Винникотт считал, что ему удалось обнаружить на карте сознания то место, откуда проистекают культурные опыты. Найдя этот «новый мир», он, как первопроходец, водрузил там свой флаг и назвал его «потенциальное пространство» или же «зона иллюзии». Эта территория располагается между человеческим «я» и внешним миром оно похоже на постепенно увеличивающийся разлом между расходящимися в стороны континентами. Сначала мать и ребенок одно целое, и, скажем прямо, это самое беззаботное время. Девять месяцев жизни в утробе с включенным в счет проживанием и питанием, а затем, после выезда из номера, самое внимательное обращение, как с лучшим клиентом. Мать заботливо предугадывает все желания и просьбы новорожденного. Кажется, будто он всесилен и сам вызывает к реальности ее образ. Стоит ему только заплакать («позвонить в звоночек») и она тут как тут: «Чего изволите?» Конечно, это не продлится вечно: вскоре нашему грудничку, привыкшему к полному пансиону, придется смириться, что хозяйка гостиницы существует вне зависимости от его желаний и что помимо него самого есть еще целый мир, который не спешит исполнять его капризы. Впрочем, если ничто не травмирует его в чересчур раннем возрасте, ребенок узнает это постепенно, и для этого ему придется пройти через зону иллюзии: через срединное пространство между «я» и «не-я», между субъективным и объективным миром, где разделенные пребывают в единстве, а единство не исключает разделения. Это пространство не исключительно материальное или же воображаемое, оно не подпадает ни под одну из юрисдикций, так как в полной мере не относится ни к суровой реальности, ни к пластичному от начала до конца царству фантазий. Это такая воображаемая страна, похожая на мягкую подушку-амортизатор, которая встает между ребенком и внешним миром и становится тем местом, где зарождаются первые простейшие игры такие как игра в «ку-ку». И там же со временем вырастут великолепные дворцы искусства, литературы, музыки, религии, научных изобретений и всех прочих проявлений человеческого воображения.
Возможно, став взрослыми, сидя в садах потенциального пространства, мы с удовольствием погрузимся в чтение «Братьев Карамазовых» (настолько, насколько нам могут доставить удовольствие печальное лицо Ивана и оскорбления Смердякова). В детском же возрасте нам вполне хватает и более простых предметов: мы играем с соской, куклой, плюшевым мишкой, лоскутом ткани, пропахшим чем-то родным и умиротворяющим, или же потрепанным одеяльцем, которое уже как только не использовалось в быту и явно не блещет чистотой. Винникотт называет такие вещи переходными объектами: именно потому, что они помогают ребенку выстраивать отношения между собой и миром, двумя граничащими царствами, которые в теории могут начать войну. Переходные объекты своего рода продолжение нашего сознания, но они находятся вне нас. Пупсы и мягкие игрушки не виде́ния, ведь мы можем потрогать их, укусить, помять, как и все прочие предметы. Но в то же время это не просто вещи, как и все прочие, не взаимозаменяемые товары, лежащие на огромном складе материального мира. Это чудесные предметы они одновременно живые и неживые: например, плюшевый медведь при необходимости превратится в заботливого защитника, будет хранить в себе тепло матери, пока ее нет рядом, а потом снова послушно вернется к образу жизни мягкой игрушки. Если мама исчезает слишком надолго, эта схема перестает работать, и переходный объект может перейти в застывшую форму и стать фетишем тогда зона иллюзии преобразится в мрачное царство уныния.
Когда человеческое «я» и внешняя среда наконец приходят к мирному соглашению и сепарации, переходные объекты теряют бо́льшую часть своих посреднических функций. Но это не значит, что они утрачивают все имеющиеся свойства или же что эти свойства не передаются другим предметам, с которыми мы сталкиваемся уже во взрослой жизни. К таким вещам относятся талисманы их значение для человека можно понять лишь в свете событий личной жизни. Роль других предметов приобретает колоссальные масштабы: например, вот уже несколько лет психоаналитики рассматривают смартфон в качестве переходного объекта для целого поколения людей, ведь он выстраивает наши отношения с миром, занимает промежуточную позицию между материальной и ментальной сферой, и мы ни за что не готовы расстаться с ним прямо как малыш Линус, который не желает выпускать из рук свое одеяльце, даже если его просто нужно постирать.
Примечания
1
Автор ссылается на популярный в Италии американский комикс Peanuts. Эту фразу часто говорит одна из героинь комикса. Здесь и далее приводятся примечания переводчика, если не указано иное. Прим. пер.
2
Пер. О. Коробенко.
3
Пер. Н. Рейнгольд.
4
Отсылка к стихотворению, открывающему сборник «Цветы зла»: Hypocrite lecteur, mon semblable, mon frère! «Лицемерный читатель, мое подобье, мой брат».
5
Пер. Н. Куняева.
6
Пер. Н. Галь.
7
Пер. Эллиса.
8
«Отчеты Кинси» две монографии о сексуальном поведении человека «Сексуальное поведение самца человека» (1948 г.) и «Сексуальное поведение самки человека» (1953 г.), написанные американским биологом доктором Альфредом Кинси в соавторстве с другими врачами, в которых он подверг сомнению принятые в обществе взгляды на человеческую сексуальность.
9
Здесь, как и в предыдущей главе, автор отсылает к популярному комиксу Peanuts, точнее к одному из его героев мальчику по имени Линус, который никогда не расстается со своим детским одеялом, хотя оно давно уже ему мало́ и сильно износилось. Некоторые психологи объясняют чрезмерную привязанность Линуса к этому предмету своего рода метафорическим переносом, в результате которого ребенок, чтобы отделиться от матери, связывает ее образ с каким-то объектом и, как следствие, не хочет с ним расставаться.
10
Пер. Н. Берберовой.
11
Бис-Бис пятеро персонажей с разными характерами и свойствами. Их задача познакомить маленького читателя с окружающим миром: цветами, числами, формами и разными живыми существами.