Татьяна Чекасина
Батальонная любовь. Маленький роман
« Чтобы, испытывая желание, она пылко отдавалась любовному наслаждению и оно пронизывало её насквозь»
Марон Публий Вергилий(«Георгики». «Земледельческие стихи»)
« и завидовать мёртвым»
(из библейских пророчеств)
© Оформление. ООО «Издание книг. ком», 2023
© Татьяна Чекасина, 2023
Об авторе
Татьяна Чекасина писатель-реалист, работающий в великой традиции русской и зарубежной литературы. Её интересуют, прежде всего, тайные, тонкие движения души человека, именно они и исследуются на страницах её книг, написанных захватывающе, современным ярким языком художественной литературы с использованием широкого спектра образных средств.
Каждое произведение это целый мир, и происходящее может находиться в любой плоскости, на любом пространстве; и персонажи, соответственно, совершенно разные, живущие разнообразной и очень динамичной жизнью.
Пролог
Огненный шар упал рядом с ней в Казахстанской степи Жаром тянуло от него. Рыжий-рыжий жар Золотое свечение. «Я счастлива» «Пока нет» «Но можно ли быть ещё счастливей!»
Когда её находят, никакого шара. Никто не верит: голоса?! Ты перегрелась, идя без шляпы из Кызыл-орды в Кызылжар»
1. Звёздочка слетела
День яркий, апрель.
Мы с Кукурузовой работаем.
Входит Дуськова. А с ней главный предмет будущих догадок.
Накануне информация: дают кадр, вроде, генеральская дочь
Лёка Воробьёва! тонко, но громко лёлёкает новенькая.
У нас приняты полные имена, воинские звания, у кого имеются.
Облик кукольный. Лицо молочно-фруктовая смесь. Кудри антенны. Тряпки провоцируют у других косоглазие. Духи дуновение лёгкой грозы. Немного, и в «спецчасти» (так именуют кабинет) радуга.
Работа с пунктуацией, орфографией, я, как гувернантка.
На стол, утром отмытый целой ротой, кладу бумаги:
Видите: ди-сло-ка-ция, де-мар-ка-ция, ре-ко-гнос-ци-ров-ка
А кто-то пишет неверно? удивлённое дитя.
Длина и колер ногтей ввергают меня в лёгкую оторопь.
Кукурузова пыхтит:
Хорошо нигде не работать?
О, да! кивает, как иностранка.
И я бы дома на диване, да денег нет.
У Лёки недоумение: она в трамвае и пристаёт пьяный.
С пятнадцати лет нелёгкий труд почтальона. Техникум, университет
А целина, Казахстан, напоминаю о главных подвигах.
На целине я трактор водила, с небрежностью аса. Школу одолели?
Да-да-да! И в некий «автоматический» режим
Так отпадает «тема труда», но впереди другие Нам неведомо, с кем имеем дело. Молодая, не образованная. Мы немолодые, научим. Родные дети натерпелись от нас немало добра. А тут второе дыхание: даём рекомендации «общему ребёнку». К концу дня работает, как мы! Наверное, пятёрка по русскому. Я отбарабанила три года преподавателем.
Вторая тема: внешний облик. Мы одеты в старо-безобразные юбки и кофты. И головы отвратительные. У Кукурузовой мелкие кудряшки вокруг огромного лица, у меня тугой хвост, голова, как лысая. Никакого макияжа. На территории воинской части любая на виду. Лёка кивает: «О, да!» На другой день юбка `уже, глаза эффектней, волосы фейерверк. Серьги ненормальной длины с египетской богиней!
Начальник штаба майор Анатолий Иванович Звягинцев наша подружка. За окном лето. «Вывези на природу!» «Есть». Автомобиль минует город. И вот мы под дубом в неприглядном белье. «Подружка» поодаль, выкатив брюхо. Отдохнём и обратно.
Это Нефертити?
Другие офицеры немы. Такого не бывало никогда. «Никогда», как Воинский Устав.
Врубаю «учительскую» улыбку (тема духовного бытия):
Наверное, танцульки на уме, фильмы индийские? Так убиваем время?
Лёка прикрывает рукой лицо.
Рекомендую литературу: «Как закалялась сталь» Николая Островского, Макаренко «Педагогическая поэма»
О! Благодарю! и хохот (некий «автоматический режим»).
Цирк! Одним с метлой на арене, другим под куполом. Мы в тревоге: ладно бы генеральский ребёнок, ненормальная, с Луны.
Дневник
Я гомункулус в колбе. Дзинь! передо мной ландшафт. Напоминает гогеновский. Толкование вдовы: посуда бьётся и во сне к счастью. «Разбилась реторта»! Ашот Меружанович о сенсорной недостаточности Наконец-то найден выход.
