И моё движение прекращается. Я смотрю вокруг: все глаза отводят от меня взгляд, в них виднеются серые слёзы, а ранее тёмные радужки сияют золотым светом. Светом, который начинает разливаться откуда-то спереди, куда меня всё тянет. Давление прекращается и мне снова комфортно, в мысли прокрадываются образы постели, уюта в руках
Мамы Источник света, который меня ожидал, тянул к себе, формирует её устойчивый образ. Какой я её помню, со всеми чертами. Я вижу маму, она держит мою руку, ведь там, в свете, стою и я, чем-то отвлечённый, комично высокий, по сравнению с тем, каким я был раньше рядом с ней.
Она совсем не отвлечена, она с мягкой улыбкой на остром лице смотрит на меня, и молча произносит в моём сознании «мой мальчик», обдавая моё тело волнами жара, который не жжёт, он бы и не мог жечь никогда, не мог вызвать боль. Свет брезжит лишь чуть сильнее. Он тянется ко мне.
Мама поворачивается к моему светлому двойнику и обнимает его. Свет разливается, не способный быть сдержанным более.
И он печёт.
Не остаётся слёз у глаз в бездне, не осталось и самих глаз. И сияющие объятия заставляют щипать лишь только мои глаза.
Я тяну руку вперёд, пытаюсь коснуться образа, пытаюсь Роняю горячие слёзы, пока губы дрожат, не способные вымолвить ничего.
Контакт и такт
Шум за дверью. Я лежу в постели и не могу понять, как можно считать это приличным: мешать людям спать, особенно так громко, особенно в такую рань. Кстати, по поводу рани. А сколько времени? Часы на комоде подтверждают мои ощущения, показывая мне утренние шесть часов. Ну ладно, шесть тридцать два. Но всё равно рано! Тем временем шум за дверью не прекращается, и мне ничего не остаётся делать, кроме неохотного подъёма с постели. Но я не тороплюсь вставать на ноги, одеваться: меня захватило в оцепенение сидение на краю покрытого белизной матраса. Я пытаюсь вспомнить сновидение, которое посещало меня сегодня ночью. Но гость не хочет даже представиться хозяину, и тем более раскрыть свою личину. Я категорически забыл его, но пока держу память о нём в своём сознании. Может я когда-нибудь разговорю его.
Теперь на мне уже вся одежда, хорошо, что я оставил в комнате ещё один набор на всякий случай, терпеть не могу носить вчерашнюю одежду, ну, кроме верхней. Нужно принести сюда побольше. Я потягиваюсь, выпячивая грудь вперёд, и зеваю до образования слезинок в глазах. Мои ноги ведут тело к двери, за которой слышны скрипы, стук и общая суматоха.
Что тут происходит?! нарочито раздражённым голосом кричу в пространство за открытой мной дверью.
И передо мной такая картина. Джо, Ник и Дин несут кожаный диван в сторону стола, перебирая неуверенно ногами. Николай подсказывает, как нести, и отодвигает кресла с пути, пока Син тянет ручищами на себя массивный диван, поддерживаемый у дна обратной стороны по виду умирающим от натуги Вайковским. Ох, чем они занимаются? Диван плюхается в стороне оголовья стола, но за стульями, не попадая в кольцо света над столешницей, оставаясь в тени, и друзья оборачиваются ко мне.
К нам в гости едет любимая администрация, говорит усердно глотающий воздух Дин, при этом не желая говорить медленней. И не только мэр, там целая толпа служащих полиции желает побывать тут. У них есть, видимо, вопросы.
А диван?..
А диван для них как раз, чёрта с два я им позволю садиться за стол. Пускай одного генерала выделят, всё.
Понятно. Когда?
А, дорогуша, минут сорок, и они считай здесь, с растянутой улыбкой сообщает Син. Когда они вообще спят?
Не надо об этом, мы все знаем, что это требует особенного сверхчеловеческого отношения к жизни, они же в соревновании каждую минуту дня, отмечает занятый расстановкой стульев Штефт. На столе уже лежит карта города, бумага, канцелярия. Я осматриваюсь и произношу:
Тогда тогда я умываться, не забудьте им сделать кофе, что ли.
