Какие слова можно использовать?
Неточный термин, который тем не менее используется со времен Средневековья, это «усталость, fatigue. Происхождение его элементарно от латинского глагола fatigare (уставать), который и вдохновил авторов средневековых текстов на создание существительного. Как мы видели, упоминались «загнанные лошади»17 те, что в XIII веке доставляли рыбу на парижские рынки на специальных быстроходных экипажах, или Галахад, «лучший в мире рыцарь», который «никогда не чувствует усталости»18, или Фьерабрас19, после боя с мусульманами «настигнутый усталостью»20.
Слово «усталость» может заменяться множеством других: в романе «Дюрмар Галльский» упоминается «слабость, охватившая все члены»21, Альдобрандино Сиенский говорит о «согревании»22 членов, Арно де Вильнёв в XIII веке употребляет термины «уныние духа»23, «воздушная часть жидкостей» (гуморов) и «душевная травма»24, а Бартоломей Английский даже «страсть мозга»25, порицая ее последствия в виде бессонницы и сухости организма. Иными словами, речь о терминах, обозначающих «нехватку сил», телесную слабость и вызванные этим неприятности.
Употребление в Средние века слова «усталость» зависит от восприятия. Усталость, утомление могут проявляться как «внешне», так и «внутренне»: «семеро братьев», атакованных Галахадом, «так утомлены, что не могут больше защищаться»26, позы говорят об их физическом состоянии; в свою очередь мессир Гавейн, персонаж анонимного французского рыцарского романа «Перлесваус», «чувствует усталость во время долгого путешествия»27, его ощущение свидетельствует о том же самом состоянии. Различия между этими двумя точками зрения не то чтобы очень сильны и глубоки. Восприятие усталости интуитивно, очевидно, ощутимо, в нем не обнаруживается ничего особенного, как если бы это был симптом какой-либо болезни. Специально состояние усталости не изучают и не наблюдают. Речь идет об определенной стороне жизни, усталость сопровождает любое существование, она не обсуждается, ее существование признается априори. Это «слабое место», неизбежный ответ на несовершенство человека.
Как определить степень усталости?
Та же относительная неопределенность наблюдается, когда средневековая медицина пытается разобраться в вопросе усталости, определить ее пороги, нащупать самое большее и самое меньшее в усталости и усилиях. Бартоломей Английский в XIII веке использует всем понятные прилагательные, но его определения по-прежнему интуитивны; интенсивность физического труда, с его точки зрения, можно описать тремя способами: «один труд требует больших усилий, другой не требует, третий занимает промежуточное положение». При этом никаких внятных критериев определения не существует; так же обстоят дела с быстротой трудиться можно «быстро», а можно «медленно»; количество затраченных усилий может быть «большим» или «маленьким»28. Начиная с XII века в комментариях Салернской школы регулярно употребляется «субъективное» определение «долгий»: «Не делай упражнений долго, это может нанести тебе вред»29. Нет ничего устоявшегося, все предметы существуют лишь относительно других; никак не определяется скорость, механика, нет никаких стабильных реперных точек, даже если определение к чему-то относится в большей степени, а к чему-то в меньшей. Лучшая иллюстрация этого наличие «не связанных между собой систем измерения, меняющихся от города к городу, от деревни к деревне»30. Мир живет ощущениями, физическими впечатлениями, ему для всего требуется визуальное подтверждение, мир, которому пока недоступны какие-либо измерения, «приблизителен», как писал Александр Койре31.
Альдобрандино Сиенский в XIII веке ориентируется на цвет, без уточнений: чрезмерные усилия вызывают покраснение кожи, похудение, а иногда и наоборот; этот архаичный образ сосредоточен на кажущихся внутренними ощущениях перегрузки32. «Прекращать» работу следует тогда, когда появляются подобные симптомы, а также чувство потери телом легкости, когда оно становится «тяжелым»33. Здесь налицо смутное стремление к умеренности, сдержанности, но даже если бы это стремление было возведено в медицинский принцип, ему мало кто следовал бы. В повседневности, наполненной трудом, это все лишь нереалистичные теории, а «интенсивные» усилия кажутся привлекательными.
