Эссенции и специи
Наконец, нельзя обойти вниманием различные вещества, которые, как было принято считать, проходят через плоть и очищают ее: речь идет, в частности, о специях. Содержащиеся в них почти летучие вещества призваны были восполнять самые неуловимые, самые текучие субстанции тела жидкости. Все зависит от представления о теле. Воздушная субстанция специй должна была восполнять потерю «духа», материи, близкой к огню, господствующей над органами движения и чувств. Предполагалось, что содержащийся в специях «эфир», проходя через органы, поддерживает нервы и компенсирует испарения, которые вызывает усталость. Травники в своих трактатах описывают огромное количество «укрепляющих» растений и их разнообразное влияние на организм: травы лечат и успокаивают, ими пользуются для ухода за телом и для восстановления сил, они изгоняют болезни и делают жизнь комфортной. Не существует никаких указаний на то, что они облегчают работу или повседневную деятельность, но идею травников подхватили в Париже и стали рекламировать, помимо прочего, «хлеб со специями для сердца»205. Специи упоминаются и в романах например, вспоминается выжатый как лимон Ожье, к которому вернулись силы после того, как он отведал мяса с перцем:
Специи обладают двойной ценностью: они очищают и их действие подобно удару. Специи вещь субъективная. Помимо того, что они источают эфирные пары, они как бы взрываются во рту, вызывают дрожь во всем теле, и оно становится физически сильнее. Иначе говоря, идет игра с ощущениями, жар специй возвращает телу утраченную выносливость. Специи пронизывают тело, «оживляя» его и способствуя появлению абсолютно субъективного чувства того, что тело стало крепче. Это оправдывает их потребление в моменты, когда требуется совершать усилия. Это также был ресурс для поста, как видно из расчетов короля Иоанна Доброго, в середине XIV века сидевшего в лондонской тюрьме: доходы королевских бакалейщиков от продажи имбиря, корицы, гвоздики, сахара и кориандра в феврале, во время поста, удваивались и даже утраивались207.
Обращение к этим восточным продуктам имело и сексуальную цель: считалось, что запах и острота вкуса почти всех специй разжигают сладострастие в частности, перец «помогает расшатанным нервам», анис «является мочегонным средством и вызывает похоть»208, а мускатный орех «хорошо приспособлен к нашему сластолюбию»209. Специи используют любовники например, «влюбленные» монахи, персонажи фаблио, перед встречей с подружкой готовящие «мясо в горшке и перченый паштет»210, разнообразящие удовольствия. Или Йолена, которая в ожидании отъезда постылого мужа отправила своего «сердечного друга» «за перцем и кумином». Прежде чем заключить друг друга в объятия, любовники откушали этих специй211.
Социальный отбор
Большинство этих веществ, пришедших с Востока, корица, имбирь, гвоздика или мускатный орех были очень дороги и поэтому доступны далеко не всем. Специи это роскошь, и они ценятся так высоко, потому что остаются редкостью. Из-за дороговизны не все могут себе их позволить. Возможности простолюдинов отличаются от ресурсов торговцев и буржуа. Фунт шафрана (489 граммов) стоил в конце XIV века шестьдесят четыре су212, фунт мускатного ореха пятьдесят су213; обе эти специи были дороже коровы, которую в 1396 году в графстве Бобек продавали за сорок два су214. Что же касается цены фунта перца двенадцать су215, то она была сопоставима с ценой жирного барана, которого в 1400 году в Сен-Мартен-ла-Корнель можно было купить за десять су пять денье216.
Надо сказать, впрочем, что существовали «эквиваленты» подешевле. Были в ходу народные средства с защитными свойствами. Появились «заменители» специй. Батист Платин в XV веке называл менее дорогой, но «мощный» чеснок «специей для бедняков»217: его следует использовать «людям, занимающимся физическим трудом»218. Трудно оценить, как в действительности обстояли дела, никаких документальных свидетельств не сохранилось. Трудно также оценить специфическое использование этих продуктов. В судовых журналах испанских кораблей и галер в конце XIII века не упоминалась борьба именно с усталостью, прежде всего «лук и чеснок давался морякам, чтобы предохранить их от воздействия морского воздуха и нечистой воды»219. Также Альдобрандино Сиенский советовал путникам употреблять в пищу различные растения, которые, как и специи, содержат защитные вещества220.