Время убегает от меня, пока я занимаю себя утренним туалетом, сопровождаемым мыслями. Что мне сказать им? Что мы сами разберёмся? Попросить помощи? Я же должен обязательно сообщить, что такие случаи будут появляться всё чаще и чаще. Но я не знаю. Если это их напугает, то они могут дать нам больше поддержки, или, наоборот, ограничить нас, как тех, от кого исходят проблемы. Пока я в позиции гнуть свою линию, но я должен быть уверен, что я двигаюсь в правильную сторону, ведь ошибка меня одного плата со всех нас. Я расскажу про всё наиболее прозрачно. Нужно ли грузовик упомянуть?.. Пока что я верю в свои возможности, доверие ко мне. Ловить момент, хватать возможность за хвост. Ха. Мне бы такое умение, отец.
Ничего не стоит играть в свою игру, по своим правилам, когда у тебя ресурсов больше, чем у любого отдельного человека, компании, а иногда и вместе взятых. Но ты как ведущий, так и игрок, и приходится отвечать перед тем же человеком, что и другим. Я не желаю обманывать себя. А правда к себе всегда начинается с ещё детской правды к другим, но на ней не заканчивается.
Будем смотреть по настроению в комнате. Может, смогу прочитать их мысли и поступить соответственно.
Смотрю в зеркало. Из-под широких по аккуратности салонных бровей, которые прямо идут над глазницами, на меня смотрят глаза болотного цвета, радужка становится прогрессивно светлее, отдаляясь коричневыми, мутно-зелёными и, наконец, синевато-серыми рваными кольцами от сфокусированного мелкого зрачка. Глаза разделяет слегка вытянутый, но узкий нос, который слегка поддёрнут вверх мамин. А фирменный узкий подбородок Дрива, завершающий пути чётких линий челюсти, превращает форму лица в треугольник. Да уж, не в сравнение предкам у меня не такой длинный рот. Мне и говорить-то не в радость, так что хоть в чём-то я сам свой, и хорошо. Короткие тёмно-каштановые волосы по бокам переходят в волнистую удлинённую верхушку, которая ниспадает аккуратными кудрями сбоку, кудрями, которые мне не расчесать за десять таких утренних рутин. Поэтому пускай они лезут на левый глаз, пускай развиваются на ветру: голову греют, мне не мешают, я их не состригаю, пока что. Смотрю ещё
Удачи, Мэт.
Я полностью уже собран, теперь осталось дождаться встречи. Не то, чтобы я волновался, я встречаюсь с нашими «партнёрами» не в первый, и даже не сотый раз. Наша работа теснее некуда, тем более в последние два года. Но у меня есть некоторый азарт, сопровождаемый тревожностью: в этот раз произошло преступление, с которым можем разобраться только мы, без огласки для широкой общественности. Придётся с нами серьёзно считаться. И я собираюсь войти в право ведения дел в нашей сфере интересов. Пора расширить свою юрисдикцию.
Захожу в Холл, где друзья меня ждут. Син с кем-то говорит по телефону, таким же себя занял делом и Штефт, а вот Дин поправляет декор, натягивая гобелены, двигая очередную фигурку-статуэтку со своего места на новое, в целом, все чем-то заняты. Пора и мне поглядеть, на что годно моё время. Сажусь за стол, до встречи минут двадцать, передо мной не только то, что я успел раньше заметить, но и пара папок. В них дела, первое убийство Тио, вижу информацию об их семье, отчёт Мари и других медиков по состоянию тела погибшего, документацию полиции, которая не должна увидеть свет, тьму тоже. Второе дело на столе всё, что удалось узнать Николаю, показания свидетелей, вырезки газеты, собственные наблюдения. Он не провёл никакого анализа, и в целом результат выглядит скудно, видно, что он ничего не успел, что сам не столкнулся с пресловутыми видениями. Но тут и так всё ясно. Буду презентовать сначала убийство.
Никто из ребят сюда не приедет! Джо откладывает телефон, крича в нашу сторону. Они все заняты, да и не успеют! Мари на работе, другие далеко.
