по Интересам «Генезия Высоких»[31] обладает наибольшими возможностями во всех видах влияния не только в границах славного Алустона, но и за его пределами. Впрочем, в самом Алустоне Высокие пребывают редко, предпочитая пляжи Греции и апельсиновые рощи Италии.
Так они же у нас не бывают, тихонько шепчет Ми, или они этов Алустоне? Аа в верхнем или в нижнем?
В Ялосе, отвечает Немеси; в голосе у неё равнодушие, собрались почти всем кругом, едят виноград и беседуют с царями. Убеждают.
Может, нам не торопиться? осторожно уточняет Аластри, если вопрос о последнем шансе, не стоит ли отложить гонения?
Последнего шанса не будет, представительница «Сил Высшего Правосудия» позволяет себе слегка усмехнуться, я убеждена, что даже работа «Дочерей Гнева» не приведёт их к мысли измениться. Работайте, ни на кого не оглядывайтесь. Никто из Генезии ни в чём вас не упрекнёт. Но, если столкнётесь с ними, можете потерять направление своей деятельности. Так что, осторожно.
Что вы! Что вы! Аластри в порыве чувств встаёт со стула и прижимает руки к груди, чтобы мои девочки, высокие профи, идейные мстительницы, лучшие среди «Дочерей Гнева» могли оступиться?
Ни в коем случае! Немеси почти шутливо вскидывает ладони вверх, твои улитки лучшие среди всех! Но скажу, что не все их коллеги смогли устоять перед очарованием и мощью Генезии[32].
Генезии» имеется в виду история Ореста, который убил мать и подвергся гонению со стороны эриний. Основная часть эриний была вынуждена прекратить преследования после встречи с Аполлоном и Афиной. Аполлон сначала усыпил их, а потом прогнал силой оружия; Афина уговорила эриний сменить вид деятельности, подарив им рощу и сделав их благостными богинями.
Дочери Гнева неловко ёрзают на стульях. Госпожа Немеси всегда всё напоминает вовремя и точно по делу. Она читает в стёклах их очков, залитых багрецом заката, что они буду осторожными. Они будут смотреть в оба. Они спрячутся и обойдут Высоких десятой дорогой. Они сделают всё, как надо, и великая Немеси будет довольна их работой. Рабочая этика на первом месте!
Аластри угадывает желание высокой гостьи покинуть беседу и, набросив на руку белую, с серебряной готской вышивкой из повторяющихся соколиных голов, салфетку, помогает ей подняться. Выпрямившись, Немеси задевает головой цветную ткань навеса.
Всё это необходимо съесть и выпить, предайтесь этому с удовольствием, она размеренным жестом указывает на оставшиеся на столе орехи, фрукты и вино, есть ещё незначительные детали, но их вы найдёте дома. Палач, не провожай меня.
Она кивает почтительно вставшим Дочерям Гнева, кивает Аластри и величаво покидает «Поплавок». Важный швейцар восхищённо придерживает перед ней сверкающую дверцу хромированного авто с открытым верхом. Дверца захлопывается со звонким щелчком, автомобиль бесшумно и быстро срывается с места. Аластри провожает глазами блестящее пятно киликийского платка, а потом с лёгким восторгом в голосе произносит:
Авто на гальванических элементах; скорость бешенная сто два километра в час!
Потом разливает «Греканико» по бокалам и добавляет:
В Ялос едет, на доклад. Ну, что, улитки, пользуем бонус к заказу живо всё срубать и вылакать!
Домой все четверо добираются за полночь. Аластри со стоном падает в любимое кресло-качалку из ротанга. Зажигает настольную электрическую свечу. Прикуривает от бездымных спичек и блаженно затягивается. Сегодня улитки оправдывают своё прозвище. Они, наотрез отказавшись от экипажа, с искренним пьяным восторгом штурмуют склоны Алустона, по которым идёт дорога к дому. Он не сердится, он понимает завтра им уже будет не до смеха и не до глупостей. Завтра уже работа.
Пьяные мстительницы с шумом и грохотом преодолевают ступени веранды; дружно хихикая, они падают на диван. И почти сразу Аластри глохнет от тройного радостного визга. Лишь через некоторое время ему удаётся понять, что все три мстительницы сидят на полу, прижимая к груди футляры с новейшими семизарядными рэвольвэрами.
Аластри, ты только посмотри, Ми поднимает на него восторженные глаза, посмотри, боезапасу немерено! Есть счастье на свете!
Пока Ми восторгается боезапасом, Тиси со счастливым упорством обследует большую коробку с «Голицыным» и находит среди бутылок конверт с личной печатью госпожи Немеси и двумя записками внутри. Печать производит на Аластри тонизирующее действие, он мгновенно оказывается рядом и мягко изымает конверт из её нетвёрдых пальцев. Он прочтёт это сам. Вслух, разумеется; иначе улитки разберут его на части.
