По дороге сестра-близняшка Эллы Инна отсеялась по неотложным делам, а Элла отправилась вместе с ними. Оказалось, что Эдик и Антон проживают в домах напротив. С тех пор они время от времени встречались и болтали во дворе, где Кинебомба выгуливал пса Плевако, явно упустившего свой шанс сыграть в кино собаку Баскервилей. Жуткого вида дог к хозяину относился бережно и с пониманием, никогда не натягивал поводок и не уводил своего человека на улицу, где, по мнению пса, его шаткой костлявой фигуре могли угрожать порывы ветра или людские толпы. А вот повидать вечно спешащую Эллу она училась в языковой школе да еще посещала с десяток кружков и секций и тем более перекинуться с ней хоть парой слов удавалось редко, как Эдик ни старался.
И вот теперь, давясь словами от волнения, Эдуард доложил приятелю, каким боком замешан в историю, и несолидно запрыгал на месте, как дошкольник, топча солнечные бархатцы, когда узнал, что тот только что из больницы присутствовал при осмотре мальчика.
И что? спросил, внутренне содрогаясь, Редкий. И что же?
Кинебомба выразительно развел тонкими, как плети, руками официальный пиджак он скинул раньше и остался в рубашке с короткими рукавами.
Там пока сплошные загадки. Но главное, что мальчик относительно здоров и следов повреждений, побоев, издевательств не обнаружено.
Эдуард шумно выдохнул от облегчения.
Прививки не сделаны. Врачи склоняются к мнению, что ему шесть или семь лет, методично перечислял будущий юрист. Судя по состоянию кожи, все время находился в закрытом помещении. На людей реагирует с большой опаской, но и с любопытством, будто никогда их прежде не видел. А между тем волосы подстрижены, и ногти тоже. В пижамке, которую на него с трудом натянули, корчится и пытается от нее освободиться, значит, к одежде не привык. На игрушки не реагирует, зато штуку, что была при нем, никак не хотел отдавать, рычал и пробовал кусаться. Звуки издает только нечеловеческие: клекот, шипение, а один раз завыл так, что врач, осматривавший его, сам потом нуждался в помощи. Это ортопед был, кстати у ребенка врожденный вывих стопы. Обычно такие травмы залечивают почти сразу после рождения, но тут никто этим не занимался.
Найдут того, кто такое с ним сотворил? незаметно сжимая кулаки, спросил Эдик.
Будем пытаться. Антон выпрямил сутулую спину с самым решительным выражением лица. Так, некогда мне болтать, побегу погляжу, вдруг у озера что нашли. А потом будем камеры шерстить, возможно, ребенка принесли еще вечером, до закрытия парка.
Да неужели он всю ночь там провел? ахнул Редкий. А почему мокрый был?
Ну мог к озеру подойти, хотел напиться и свалился в воду.
Сволочи! Попадутся своими руками придушу! заорал Эдуард, ощущая в себе клокочущую ярость, которая была ему совсем не свойственна. Слушай, а ведь в парк и другие проходы имеются, помимо калиток.
В курсе. Недоработка охраны это называется, заметил в пространство будущий юрист.
Не наша, а парковых рабочих! Народ ограду гнет и ломает там, где кому захочется в парк зайти, наши не успевают латать. Мое мнение, что малыша принесли ночью.
Да, могли и ночью, и это проблема, нахмурил смешные, растущие отдельными кустиками брови Антон. Ну бывай, побежал я.
А Эдуард наконец отправился домой. Матери, вышедшей встречать и заранее сочувственно качавшей головой, она не ждала от работы сына ничего хорошего сообщил, что парк сегодня закрыт, но без подробностей. Проведал отца тот уже вставал помаленьку и сейчас сидел, закутанный в одеяло, в кресле, с подносом на коленях. Сыну улыбнулся виновато отец очень переживал, что из-за его инсульта, неожиданного, как удар молнии среди ясного неба, тот не поступил в институт, потерял год, и это в лучшем случае. Ну хоть армия Редкому не грозила он с детства неважно слышал одним ухом. Прежде отец был стремительный и громкоголосый, а теперь почти не раскрывал рта, и Эдику казалось, что в их доме поселился чужой человек, который только прикидывается его родителем.