Таким образом, в Средние века существовали разные методы борьбы с усталостью воинов и путников. Меньше известно о защите от усталости в повседневной жизни; описания усталости, вызванной тяжелым трудом, встречаются гораздо реже. Это свидетельствует о том, что одни виды деятельности ценятся больше других и поэтому за ними ведется более тщательное наблюдение.
Часть вторая. Новое время и выработка категорий
«Эмблемы» Чезаре Рипы, в конце XVI века комментирующего «фигуры», которые могут вдохновить художника, демонстрируют, что органические признаки усталости с наступлением Нового времени не изменились. Символ усталости «очень худая, легко одетая женщина с открытой шеей»221. Она «худая», потому что потеряла свои жидкости (гуморы), «легко одетая» потому что ей жарко. Движения и испарения удваивают эффект: обезвоживание наступает вследствие «слишком усердно выполняемой работы или от жары»222. В центре образа «бегство» вещества, а также кардинал Мазарини, который, как принято считать, изнуряет народ, «высасывая из него кровь вплоть до мозга костей»223.
Усталость по-прежнему не изучается систематически, как ситуация глобальная, общая, охватывающая все сферы. Зато появляется любознательность. Предметы, принимаемые в расчет, становятся разнообразнее: множатся действия, множатся проявления. Придумываются выражения, появляются разнообразные «расходы» на войну, на город, на королевский двор, на управление, на путешествия, на игру Мир Нового времени усложняется, разнообразию деятельности уделяется больше внимания и области усталости диверсифицируются. Поле усталости расширяется и вместе с тем фрагментируется.
ГЛАВА 7. ИЗОБРЕТЕНИЕ СТЕПЕНЕЙ УСТАЛОСТИ
В Новое время, в XVI и XVII веках, возникает множество разновидностей усталости, хотя их описание остается прежним. Появляются нюансы: ступень между выносимым и невыносимым, стадия между тем, что можно делать, и тем, что нельзя. Испытания становятся утонченнее, различия нарастают: появляются новые «шкалы» для определения цены вопроса.
Градация физического состояния
Развивается любознательность. Например, тщательно описаны крайности. С XVI века акцент делается на словах «изнурение» или «изнурять», что наводит на мысль о «полнейшем обессиливании»224. Или вот случай измученного тяготами жизни, плохо питавшегося из страха «растолстеть» и умершего в одиночестве и смятении Леона Бутийе де Шавиньи, попавшего под знамена принца Конде во время Фронды, участвовавшего в боях, пострадавшего от предательства и от угроз со стороны Мазарини:
Уже давно невероятное напряжение умственных и физических сил, наблюдавшееся с тех пор, как он примкнул к партии [Конде], странным образом воспалило и иссушило его, чему, помимо прочего, способствовал его стиль жизни225.
Еще один классический пример физического изнурения каторжный труд на галерах; это мучительное наказание применялось начиная с XVI века, что вспоминал Вьейвиль во время нападения на Вильфранш в 1543 году. Командующий флотом дАнгьен, которому угрожал итальянский адмирал Дориа, приближавшийся сбоку, внезапно решил выйти из порта. Это был тяжелый эпизод, смена курса столь решительная, что многие каторжники, сидевшие на веслах, «падали без чувств»226 и их тотчас же заменяли моряки. ДАнгьен, потрясенный случившимся, выделил гребцам на одиннадцати галерах «две тысячи экю и по пятьсот экю морякам»227. Финал этого эпизода был так трагичен, что впервые в истории подобную ситуацию сочли достойной славы.