«Дорогие Дочери Гнева, примите мой скромный взнос в борьбу с нечестием», благоговейно читает Аластри, «надеюсь, эти прекрасные рэвольвэры не подведут вас; они в вашем вечном распоряжении. Я также прошу принять немного местных шампанских вин семилетней выдержки, чтобы было чем отметить окончание ваших тяжких трудов. Вторую записку распечатайте по выполнению вашей задачи; укажу только, что это пропуск в Центральную Парогенераторную; остальное узнаете потом; полагаю, её содержимое вас обрадует. На этом прощаюсь, ваша Немеси. P.S. Палач, ты мне тоже дорог, но шампанское не трогай, это для девочек»
коренастый и невысокий Кедали[33], руководитель Центральной Парогенераторной Алустона, с улыбкой поднимает на площадку для обслуживания главного парового котла большую коробку с «Голицыным». Дочери Гнева уже давно наверху, он слышит, как они пристукивают подковками на подошвах. Девчонки давно уговаривают его, пустить их на самый верх. Но Кедали кремень; паровой котёл это не место для плясок бешенных мстительниц. Но когда ему передают записку с личной просьбой и личной подписью Высокого Патрона[34], Кедали не будет возражать.
Мстительницы встречают его восторженными аплодисментами. В шнурованных высоких сапогах, в кожаных галифе, в походных блузах из плотного сукна, в ребристых шлемах на головах и болтающимися на шеях очками-консервами, они нереальны среди лестниц и опорных балок.
Кедали, дружочек, Аля пламенно заглядывает ему в глаза, и поддай пару! чтоб снизу ажно заклубилось!
Кедали с лёгкой укоризной качает головой, но не возражает. Он ставит ящик и достаёт одну из бутылок. Девчонки дружными возмущёнными воплями пресекают попытку открыть её; они всё откроют сами, но им нужен пар! Пусть Кедали не медлит, пусть идёт вниз и поспешит открыть клапан! Или кран! Или что он открывает, когда из котла спускают пар?
Внизу, возле соседнего котла, на ступенях каркаса, устроился Аластри с вместительным саквояжем из буйволовой кожи на бронзовых ножках. В нём лежат охотничьи пояса и перчатки с когтями; и ещё кое-что. Улитки отдали это ему на хранение; они считают, что амуниция мешает им плясать. Аластри ухмыляется, и пока начальник Парогенераторной неспешно спускается вниз, он добывает из саквояжа две самозавинчивающихся коробки с молодым мегапотамским сыром и слабомаринованными каперсами с холмов Солдайи[35]. Ставит их на ступень повыше; потом извлекает треугольную бутылку из полупрозрачного стекла и разливает по малюсеньким ониксовым стопочкам холодную алустонскую граппу[36]. Им с Кедали граппа. Девочкам шампанское.
Кедали одобрительно кивает, берёт одну головку каперсов, бросает в рот. Сначала подача пара, граппа потом. Он поворачивает ручку клапана и пар со свистом устремляется наружу, клубясь поднимается вверх. И одновременно, сверху, гремит салют откупоренных бутылок с «Голицыным». Вниз дождём летят капли шампанского
Эй, девчонки, хватит этот паршивый кофий тянуть, давайте сюда! Аластри зовёт их, развалившись в кресле-качалке из индонезийского ротанга, да быстрее же, улитки! Я не заставлял вас всю ночь скакать по крышкам паровых котлов! Хлебаете шампанское, как лошади!
Девчонки переглядываются. В Алустоне занимается утро, которое пахнет паром и шампанским. Аластри подождёт, сначала они допьют кофий
Декабрь 2020 г, Симферополь
Анна Андим
Сливочный суп из гребешков, или Эволюция в разрезе
Пролог
Стояла удушливая июльская погода. Тучи стягивались одну большую массу, казалось, в воздухе вот-вот начнёт искрить. По небу цвета жжёной умбры лениво, будто нехотя, перемещался дирижабль. Крупное изображение морской раковины на непромокаемых боках агрегата выдавало принадлежность Ордену ракушечников. А примечательная виньетка из перьев по верхнему краю символа, позволяла предположить за управлением самого Великого Магистра.
Первые огненные всполохи прочертили пространство, добавляя в умбру охряного пигмента, раздался раскат грома, и в ту же секунду дирижабль, будто горный ядовитый змей выпустил струю белого пара, и сразу исчез, словно его никогда и не было. Оставленная полоска едва уловимого зеленоватого оттенка под натиском разбушевавшейся стихии рассеялась через несколько мгновений. Выделившийся озон перекрыл все иные запахи, и сложно было понять, пахло ли яблочным ликёром, супом из шпината или гороховой кашей. А без точной ароматической составляющей выяснить, куда на этот раз отправлялся Магистр не представлялось возможным.
Часть I
Даун, Англия, 1859 г. Дом Чарлза Дарвина.