Он спросил мать, не говорили ли в новостях что-то неожиданное про их город. У матери от любопытства разгладилось и помолодело лицо, но он рассказывать ничего не стал на последнем допросе ему всучили на подпись бумагу о неразглашении. В интернете тоже ничего не нашлось. Лег поспать, но сон не шел, только промаялся несколько часов. С шести вечера Редкий занял пост у окна, нетерпеливо ожидая, что вот сейчас выйдет из подъезда величавый Плевако и внимательно обозрит окрестности, сканируя мельчайшую опасность для своего хрупкого человека. Плевако вышел в половине седьмого, но сопровождала его в этот раз сестра Антона, девочка лет четырнадцати, имени которой Эдик не знал. Была она, кстати, куда крепче сбита, чем ее брат, вот и пес не особо с ней осторожничал, в темпе утянул со двора в сторону рощи.
Глава 2
Непокорная тень
Во вторник отца нужно было везти на осмотр, это отняло у Редкого и его матери все нервы и силы, а приятель так и не появился во дворе. На рабочий пост Эдик должен был заступить только утром в четверг. Однако на рассвете среды ему впервые звякнул на мобильный его занудный напарник и задыхающимся голосом Эдуард даже испугался, не на подходе ли у него сердечный приступ, сообщил шокирующую новость.
На территорию Редкий просочился через один из пропилов в решетке. Шести еще не было, да и парк наверняка не планировали открывать после нового происшествия. Прячась за деревьями, пробежал до сторожки. Там схватил свою форменную куртку, едва попал в рукава, с удивлением осознав, что трясется как в лихорадке.
Парк кишел полицией, никто ни на кого не обращал внимания. У озера разбивали палатки хмурые люди в черных гидрокостюмах. На газонах, вчера еще неприкосновенных, стояли машины с прицепами, из них на берег переносили водолазное снаряжение. Другие люди у воды проводили какие-то замеры и разглядывали карту, такую большую, что ее держали на растяжку два парня, наверное, тоже чьи-то стажеры.
У озера он нашел Антона, бледного, изможденного и еще больше исхудавшего, если такое было возможно. Тот говорил по телефону и поочередно пытался вытащить ботинки из болота, в которое превратился вчера еще зеленый берег озера. Кинебомба приятеля сперва не узнал или очень постарался не узнать, но Эдуард не дал ему шанса сбежать, лично перегородив дорогу. Стажер врезался костлявым плечом в его грудь, немного отрикошетил, но стал сговорчивее.
Только между нами. Патруль не ваши, тут полицейские свои посты обе ночи выставляли обнаружил малышку, и снова на берегу озера, озираясь, торопливым шепотком сообщил он. Ее уже увезли на скорой. Надеюсь, спасут.
Что с ней? похолодел Эдик.
Лежала у самой воды. Не здесь, замотал он головой, увидав, как Редкий обшаривает глазами берег Белого озера. На острове. Взмах рукой в сторону небольшого и почти ушедшего под воду островка с двумя чахлыми березками, растущими в виде буквы V. Один из патрульных оказался просто герой, все твердил другим, мол, чего это над островком чайки с воронами носятся и орут. В конце концов, взяли катамаран с причала, сплавали и нашли ее. Думаю, птичье племя было не прочь закусить, только и ждали, когда шевелиться перестанет. Голая, как тот пацан.
Господи
Ага. Сегодня будут озеро обследовать. От начальства из Питера и так уже прилетело, что не сделали этого сразу, а уж если кого найдут
Да как же найдут, усомнился Редкий. Они что, думают, у этих детей цель была такая утопиться?
Их, может, и не спрашивал никто, хмуро процедил Кинебомба.
Тут только до Эдуарда дошло.
Так ты считаешь кто-то ребят в озеро а эти двое выбраться сумели, так?
Он вцепился в плечо приятеля. Тот коротким кивком подтвердил правильность догадки.