Что теряется?
Люди испытывают гнев, горечь, находятся во власти иллюзий, у них много забот. Все эти эмоции могут способствовать появлению усталости, и они в большей степени предполагаемы, нежели оценены точно. Константин Африканский в XI веке приводит список многочисленных причин, но не дает им подробного комментария: «Чрезмерные размышления (nimia cogitation), воспоминания (memoria), изучение непонятных вещей (investigatio rerum incomprehensibilium), домыслы (suspitio), надежды (spes), воображение (imaginatio)»34. Сюда же следует отнести напряжение ума, внутренние зажимы, движение жидкостей (гуморов) здесь снова в центре внимания оказывается чрезмерная сухость: «избегать больших нагрузок и забот, потому что заботы иссушают тело человека, причиняя вред жизненному духу, а опечаленный дух иссушает кости»35. «Постепенное ослабление» обусловливается напряжением мышц, в том числе «сжавшимся сердцем»36, что бывает спровоцировано какими-то внутренними болями; это напряжение разжижает гуморы вплоть до полного их исчезновения. Оно обусловлено также раскаянием, угрызениями совести, длительным, повторяющимся, назойливым раздражением, «неудержимыми движениями мозга», вследствие которых происходит бессмысленная работа ума. Арно де Вильнёв настаивает: «Человек должен воздерживаться от гнева, поскольку гнев иссушает тело и придает чрезмерный жар всем членам, а жар делает тело чахлым»37. Конечно, гнев и отчаяние «жгут», как ничто другое. Недосып также «вызывает страхи, сухость тела, мешает пищеварению, меняет саму природу человека»38. Это допсихологическая точка зрения, здесь любое возбуждение считается результатом чрезмерных движений частей тела и их столкновений и трений.
Тем не менее, несмотря на относительное отсутствие качественной и количественной оценки усталости, в Средние века существовало «общее представление» о ней. Мир был разнообразен и многолик, существовало множество различных моделей бытия и противостояния трудностям, люди по-разному сопротивлялись враждебности и страдали каждый по-своему. Усталость оценивалась в основном с точки зрения фактов и мест, разнообразных мелких и раздробленных внешних «ощутимых» обстоятельств, вызывающих затрату сил и истощение.
ГЛАВА 2. ПРОСЛАВЛЯЕМАЯ УСТАЛОСТЬ ВОИНА
Чтобы выйти за рамки общепринятых описаний, нужны определенные обстоятельства и ситуации конкретные вещи, конкретные люди. Более того, необходимо помнить об особо значимых видах деятельности, на которых фокусируется взгляд; прочие же остаются почти незаметными или же ими пренебрегают. Иначе говоря, усталость селективна. Это демонстрируют средневековые описания, в которых некоторые виды усталости превозносятся, а другие не замечаются; тем самым обнажается культура, среда. Здесь на первый план выступают сцены боя, а описания работающих людей встречаются редко, потому что не считаются заслуживающими внимания. На вооруженных столкновениях останавливаются чаще, потому что война это нечто «из ряда вон выходящее», во время войн делаются карьеры, создаются иерархии, достигается определенное положение в обществе. Примером тому может послужить жизнь Уильяма Маршала: во второй половине XII начале XIII века он находился на службе у Патрика Солсбери, затем у Генриха II, участвовал в боях и выиграл множество рыцарских турниров; это преобразило его статус безвестный некогда рыцарь стал регентом Англии39. Военные эпизоды неизбежно оказывались интересными, как и рыцарская верность. Отсюда стремление избегать упоминаний об усталости и подчеркивать способность к сопротивлению и отсутствие чувствительности.
