Разозлившись, он уходит в свой кабинет. Я иду следом, как он меня учил, типа мне больно: чтобы все подумали, будто я ушибла локоть и мы идем за мазью или за льдом, холодильник-то в кабинете. Он закрывает дверь, и я бросаюсь ему на шею, целую его, спрашиваю, правда ли он будет жить с нами. Он отвечает, что я глупышка, что больше всего на свете он хочет жить со мной, а мама просто фасад. Я не знаю, правда ли он так говорит или я сама так думаю, и прошу его все это повторить, но он молчит. Он закрывает мне ладонью рот, поворачивает меня, хватает справа и слева, спускает с меня комбинезон и называет Анной. Я спрашиваю себя, куда же девался прежний Монджо, который жарил по вечерам блинчики, с которым мы хохотали и ели конфеты, уже почистив зубы. Я так хочу, чтобы он вернулся, что широко открываю рот, как будто он может появиться оттуда.
Потом он перебирает бумаги на своем столе и говорит, что «устал», «разочарован». Просит никогда больше не закатывать ему таких сцен ревности. «Ева никто, поняла? И Анаис тоже. Всё. Ты ничего не видела, потому что ничего не было, ясно? И не создавай проблем на пустом месте! Ты же не будешь вести себя как подозрительная старуха, в твоем-то возрасте?»
Когда он говорит «старуха», я не знаю, это для него двадцать лет или сорок.
Кстати, расскажи, продолжает он мягче, глядя мне прямо в глаза, как будто успокаивается, ты больше не виделась с Октавом? Тут он прыскает со смеху и добавляет: Красавчик Октав, три волоска на подбородке, да? Милашка Октав, весь лоб в прыщах.
Он, кажется, снова злится. Мне хочется защитить Октава, но все слова, которые у меня получаются, про Монджо.
Я люблю только тебя, говорю я, честное слово. С Октавом ничего не было, давай у нас все будет как раньше
Ты сама во всем виновата, отвечает он.
Но ведь он сам просил рассказывать ему, кто из парней ко мне подкатывает, сам подтолкнул меня к Октаву и просил, чтобы я докладывала ему все подробности. А когда Октав, кажется, мной заинтересовался и я поняла, что он мне нравится, особенно чувство юмора и ямочки на щеках, Монджо пошел пятнами. Он старался не вспылить, но я-то видела, что ему неприятно, и, сказать честно, потом немного на этом играла. Особенно когда увидела Еву. Я тогда сказала ему:
Тебе, Монджо, мало девчонки-подростка, еще и малолетку подавай?
Вот тут я в самом деле нарвалась, Монджо это умеет, сначала наорет, а потом обдаст таким ледяным холодом, что лучше бы меня разрезали без наркоза. Я теперь для него никто, я больше не существую, в субботу на тренировке он не удостоил меня даже взглядом.
И можешь завтра не приходить помогать, ты мне не нужна, сказал он, когда я уходила.
Да, с недавнего времени по воскресеньям с утра, когда у меня нет соревнований, я помогаю на общих тренировках младшим начинающим «Коалам». Так мы можем иногда ночевать у него с субботы на воскресенье, а у мамы выдается свободный вечер. Я пожала плечами и ответила, что все равно приду, но он бросил:
Не вздумай.
С тех пор мы больше не виделись.
Он так и сидит, уткнувшись в бумаги.
Все, уходи, говорит он, Октав будет беспокоиться.
Когда мы увидимся?
Там будет видно.
Но ты правда будешь жить с нами?
Он подходит ко мне, и я думаю, что он сейчас даст мне пощечину, но нет, он разворачивает меня к себе, гладит и покачивает, говорит:
Не волнуйся, Анна, все будет хорошо.
И я ему верю.
Мы могли бы некоторое время не заниматься сексом, потому что мне все больнее, но я не смею его об этом попросить. Могли бы просто погулять или сходить в кино, даже поспать вместе на следующих соревнованиях, но не обязаны же мы делать это каждый раз. Вообще говорят, что всегда можно сказать нет. У нас в коллеже была лекция по половому воспитанию. Это нужно делать, только когда оба в паре хотят и никто ни на кого не давит. Мое тело оно мое. Почему Монджо всегда говорит, что я его? «Ты моя, Анна, скажи это». «Я твоя, Монджо». Я говорю. Но про лекцию я ему не рассказывала.
Так вы с мамой это правда или нет?
Монджо смотрит мне прямо в глаза. Крепко прижимает к себе, запускает руку мне под комбинезон. И отвечает:
Ты и я, поняла? Все остальное это взрослые дела. Мы с твоей мамой друзья.
Мне больно, но хорошо. Теперь я верю ему.