Но тогда и девочка на островке с понедельника еще, что ли? Неужели не заметили? Туда ведь с лодок народ вечно высаживается.
Парк был закрыт, напомнил Антон. А осматривать островки и в голову никому не постучало. Она могла забиться в кусты, а выползла водички попить, и не хватило сил уползти обратно. Что, собственно, ее и спасло.
Узнать бы, как она.
Эдик с надеждой глянул на грудь друга из кармана рубашки выглядывал краешком и пускал зайчики ему в глаз мобильник.
А я сейчас туда еду, пожал плечами и весь как-то покорежился Кинебомба. Буду там торчать для вида, чтобы врачи не расслаблялись. А уж после обеда начальство подтянется.
Можно с тобой? взмолился Эдуард.
Слушай, не думаю
Да я не помешаю, клянусь! Встану, где скажешь, рта не раскрою. Мне бы только узнать, что да как.
С чего это? удивился и даже чуточку подозрительно сощурился Антон.
Трудно объяснить, только после первого найденыша в груди все, понимаешь, ноет и переворачивается. Эдуард беспорядочно помахал руками перед носом приятеля, изображая то, что творилось у него между ребрами.
Ладно, подумав чуточку, с важным видом разрешил будущий юрист. Только будешь моей тенью, понял? Чтобы никто даже не заметил, что нас там двое. Сумеешь?
Запросто! горячо заверил Редкий, успев про себя подумать, что проблематично тощему, узкому Антону заполучить такую крупную и плечистую тень.
Машины практиканту пока не полагалось, и на проспекте они поймали такси. Полицейского транспорта вдоль паркового забора собралось пруд пруди, и на них, прошедших через ворота, прохожие смотрели во все глаза, как на инопланетян. Редкий и без того знал, что вокруг неожиданного закрытия парка уже ходят самые фантастические слухи, от бомбы со времен войны в подвалах дворца до массового не то убийства, не то самоубийства на берегу Белого озера.
Слушай, а что Понедельник? Знаешь что-то про него? спросил он по пути.
Кто?! не понял Антон.
Ну мальчонка, которого я нашел. Я его так про себя зову, по дню находки.
А, он тоже там, в городской, важно покивал головой приятель. Ух ты, из-за малышки начисто забыл про него. А так-то вчера и позавчера только им все и занимались. Проверили горы заявлений об исчезновении детей по нашей стране и по ближнему зарубежью за шесть, даже за семь на всякий случай лет. Ничего похожего. Пацан приметный, стопа вывернута от рождения. Но никто его не ищет.
А что потом с ним будет? не отставал Редкий, чувствуя, как тяжело бухает сердце за футболкой. Даже покосился на грудь не заметны ли сердечные фортели со стороны. Ну если родителей не найдут?
Кинебомба рассеянно подергал тощими плечами, сначала одним, потом другим:
Ну подержат в больнице, типа на карантине, обследуют вдоль и поперек. Ножку начнут лечить, хотя теперь трудно дело поправить. А потом переведут в какое-нибудь специальное заведение.
А усыновить его ведь можно будет? выпалил Эдуард, да с таким чувством, что даже водитель на них оглянулся.
Тихо ты! сверкая глазами, прошипел Антон. За голосищем следи, он у тебя как из пушки. Какое усыновление, ты чего? Про детей-маугли слышал?
Ну допустим.
Так он такой и есть. Будут с ним специалисты работать, чтобы хоть как-то подогнать под общие рамочки.
А неспециалисты разве не могут подогнать? Его же просто научить всему нужно, как грудного.
Кинебомба задумался, потом развернулся к нему всем корпусом, вытаращил глубоко посаженные серые глаза:
Ты, что ли, усыновить его хочешь? Совсем свихнулся?
Почему свихнулся, мне восемнадцать уже есть скоро, обиделся Эдуард. А вообще у нас мама всегда хотела еще детей, но как-то не вышло. Они могли бы на себя с отцом оформить, усыновить. А я бы занимался, возил его на консультации, лечил, обучал всему.
У тебя же отец после инсульта.