Мы с Кукурузовой «докладаем» друг другу. Новенькую как глухонемую не берём во внимание.
Зарраза, номера на руках! Ранним утром в Дом книг. Народу! Я триста двадцать пятая! Бегу отправлять в школу Димку. Он время не теряет: на новом ковре гуашь. Давай отчищать, номер стёрла, но вот цифра «три»! Бегу обратно. Моя очередь у прилавка (крайние на улице). «Номер не полный!» И не пускают!
Не вышло у неё подписаться на многотомную Всемирную литературу. Шикарное издание.
В другое утро выйдет! А у меня Бегу к открытию в молочную. Мне солёного. А продавец: «Я несолёного отрезала!» Мол, бери, а то никакого!.. К директору! Наконец, масло куплено!
Увлеклись, а девушка не глухонемая: на лике фарфоровом (маска театра Кабуки) эмоций нет. Но флюиды! Я, когда-то отличница по «диамату», готова верить в парапсихологию.
Вы открываете иногда «Литературную газету»? вряд ли (не «Весёлые картинки»)
Выщипанные брови немного вверх.
О «телефонах доверия»? Как инсулин для диабетика, чтобы не оказаться в коме
В какой ко-ме? впервые не хохот, не «автоматический режим».
Психологической. Мы говорим друг другу о неприятном. И вам предлагаем
На лице, картонном от тупости (неверное определение!), нечто горькое, родное мне (муки мамы, мои недомогания, не говоря о детских болезнях детей). Но доля минуты:
Ах, благодарю! Хохот.
Какой у неё «негатив»! Но напрасно «не берём» «во внимание»!
Мы не только выправляем ошибки в бумагах (пунктуация и орфография). Мы для коллектива не телефон, а «кабинет доверия»! Процедуры для дур на темы: «Муж-пьяница» или «Муж-гуляка». Жена такого мужа выходит на работу в слезах, тихих, а то и буйных: не одинаковы и характеры, и глубина пьянства или загула. Но одинаково кидаются к нам, в «спецчасть». Остальная канцелярия в бывшей казарме. А мы отдельно. Лампу в морду и «докладай», как говорит комбат.
С воем благоверная лейтенанта Подзаборина. И «докладает»: в выходные она с детьми у мамы. А его в квартире на ключ, дабы не мог купить бутылку. Но он балконами к соседу На обратном пути (не эквилибрист) на перилах. Вызов пожарных.
Он говорит: «Я пью, как другие».
Мы с Кукурузовой в этот момент наркологи:
Другие не ходят по балконным перилам!
и по карнизам
В итоге у неё более крепкая аргументация. Уходит ободрённой.
Капитанша Ухарева:
Утром майка на правую, а вечером на левую! У любовницы раздевался! Отравить курву, и в Мелитополь
Не травить, а на юг с детьми!
Он и в то лето берёт увольнительную, и к вам
Детей любит, милеет Ухарева.
Батальон проходной двор. Старожилов мало. Молодые, окончившие военные училища, и те, кто с дальних окраин, первое время идеальны. «Глядят в загранку», в «зэгэвэ»[1]. Но не все туда глядят долго. Преграды на боевом пути: водка и дамы. Иным нет ходу. И тем, кто оттуда (как правило, они щёголи, но печальные). Кто-то веселеет, кто-то никогда. И плывут мимо нашего внимания, вплоть до отправки в отдалённые гарнизоны (Чирчик, а там и Кандагар)
«Клиентки» уходят в канцелярию к пишущим машинкам Мы с Кукурузовой выправлять для них оригиналы. Довольны, но не так От Лёки (инопланетный объект) дуновение критики. Она вверху, мы в яме.
Дневник
О, новые лица! Меня явно принимают за кого-то другого, нечто гоголевское. И нет ответа на патетику Милки: К чему тебе этот батальон!
Первое мая, пикник. Жухлая трава и новая, зелёная. Ожившие деревья. Берёзовый сок для запивки водки. На раскинутом брезенте крутые яйца, куры, домашние соленья
Мы с Кукурузовой на бревне (театральная ложа).
Морковников один, одинокая Лёка.
Какая звёздочка в «спецчасти»!
Не на вашем погоне, товарищ командир! «Капитан, никогда ты не будешь майором», перекрикивает магнитофон.
Кто так режет хлеб, молодой боец! он отбирает у неё тесак, реквизит предстоящей вендетты.
«Где ж ты мой сад, вешняя заря!» поют тёти-канцеляристки.