За несколько месяцев до выхода
«Происхождение видов»
Крепкий, светловолосый мужчина потёр лоб, откинулся на спинку большого кожаного кресла и устало прикрыл глаза. Обстановка кабинета, каждая деталь, была настолько не случайна, что человек, попавший сюда впервые, легко угадал бы в хозяине дома личность незаурядную, глубокого ума и даже определил бы, что перед ним настоящий учёный. Негромкий стук в дверь выдернул мужчину из оцепенения.
Обед будет подан через два часа, Чарлз.
Цепкий взгляд владельца кабинета сфокусировался на лице жены, материализовавшейся прямо возле стола. В другой день он непременно нашёл бы несколько минут на то, чтобы перекинуться с Эммой парой слов и, возможно, даже сказал бы что-нибудь приятное. Пусть красавицей она никогда не слыла, он едва мог бы представить другую на её месте. Но сегодня мысли его блуждали совершенно в иной плоскости. В уме он в очередной возвращался к «Зоономии» деда. Взгляды старшего родственника с уверенностью можно было бы назвать дерзкими, если бы Чарлз сам скрупулёзно их не изучал. Он надеялся, жена поймёт его занятость и отправится заниматься своими делами. Однако, Эмма уходить не спешила.
Чарлз, это правда?
Вы о чём? удивлённо посмотрел он на жену.
О вашей новой теории, вскинулась озабоченно Эмма. Вы бросаете вызов Церкви?
Мужчина вздохнул, нехотя поднялся из-за стола и обогнув его слева, оказался прямо перед женой.
Выходит, так, не стал отрицать он. Но я уверен в эволюционном пути человечества.
Он ненадолго замолчал, почти сразу добавив:
Теперь уверен!
Эмма взглянула на мужа, её, воспитанную в святой вере в Бога, такие речи пугали. Но Чарлза она любила всем сердцем, поэтому постаралась возразить, как можно, мягче:
Как Вам известно, в постулатах говорится: «Бог создал всех живых существ неизменными». Вряд ли Церковь может ошибаться.
Чарлз начал раздражаться.
Проверьте лучше, как дела на кухне, Эмма. Что, к примеру, подадут к обеду?
Женщина поняла нежелание мужа продолжать тему, но сдаваться не собиралась.
Я уже проверила начала она, но заметив тяжёлый взгляд Чарлза, подумала, что разговор лучше отложить, Хорошо, посмотрю ещё раз.
Она выскользнула из кабинета, предоставив мужа его размышлениям, и отправилась на кухню, еле сдерживая всё более нарастающую тревогу.
Оставшись один, Чарлз поймал себя на том, что раздражение с уходом жены никуда не делось, и, смотря правде в глаза, он понимал почему. Он злился, не от вполне закономерного вопроса Эммы, её набожность ни для кого не была секретом, выводило из себя осознание правоты деда. Его эволюционная гипотеза нашла подтверждение.
E conchis omnia[37] произнёс он вслух, и губы его изогнулись в кривой усмешке.
Признавать, что предок был умнее, не хотелось, однако, по всему выходило, Эразм, сидя в своём Личфилде, сделал больше открытий, чем он сам во время кругосветного плавания на «Бигле». «А ведь будут сравнивать», вскипел он. «Непременно будут!» Это неимоверно удручало. А ещё эта чёртова посылка. Откуда она взялась, если старик умер за семь лет до его рождения? И ведь адресована именно ему, Чарлзу.
Он опять поднялся, два раза пересёк комнату из угла в угол по диагонали и опять схватился за «Зоономию». На тридцать минут ему удалось погрузится в работу. Он сверял свои дневники из путешествия с трудом Эразма и делал пометки прямо по тексту книги. По всему выходило, дед предвосхитил его изыскания достаточно точно. Оставался только один выход изложить свою концепцию другими словами, не меняя общего смысла, плюс добавить что-то своё. Но что?
Взгляд опять зацепился за доставленный семь дней назад фолиант. Это было ничто иное, как поваренная книга, выпущенная на континенте. Сборник рецептов блюд французской кухни. Сопроводительное письмо за подписью Эразма Дарвина поначалу ввело в оцепенение, потом вызвало желание найти шутника, но присмотревшись к почерку, Чарлз узнал руку деда, знакомую с детства по многочисленным дневникам, хранившимся в семье.
«Чарлз, ты и никто другой, способен донести до мира эволюционную теорию в том виде, в котором понимаем её мы, Дарвины», писал Эразм. Далее он повествовал о книге, которая, по его мнению, совсем недурна. И поскольку ему известно о пристрастии внука к экзотике, рекомендовал обратить особое внимания на блюда из гребешков. Потом следовали пространные объяснения по поводу сенсационного открытия, но тут Чарлз, успевший за неделю почти дословно выучить письмо, прервал поток мыслей и уже во второй раз откинулся в кресле, прикрывая глаза. До обеда оставался ровно час.