9
Мне десять, я еще цыпленок, но все больше даю жару. Я выиграла четыре соревнования, и Монджо сказал маме, что я звезда клуба. Он посоветовал ей поехать на каникулы в такое место, где я могла бы тренироваться. Она предложила Сардинию, и он обрадовался и пообещал, что приедет нас повидать. Через два дня он приехал с Элен. У нас апартаменты на пляже, и мама уступила им вторую спальню, а сама спит в гостиной. Элен играет со мной в «Уно». Она, кажется, сильно влюблена в Монджо. Однажды ночью он пришел ко мне в спальню. Мама с Элен еще беседуют на террасе, а Монджо мурашит меня. Я горжусь, что он со мной, а не со взрослыми, и рада, что он меня не забывает, хоть и приехал со своей девушкой. Я сказала ему, что Элен очень милая, а он открыл мне секрет: ему нужна я. Она не умеет делать мурашки.
Хочешь, я ее научу? предлагаю я.
Тут он улыбается и, приложив палец к губам, напоминает мне, что про мурашки ни в коем случае никому нельзя рассказывать, потому что это наш большой секрет. Если секрет выдать, то больше никаких мурашек.
Он еще в плавках, и я вижу внутри палку. Он просит разрешения поговорить с моей рукой, я разрешаю, и он подносит ее к губам и что-то ей шепчет. Она его слушается. Ныряет в прорезь плавок. Впервые я трогаю палку. Я тут же отдергиваю руку, мы слышим в коридоре мамин голос, и Монджо поднимает шум:
Я ни при чем, шутит он, твоя дочь еще не спала, я хотел пожелать ей спокойной ночи!
Потом он бежит в душ, а я слышу, как на улице разговаривают Элен и мама, больше мама, она рассказывает Элен, как Монджо нам помогает, с тех пор как ушел папа. Я слушаю, потому что он сказал, что вернется. Жду, но он не возвращается. Мне хочется, чтобы со мной легла мама, но она не хочет тревожить мой сон и ложится на диване, чтобы мне было больше места. Утром, как договаривались, Монджо оставляет девочек нежиться в постели и ведет меня на скалы. Мы берем лодочку, чтобы лазать с моря. Мы играем, как будто это ореховая скорлупка. Он принес все, что нужно, чтобы защитить нас от солнца. Мажет меня кремом и целует в губы, втирая его мне в щеки. Я смеюсь, как будто и это игра. Я веселая и нежная, говорит он, я самая хорошенькая.
Лучше Алисии? спрашиваю я.
И он клянется, что лучше. Мне нравится перечислять всех цыплят клуба и выйти number one. Мы начинаем восхождение. Он первый, я за ним. Вскоре я обдираю колено об острый камень, и он спускает меня вниз. Он слизывает все языком, и кровь, и жжение от соли. Дает мне печенье с клубникой и говорит не стесняться высовывать язык, чтобы слизать джем, потому что с ним мне все можно. Не то что с мамой, вечно эти ее «ешь аккуратно».
Чтобы укрыться от солнца, он заводит лодку в грот. Внутри просто потрясающе. Прямо как в «Русалочке».
Поиграем? тут же предлагает он.
Его никогда не приходится просить. Папу надо было уговаривать поиграть целыми днями, пока он не соглашался уделить мне десять минут, да и то всем видом показывал, что ему скучно. Я его ненавидела, когда он говорил: «Я это для тебя делаю, так что давай по-быстрому». С Монджо другое дело. Он-то играет с душой. Я предлагаю ему сценарий: я буду русалочкой, а он моим другом рыбой-клоуном, но он хочет быть принцем. Я знаю сказку наизусть: я должна спасти его и откачать на пляже, куда его выбросило. Я выставляю большой палец, это значит «стоп-игра», и предлагаю вернуться на пляж, чтобы разыграть эту сцену, но ему не хочется покидать ореховую скорлупку. Он сосет мой палец.
Я прыгну в воду, говорит он, а ты втащишь меня в лодочку и спасешь.
Мне этот сценарий тоже нравится. Лодка даже лучше, чем пляж.
Он подмигивает мне и ныряет. Высовывает голову из воды и делает вид, что тонет, протягивая мне руку. Я ловлю его ладонь. Закрыв глаза, он помогает мне втащить себя и валится на середину лодки. Я смеюсь, и он снова подмигивает. Нет, так нельзя. Играть надо всерьез, иначе неинтересно. Я кричу:
Принц! Принц! Проснитесь! Море принесло вас на мой корабль, но вы не беспокойтесь, я вас вылечу, я здесь, чтобы спасти вас, очнитесь!
Примечания
1
Пьер Сулаж (19192022) французский художник-абстракционист, один из ведущих представителей ташизма, знаменитый своими картинами, выполненными черным цветом. Сулаж придумал для своей манеры термин «сверхчерный» (outrenoir) за пределами черного, чернее черного. Здесь и далее примечания переводчика.
2
Цыплятами во Франции называют юных спортсменов младше одиннадцати лет.