Их пение прогоняет от костра молодых. И я когда-то: пальцы «в замок», а голову в небо, мяч легко сбывшейся мечтой падает в руки. У деревьев корки льда, а над игроками солнце прямо радиоактивное. Офицеры, молодые офицерши и Лёка объяты общим азартом, в котором и азарт индивидуальный. Шаровая молния от неё к Морковникову и обратно.
«Стриптиз» Лёки: в открытой маячке она фарфоровая. И другие игроки кидают куртки на ветки. Кое-кто голый до брюк. Но не Морковников. Некоторые думают: стеснительный. Никаких пикантных анекдотов, говорит мало Мы, бывало, ляпнем (маленькая фривольность), а он краснеет от алого до терракотового. Супруга нам кое-какие интимные детали, и никаких с ним фривольностей.
Он немало лет как из военного училища. Тогда длинный, худой. В новенькой охровой форме, как недозрелая морковка бледного цвета. Фамилия к облику идеально. Но годы идут и, пардон, хрен, но молодой (тридцать пять).
Публика выдохлась, эти играют. На бревне вывод: спортсменка.
Конец маёвки будим рядового. В крытую бортовую, и вперёд с песнями. Морковников накидывает куртку на плечи деве. У контрольно-пропускного пункта вылезаем, офицеры ссаживают дам. Нам с Кукурузовой не в военный городок. А где эта пара? Да, он куда-то с ней!
Накрапывает. В голове круг играющих, генеральская родня, капитан Морковников На обратном пути она тихая, он робкий, но опасный. Н-да «Звёздочка слетела»
Зависть наполняет меня. На кухне опять окно не на шпингалете! Бухаю рамой: палец до крови (какой там маникюр!) Вовка храпит. Кровать пора другую, но: «Где деньги, Зин?» И месячных нет три недели! О, только не это!)
Дневник
Как с тренировки (давно: спортивная школа, я капитан). А с этим капитаном мы под дождём. И во дворе вода. Ноги мокрые. Хохочем, напугав охранника. В лифте зеркало, где я в его куртке девчонка в коротеньком пальтишке, не отпускали, но надела куртку брата. У меня не было брата, я никуда не сбегала. «От и до», как военный.
Едем три минуты, но это перемещение во времени. Мраморный пол, зелёно-красный ковёр, цвета фуражки пограничника. Далёкая застава. Молодые мама и папа. Тут территория демаркации, а мы нарушители границ. На двери ремни грудь великана-вояки.
Хватит об ерунде: лифт, дверь, ковёр Надо звонить! Открывают! Мы входим. На лице вдовы майора Турсинa лишнее выражение на миг: «О, вы не одна». Тут же вымуштрованное: «Нормально, что вдвоём».
У меня индивидуальная ванная, удобство нравится гостю. Вдова вкатывает молоко и бублики, но мужчине надо еду, выпивку. Вкатывает гастроном. Её немое удивление: «И вы будете это есть и пить?»
Едим (и я). Ледяные ноги пробую растирать. Он берёт мою ступню. Греет обе, трёт руками. Его лицо
Что с вами, товарищ капитан?
Дверь закрыть?
Магнитофон, «Битлз». В дуэте могу выдать не ту партию, и неверный шаг разбудит обоих, как лунатиков вдали от окна. Ему доверяю, отдаю и ноги, и руки, и он руководит.
Ты хороший руководитель.
с таким подчинённым.
Не врач, но я его не стесняюсь (докторов до сих пор).
Together! магнитофон.
Жар его тела. Рыжий-рыжий жар Новое облучение.
Впервые отворяю дверь в пять утра. Его кеды нейтральной полосой, которую переступил. О, милый преступник, ломающий льды!
В окно ванной комнаты видно, как выходит из ворот Я счастлива. Но реально быть ещё счастливей?
Завтрак. «Иди, остынет». Им хватило ответа в одном моём взгляде! Как я их люблю!
Тук-тук, и:
Пардон, заспалась!
Одета в белое (прямо невеста).
И «жених». Бумаги в его руках подрагивают, вроде компрессора, под окном долбит асфальт (и в этот май на этом месте).
Добрый день! нам, и к Лёке.
Его слова глушит рёв отбойного молотка. А её ответ в интервале:
Нормально.
Он к дверям. Мы с Кукурузовой громче перфоратора:
Документы, Сергей Григорьевич!
Папку на край моего стола. И Лёка выбегает.
Мы к окну. Они двором. У клумбы, где вольная трава, жестикулируют: она обеими руками, он одной. Вторая в кармане брюк (против Устава): не готов козырнуть старшему по чину. Вроде, отдельно они, но близость крайняя. Скорость космическая, переглядываемся мы.