Ясно, откликаюсь в ответ.
А кому звонил ты, Ник? поворачиваюсь в сторону Штефта, чей звонок, я заметил, также закончился.
Отцу, он спрашивал, всё ли в порядке, Ник пожимает плечами, я ему ответил, что расскажу дома. Я, кстати, после этого всего домой.
Я тоже, Дин, ты всё закончил?
Да-да, почти, доноситься от урагана суеты, проносящегося мимо.
Ну, добро пожаловать.
Стук в дверь и топот обуви по ступеням, шорох и молчание приглашённых людей. Они сами себя впускают.
Дрив, доброе утро! несётся из прихожей в комнату женский голос, наделённый законодательно особым весом.
Снимайте обувь, ради всего святого! возмущается Дин, когда мэр со своей свитой начинает проходить в дверь. Я убирался.
Ох, простите, бормочет какой-то незнакомец в костюме, стоящий прямо в центре толпы, пока остальные поспешно снимают обувь. Всё так же продолжается продвижение через проход, очередью.
Патриция, рано же вы встаёте, встречаю своими словами мэра Луну де ла Пенью, протягивающую мне на пожатие руку.
Работа заставляет, Мэтью, растягиваются губы в принимающей своей участь улыбке, тем более мы с тобой должны разобраться как можно быстрее с тем, что произошло.
Госпожа мэр! человек в костюме белой вороной стоит среди обмундированных служащих порядка. Нам, куда?
Я замечаю, что они все стоят у двери, не проходя далее, хотя места там для них не то чтобы достаточно. А может их там оставить? Видно, что это не та формальная встреча, на которую они рассчитывали.
Вы сами не разберётесь? поморщившись отвечает мэр, и на её лице становятся видны морщины. Она даже не поворачивает голову в их сторону.
Все слышали? высокий тощий мужчина, волосы перец с солью, явно вояка, при погонах, яростным взглядом из-под кустистых бровей осматривает толпу. Занимаем места.
Группка людей тут же выдвигается в сторону свободных мест и заполняет их человеческой массой. Заметно, что чины являются определяющим фактором в выборе мест: диван перестаёт быть пустым мгновенно, в то время, как лишь несколько личностей после переброски парами слов усаживаются на стулья, тот самый вояка садится рядом с изголовьем, напротив неожиданно прыткого человека в костюме, который даже не замешкался в выборе, прямой линией двигаясь к сидению.
Ан, нет, нет, нет! Дин подбегает к одному из гостей, готовящемуся садится, хватает спинку стула, не позволяя отодвинуть от стола. Прошу это место оставить для меня.
Дин лучезарной улыбкой отбивает одно место за столом в центре. А изголовье, обратное тому, что, видимо, избрали для мэра, достаётся мне с местами для двоих друзей по две стороны. Я пока ещё не тороплюсь никуда, как и Патриция: нам нужно быстро переброситься парой слов. Мы давно знакомы, почти с самого моего детства, и я верю ей, надеюсь, что и она мне.
С какой причиной в этот раз вы посещаете нас? не без ироничной улыбки интересуюсь я.
Ну как же, лукавая ответная улыбка подтверждает понимание сути вопроса, наступает настоящая зима, я отправилась с небольшой комиссией в микрорайон Лужицы посмотреть на качество отопления новых домов.
А вот эти господа, мэр указывает большим пальцем за спину в сторону стола, инкогнито здесь.
Понятно-понятно, да, правда, достаточно холодно становится, приобнимая слегка одной рукой за плечо, наклоняюсь ближе к лицу Патриции и шёпотом добавляю: Но что-то мне подсказывает: нам всем будет очень даже жарко, придётся немало работать.
Про работу ты говоришь правильно, громко отмечает только мои последние слова мэр, поворачивая уже своей рукой нас обоих в сторону импровизированного «совета», давай я вас всех представлю.