«Видимая» сторона тела
Особо ценилась внешняя сторона, «видимое» было предпочтительнее скрытого, интимного, чувствительного; описывать военные подвиги следовало цветисто и многословно, делая акцент на жестах, на оружии и на его применении. В прежние времена приоритет отдавался внешней стороне. Таков рассказ о Фьерабрасе, герое романа XIII века, изнемогшем в бою с «неверным»: «его наносившая удары рука распухла» и выронила «шпагу длиной с копье»40. Или история о графе Нормандском в «Покорении Иерусалима». Его реакция внешне иная, в большей мере воображаемая, чем реалистичная, но связана с владением оружием: «Он не мог выпустить судорожно сжимаемую в руке шпагу; ему удалось ослабить хватку, лишь полив руку горячей водой и вином, от чего мускулы расслабились»41. Конечно, интимное, личное чувство существует мы это видели42, но о нем редко вспоминают, на него обращают мало внимания, оно слишком субъективно, чтобы изучать его подробно. Отношение к физическому изнеможению было совершенно особым, приоритет отдавался отношению к окружающему, а не к себе, к своему внутреннему миру.
Далее внешние телесные проявления, физические страдания; появление множества признаков усталости. «Пена изо рта» у измученных в пустыне франков43 или потеря чувств у крестоносцев, осаждавших Иерусалим, запятнанные кровью, порванные одежды: «они все были грязны, и многие теряли сознание от усталости»44. Или ноги, стертые до кровавых мозолей во время долгих переходов, «отрезанные, разорванные под щиколотками штанины»45. Симптомы почти «терминального состояния», вызывающие трепет и уважение.
Привилегии, даваемые выносливостью
Бой, в котором мешаются «органическое» и «моральное», сила и решимость, придает веса его участнику. Сражение вещь ценная. Чтобы победа вызывала уважение, битва должна быть «долгой и ожесточенной»46, иными словами, «в высшей степени жестокой и очень продолжительной»47. Воин тоже высоко ценится. Он должен быть стойким и непримиримым, таким как граф де Сен-Поль, который в битве при Бувине в 1214 году «сражался очень долго и изо всех сил и был изнурен множеством нанесенных им ударов»48, или упорным и несгибаемым, как герой романа XIII века «Жеган и Блонда», не позволявший себе ни малейшей передышки во время боя»49. Со временем цена затраченных усилий повышается: в Средние века в большей мере ценятся терпение, а не стремительность, замедленность, а не скорость, такие «мужские доблести, как агрессивность и способность сопротивляться любому натиску»; воин воплощает почти символическую цель: он должен во что бы то ни стало выстоять и «не показать слабость»50.
Взгляд через призму усталости в бою выявляет два важнейших момента: способность одних воинов превзойти собственные силы и способность других игнорировать свою слабость. Первые демонстрируют умение терпеть, действия вторых говорят о презрении к боли. Выносливость, способность сражаться на протяжении долгого времени, главное качество воина. Жак де Лален, авторитетная персона при Бургундском дворе, демонстрирует это качество, культивируя ценный навык: «Он больше, чем кто-либо другой, был опытен, способен к сопротивлению и умел разгорячить противника»51. Галахад, «лучший в мире рыцарь», проявляет выносливость, развивая в себе неизменное хладнокровие, «непоколебимое и неутомимое»52. Обладание тем же качеством ожидается и от лошади: таким был конь Бодуэна в «Покорении Иерусалима», «Пренсо Арагонец, которого невозможно было загнать»53, или арабский скакун Фабюр, «который может проскакать двадцать лье галопом, не устав и не сбавив скорость»54.