Делался акцент и на различиях в усталости мужчин и женщин: считалось, что женщины, полные разных жидкостей (гуморов), больше подвержены усталости, нежели мужчины. Это главное, постоянное различие, касающееся всех сфер жизни, вплоть до беременности. Считалось, что женщины, беременные мальчиками, устают меньше, чем те, что носят под сердцем девочек: «они веселее и румянее, потому что мальчики более горячи, и женщины перенимают от них это тепло»228.
Главная же новизна лежит в другой плоскости и относится к состояниям, которые прежде не замечались. Эти состояния в особенности затрагивают представителей высших сфер и касаются чего-то такого, о чем раньше речь не шла. «Ощущения» становятся богаче: скрытые признаки, недомогания, которым трудно дать определение, смутная тревога и сомнения, подчас приносящие необъяснимое удовольствие, вроде «нежной томности»229, в которой купается персонаж Антуана Фюретьера, или вызывающие более четкие чувства разного рода оттенки дискомфорта, о которых упоминает мадам де Ментенон, приехавшая из Фонтенбло в Версаль и утверждавшая, что стала испытывать какое-то особенное утомление: «С тех пор как я покинула Фонтенбло, я пребываю в некой томности; там я больше отдыхала, и это сказывается на моем здоровье»230. Новое слово «томность» появляется в литературе привилегированной публики и наводит на мысли о трудноопределимой, но всеобъемлющей слабости, такой, какую Эспри Флешье, с трудом подбирая слова, упорно приписывает королевской дочери на протяжении нескольких лет, предшествовавших ее смерти в 1690 году:
Поначалу кажется, что эта слабость скорее вызывает неудобства, нежели представляет собой опасность: эти боли непонятны и потому вызывают сожаление, хотя, возможно, и незаслуженное ментальные проблемы присовокупляются к телесным, и лечение, направленное на поддержание природных сил, лишь изматывает их231.
Это состояние может сопровождаться и более конкретными нарушениями, среди прочего бессонницей, из‐за которой душа Геза де Бальзака была «томной», а тело «слабым»232; или «печалями», чрезмерным беспокойством, вызывавшими у мадам де Ментенон «воспаления»: «жизнь, которая велась там [в Версале], убивала ее»233; или же слезами, сильно влиявшими на физическое состояние мадам де Монморанси: «постоянные рыдания до такой степени иссушили ее мозг и обнажили нервы, что она совсем ссутулилась и стала страдать от одышки»234.
Появляются и другие слова и выражения, определяющие эту новую «относительную» усталость: «приливы», «недомогания», «вялость». На это в середине XVII века жаловался Гез де Бальзак, уверявший, что его внимание рассеяно: «Хоть я почти никогда не сплю, я почти всегда пребываю в состоянии вялости»235. В письмах, словарях, романах стало встречаться слово «недомогание»; это «недомогание» имело различные степени интенсивности: «Проживание на окраине города вызывает сильное недомогание», необходимость в чем-то себя ограничивать стала причиной «легкого недомогания»236. Впервые, пусть субъективно и неявно, стали определяться оттенки и степени усталости.
Градация сил
Новшеству в виде градации «состояний» соответствует еще одно новшество градация сил, «первые ласточки» сравнения ресурсов и возможностей.
В XVI веке были уточнены качества, которыми должны обладать самые подходящие, наиболее способные противостоять тяготам службы военные:
Признаками, по которым можно определить наиболее подходящих для этой профессии, являются следующие: настороженный и живой взгляд, прямо посаженная голова, крепкий желудок, широкие плечи, длинные руки, сильные пальцы, небольшой живот, сильные бедра, длинные ноги, сухие ступни; этими качествами хорошо бы обладать любому человеку, они позволяют быть ловким и сильным, что непременно требуется хорошему солдату; в то же время не следует отказываться от тех, кто не обладает всем вышеперечисленным, они могут оказаться хороши в другом. В особенности же надо следить за тем, чтобы для новобранцев были созданы условия, отвечающие их качествам, и не принимать их недостатки за достоинства237.