Мы разрываем близкий контакт и направляемся в разные концы стола, и, смотря со спины на Патрицию, становится странно видеть её без каблуков. В нашем Холле Собраний она выглядит по-домашнему, что ли, несмотря на строгий официальный стиль одежды, без добавленного роста её полная фигура не выглядит такой командующей, как при публичных выступлениях. Она напоминает ту тётю, которая приезжает в гости из другого города, когда ты маленький, чтобы подарить тебе сладостей, сходить в парк. И в будущем вы всё реже видитесь
А может я просто настолько к ней привык. К любому её образу. Вот она, подняв к небу указательный палец, громко, с надрывной напряжённостью заявляет о данном ею обещании избавить кабинеты от ненужных чинов ага, конечно перед камерами телевидения на очередном собрании очередного органа власти. Вот она с её стальным холодом в глазах на совещании акционеров «Оси» угрожает запретом очередной стройки. Вот она, сопровождая известной лукавой улыбкой, запускает барраж шпилек в какого-нибудь гостя на благотворительном ужине. Вот только не видел я её в кругу семьи, хотя мне иногда кажется, что мы и есть родственники. Я бы уже давно зарегистрировал её вторую, муниципальную, районную семью.
Вы все знаете Мэтью Дрива, сына Виктора и Клары, разносится по комнате голос Патриции, она стоит, опираясь легко локтем на спинку стула, вытянутая рука в мою сторону. Но сегодня вы по-настоящему узнаете, почему наименование нашего районного центра по праву Дрив. Вы и раньше представляли, но теперь поймёте Дрива в его нынешнем и истинном состоянии.
Медленный взгляд мэра читает эмоции на лицах присутствующих «гостей», пока человек в костюме с боку скоро чиркает ручкой, вроде как, заметки на листе бумаги. Пенья выдерживает паузу на момент своего взгляда, которая сопровождается близкими к каменным выражениям чиновников, то ли напряжение, то ли уверенность нарисовали на них эти маски.
Каждый из нас в этой комнате никто! и руки мэра идут в две стороны, проходя по каждому присутствующему, но на этот раз улыбка сопровождает слова. И если бы на то было желание этого юноши, то этот подвал был бы уже полон трупов.
Поясняйте, короткое басистое слово исходит от недовольно насупившегося высокого чина по правую руку от мэра, его руки сложены на груди.
Мэтью, это Тьер Лус, после этих слов мужчина поднимается с противным скрипом ножек стула о пол, поправляет за края китель, я знаю, что тебя совсем не интересует политика, но это наш министр юстиции, он был здесь с рабочим визитом, и я потащила его сюда.
Мэтью Дрив, короткий кивок сопровождает речь Луса, пока тот возвращается на своё место. Поясните, Патриция, что это вы такое говорите про молодого человека.
Раз вы теперь знакомы, всё так же лукаво продолжает уже очевидно затеянную сценку мэр, то прошу, Мэт, скажи ему сам. Покажи.
Вот оно как. Подготовила для меня сцену, забавно: головы как по сигналу повернулись в мою сторону. Что же можно Может стакан воды? Может стол, нет-нет, не пойдёт, можно случайно ударить, может, дверь, нет, не впечатляет, нужно что-то Нужно что-то. Или всё сразу.
Понимаете ли, Тьер, эти слова и взгляд предназначены лишь одному человеку, но сразу же добавляю для остальных: Держитесь за сидения.
Я стараюсь дать немного времени, чтобы смысл моих слов дошёл до всех в зале, и начинаю.
Не успевает никто реально подготовиться, как я теряю своё естество. Растворяясь мыслями, остаюсь в своём теле, у всех перед глазами, но уже не человеком. Единство минерала глухого, но звенящего голосами своей древней природы, искусства человека, его искушённой искусственности, пространства, что своей пустотой манит в себя дыхание планеты, её живых, ныне мёртвых, будущих существ, всё, что могло бы называть себя Дрив, город или я, теперь двигается силой моей мысли.
Ясно зрение для мутного слегка ума. И я вижу. Как на нитях, поднимаются в воздух стулья, стол уверенно начинает движение вверх со всем, что находится на его поверхности, диван с нашими гостями, ковёр под ногами, вода из крана, тянущая стакан с собой несётся в мою руку, движением которой вверх визуально запускается весь процесс, но это лишь видимость, достаточно мысли, достаточно желания.