Это качество в Средние века становится все более важным и даже начинает учитываться в рыцарских поединках. В XV веке зрители с интересом считают количество выпадов и ударов, оценивают их ожесточенность, обращают внимание на продолжительность поединка. Например, в Генте 15 декабря 1445 года Жак де Лален сражался с одним сицилийским рыцарем. Бой продолжался до ночи: «Поистине все, кто присутствовал на поединке, утверждали, что никогда они не видели, чтобы делалось так много выпадов и наносились такие жестокие удары»55. Более того, случалось, что планируемое количество ударов сообщалось атакующей стороной заранее и было признаком уверенности в себе, способности к сопротивлению или, лучше сказать, доблести. Это оговаривалось в регламенте поединка, состоявшегося на берегах Соны 2 октября 1450 года: «Количество рубящих ударов должно быть предварительно зафиксировано»56. Эта идея подтверждается «красноречивым» количеством ударов (шестьдесят три), которые некий Жан Питуа собирался нанести Жаку де Лалену 15 октября 1450 года57. Так в XV веке косвенным образом начинает возводиться в ранг доблести способность к сопротивлению.
Воспитание через «продолжительное» страдание
Все эти качества в конечном счете формируют рыцаря. Жан де Бюэй, соратник Жанны дАрк, считает условием приобретения «чести и славы в боях» необходимость уметь «прежде всего терпеливо сносить продолжительные тяготы и невзгоды»58. Жан ле Менгр по прозвищу Бусико, которому в 1391 году Карл VI присвоил звание маршала, подробно рассказывает об этом требовании, вспоминая свою воинственную молодость; лейтмотивом его воспоминаний становится слово «долго»: «Никакие тяготы ему не были страшны», он «подолгу был на ногах», привык «надолго задерживать дыхание», «подолгу» совершать ратный труд, «подолгу» размахивать топором, его руки «подолгу» наносили удары, он накапливал «военный опыт» и «никогда не останавливался»59. Единственная логика повторение изо дня в день. Единственная перспектива длительность, продолжительность. Повторение глобальное, полное, массированное, не имеющее ничего общего с «постепенностью», «поэтапностью» в более поздние эпохи: так вскрываются старинные приемы привыкания к усталости и сопротивления движению времени. Научиться бороться с усталостью не означает приблизить ее, распределив во времени усилия, речь идет о ее преодолении путем постоянного прибавления ситуации в комплексе, отдаваясь ей целиком и полностью.
Все вышеизложенное относится к рыцарям (всадникам). С остальной армией дело обстоит по-иному. Когда английский король Эдуард III в 1335 году под страхом смерти запрещает «на территории всего королевства развлекаться, делая ставки в любых играх, кроме стрельбы из лука»60, лучников это не касается. Здесь принимается в расчет лишь владение оружием, а не подготовка к маршам или тренировка перед физическим изнурением, которое предстоит не-рыцарям (то есть пешим воинам). То же самое мы наблюдаем 28 апреля 1448 года, когда французский король Карл VII отдает приказ каждому аббатству снаряжать лучников перед предстоящими боями61. Это подтверждает социальную включенность: вырабатывать выносливость следует лишь у рыцарей, которых можно назвать таковыми «одновременно в техническом и социальном смысле слова, которые несут на себе большой щит, плетеную кольчугу и действуют в бою копьем и шпагой»62, у тех, кто способен нести на себе двадцать пять килограммов металла, у тех, чья способность сопротивляться усталости и ударам врага и составляет величие. Это главный культурный признак: «На исходе Средневековья кавалерия все еще рассматривалась как нерв армий»63. В то же время на изнурение простых воинов не обращали внимания.
ГЛАВА 3. НЕПРЕМЕННЫЕ ТЯГОТЫ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ
Другое постоянно обсуждаемое в Средние века явление, которому нередко сопутствует усталость, это путешествия со всеми их невзгодами и непредвиденными обстоятельствами. Тяготы, переживаемые в пути, не такие яркие, как на войне, и ценятся меньше. Усталость путешественника неизбежна, опасна, обсуждаема. В конечном счете путешествия это целая культура, в которой смешиваются усталость и бессилие, открытия и новые ощущения.