Фермер из обширного труда Оливье де Серра238 «Сельскохозяйственный театр» (Théâtre dagriculture) (1600) также оценивал выносливость своих «слуг». Труд работника должен быть эффективным, но, кроме того, обязанности следует распределять правильно: «Самые крепкие должны выполнять самую тяжелую работу, а более слабым следует поручать задачи, для выполнения которых нужна не столько физическая сила, сколько приборы и техника»239. В средневековых монастырях за этим следили: одним братьям поручалась работа с книгами, другим же полевые работы240. Составлялись и систематизировались «рейтинги» работ, каждому поручалось дело, которое соответствовало его энергии и силам. Работы делились на «большие», «малые» и «средние», «малые» интуитивно поручались наиболее слабым, «большие» тем, кто посильнее; «средние» работы, находившиеся на стыке «больших» и «малых», считались предпочтительнее всего. К тому же в общих чертах возникала специализация, уточнение задач, в результате чего работники разбивались на категории: «крупные мужчины подходят для пахоты», для работы со скотом, для переноски тяжестей; «те, кто помельче» хороши для работы на виноградниках, «для посадки деревьев», «в садоводстве, в пчеловодстве, в животноводстве»; «средние», как правило, подходили для «любых работ»241. На строительстве домов и шахт, как видно из предписания Максимилиана от 1517 года, начинается распределение рабочих по категориям «в зависимости от их возраста, навыков, физических сил»242. Вероятно, никаких расчетов еще не делалось, но уже существовало стремление хотя бы предварительно, в общих чертах оценить возможности и выносливость работников.
Аналогичными соображениями руководствовались при вербовке в армию. Это подтверждает капитан Пьемонтского полка Жузеп Торрильон де Прадес, оспаривая решение отца, который в 1686 году поставил собственному сыну «слишком слабых» солдат: «Напрасно я писал вам, что нужны лишь высокие мужчины, это не помогло; из восьми человек, что вы мне прислали, подошли лишь Байар и ЛЭвейе, и еще один, которого по дороге нашел мой подчиненный; остальные же оказались карликами; лучше уж было вообще ничего не предпринимать, потому что нанимать таких все равно что бросать деньги на ветер»243. В Великий век среди военных по этому поводу велись оживленные споры. Для многих подразделений требовался минимальный рост: например, для гвардии пять футов четыре дюйма (1,626 метра)244. Существовали нюансы. Вобан выступал скорее за «маленький» рост, даже если доминировал образ «высокого» военного: «Энергия, сила и храбрость чаще встречаются у мужчин ниже среднего роста»245. Таким образом, тела различались по силе, выносливости, способности противостоять усталости. В конце XVII века были сложности: мужчин не хватало, в армии был недобор. Король приказал тогда «не измерять солдат»246. Лувуа запретил отказываться брать в армию мужчин, «по возрасту и силе подходящих для службы», которые при этом «несколькими дюймами ниже ростом, чем остальные»247. При этом существуют идеальные каноны внешности, и с XVI века складывается интуитивно надуманная «модель» того, какими должны быть живость, крепость, размах рук, рост.
Пример галер более показателен. Здесь дело касается хода судна, его скорости и маневренности. В XVII веке разрабатывается более детальная классификация, акцент делается на «современном» флоте. Жан Мартей, гугенот, попавший на галеры «по вопросам религии», описывает, как все происходило с момента посадки на судно: «Нас заставили раздеться догола и осмотрели все части тела. Нас ощупывали повсюду, прямо как жирных быков на ярмарке, а потом разделили на две группы на тех, кто посильнее, и на тех, кто послабее»248. «Лучших» гребцов сажали либо в первый ряд, задающий ритм, либо на крайние весла, чтобы выравнивать движения весел. Были еще и более мелкие различия, в зависимости от удаленности от борта и широты движения веслом. Одновременно оцениваются разные вещи: возраст, рост, «комплекция». Наконец, дифференцируются страдания: Жан-Батист Кольбер, государственный секретарь по морским делам, рекомендовал в 1688 году «сажать гугенотов на галеры, идущие в Алжир»249 там условия самые тяжелые.