Выкарабкивается уже! снова повысил голос Редкий. А потом, он сейчас целыми днями читает вслух, и каждый абзац еще и пересказывает, чтобы, ну быстрее речь вернуть и память. Малыш с ним рядом сидел бы и учился
Ему казалось очевидным делом, что Понедельнику в его квартире будет хорошо, всяко лучше, чем в каком-то «заведении». Но Антон лишь рукой махнул как-то очень обидно, так что Редкий заткнулся и мрачно изучал свои колени до самого больничного шлагбаума.
В главном больничном корпусе Антон кратко и значительно переговорил с охранником на вахте, после чего они без помех поднялись на пятый этаж на древнем лифте, в котором двери нужно было закрывать вручную. Выгрузились на унылую, похожую на дно гранитного колодца площадку, с которой две белые двери друг против друга вели в отделения и на которой пыльная лампа тускло светила где-то очень высоко в тщетной попытке разогнать полутьму.
Но площадка не пустовала. По ней метался от стены к стене тщедушный человечек с телефоном в руках и всякий раз едва не утыкался в стену своим выдающимся тонким носом, похожим на лыжный трамплин, так что Эдику даже стало интересно понаблюдать: врежется или нет. Человечек вопил в трубку, захлебываясь словами, будто тонул и из последних сил, изредка выныривая, призывал спасателей. На нем был белый халат, на продолговатой голове, напоминающей формой тыкву, надвинутая по брови шапочка врача.
Ты уже собралась?! выкрикивал он. Ну что же так долго, Анечка? Такси я уже вызвал нет, не уедет, дождется. Нет, не схожу с ума, просто очень взволнован! Думал, вы уже подъезжаете, да, да! Да, именно с Викусей, обязательно! Ничего не подхватит, просто маску на нее надень и с рук не спускай! Ты поймешь сама, что за спешность, только поторопись, Анюта!..
Антон и Эдуард со всеми предосторожностями обогнули с разных сторон буйного доктора и прошли налево. Прочная дверь отрезала заполошный голос, а в отделении шуму хватало и так: было время завтрака. Сновали туда-сюда санитарки с железными столиками на колесах, шаркали по коридору сонные и угрюмые больные.
Молоденькая медсестра с возмущенным лицом, разведя в стороны руки, бросилась им наперерез, но, увидев документы Кинебомбы, сразу подобрела и вызвалась их проводить. Через отделение они прошли в дальний, надежно спрятанный от докучливых посетителей коридор, где были административные кабинеты. В одном из них, за черным матовым столом, стиснутый со всех сторон стопками документов, говорил по стационарному телефону, точнее, слушал массивный главврач. Гостей приветствовал безмолвно, выставив в улыбке пугающе крупные зубы. Потом сказал в трубку мрачным до невозможности голосом:
Ну добре.
Положил трубку, всем своим видом показывая, что он полностью в распоряжении визитеров. Видно, с Антоном был уже знаком.
Как она? тут же спросил Кинебомба.
Главврач величаво кивнул головой, давая понять, что уточнять вопрос не нужно.
Девочку уже осмотрели, хотя это оказалось не самым простым делом. Ну что могу сказать? Годика четыре ей. Относительно здоровая малышка.
Как понять? напрягся Антон.
А как если бы ребенок родился здоровым, но был отправлен беспечными родителями в глухую деревню под надзор древней бабки, которая все болячки лечит соком алоэ и куриным пометом. Есть проблемы с желудком, диатез в слабой форме, анемия. Но это все цветочки по сравнению с психическим состоянием. Ее все пугает: люди, предметы, темнота и свет. Из предметов узнает только ложку, детский горшок, стул. Похоже, ее с самого рождения держали в изоляции. В темноте становится неспокойна, встает на ножки, прислушивается и словно ждет чего-то. Да, и еще издает животные звуки. Одежду с трудом на себе терпит, но не срывает просто не знает, как это сделать, потому что никогда с ней дела не имела. Судя по кожным покровам, до этого всегда ходила нагишом. Мы в порядке эксперимента оставили ее одну при свете: свернулась на полу в комочек и начала тихонечко подвывать.