С обеда крадёмся к двери: она там!
Мне давно надо было в батальон! Милка, не плачь! Наберу домашний вечерком
Подруга? родня? Ей «давно надо было в батальон»! Болтовня и на работе, а у обеих дома телефоны! Нам шиш проведут.
Кукурузова пыхтит, как паровоз, готовый к отправке:
Сергей Морковников капитально женат.
О, да!
Лёка боится мою огромную напарницу или делает вид, думая, отстанем.
В нашем тандеме я амортизатор:
К сожалению (надо бы к счастью, да оговорилась), он любит жену. Она идеал.
О, да.
Дочка копия Инна Викторовна, а малыш, копия Сергей Григорьевич. Имя, как у папы, Сергей.
Отца нет, и дети наполовину сироты. Вот я потеряла родителей рано, унылая поэма Кукурузовой.
Дети цветы, одёргиваю, управляя этим асфальтовым катком. Одиноких хватает. Эдуард Носырев, например.
Лёгок на помине.
Эдуард Трофимович, удалось вам на концерт Магомаева?
Да! Я ради великого искусства Три года в музыкальной школе на фортепианном отделении
Так может долго. Выглядит неплохо. Нос, правда, клюв глупой птицы.
Лёка его не помнит: игра, где был не один Морковников. Эдуард крикнул: «Лёка, вам не взять мой пас!» Отбивает. Но не ему
билет купил на улице у какой-то старушки. Её старика отправили в больницу.
И чем кончилось? Лёка разглаживает на столе дерматин в мелких ромбиках, не глядя на Эдуарда.
Арией Фигаро.
Нет, со стариком.
С каким?
С тем, по чьему билету вы Умер или жив?
У него рот открыт, глаза хлоп-хлоп А Лёка в автоматический режим: руки всплеснулись, с них брызгами огоньки колец.
Кандидат линяет.
Бу-бу-бу, гу-гу-гу, ду-ду-ду, громоподобный хохот Кукурузовой и добавление: зану-ну-да
Эрудит, холостой, напоминаю цель.
пунктуация, орфография, опоминается она.
Мы ей доклад Морковникова. Увидит, каков грамотей. А вот и автор: китель нараспашку:
Где тут моя сводка по стрельбам?
Дочитывают, киваю на Лёку.
Он от меня отходит к ней.
медленно, надо в военном темпе: раз-два.
Предлоги, товарищ капитан, вы пишите слитно.
но «с водка» правильно: «с» отдельно?
Одно правильно.
Нецензурное проскочило!
Она поднимает глаза, в них распластанность перед ним.
Дневник
Источник любви не в нём, а в ней. Именно её одаривает небо. У меня так не было никогда. Подарок, на который не надеялась.
В гастрономе колбаса Начальники не против беготни по магазинам (берём и на них).
У КПП Морковников.
На тебя взять?
Ладно, делает одолжение.
Ты ему бюро добрых услуг?
Инна Викторовна ценный блат. А он неграмотный
«Г» фрикативное, дополняет Кукурузова.
Она гора. Руки не маленькие, но так выглядят на громадных боках. Рядом я, тощая.
Давка. Впереди фронтовики: дедки и бабки. Мы плечом к плечу. Наконец, с товаром.
А в кабинете капитан Морковников у стола, где Лёка с ногами врозь под пышной юбкой! Герой линяет, не имея информации, куплена ли ему колбаса.
От Кукурузовой трубный пых:
Кабинет служебный.
Черёмуха цветёт, меняю направление трактора.
Всё уж отцвело, Лёка в облаках, на дереве, как птица на ветке. Пальцами водит по столу: дерматин натянут не туго.
Любви у тебя не было. Я, как мать, моей Ленке будет тринадцать.
Ну, да, пальцы проминают борозды между досок «кюветы» вдоль «дорог».
Кукурузова прямой наводкой в цель:
Вы девицей ему достались?
Лёка в дверь. В окно видим: она у клумбы. Чернозём театральный бархат, недавно высеяны цветы. Глядит так, будто уже их видит.
Медитирует. Иноземцев «хотел выйти в астрал». Теперь в дурдоме
Болтовня о сокурснике: давненько с приветом, с «идеалистическим мировоззрением». Но в дурдом слишком
Давай-ка колбаски
Умнёт и триста граммов с белым хлебом. Поглотительница пищи. На пирушках, как правило, торты. О «наполеоне» уверенно: «Мне четверть». Отрезают, лопает Я мало ем, мы с ней, как «толстый и тонкий».