Но Василику это не пугало, напротив, что-то скреблось в ее сердце и взывало к смарагдовым духам, как будто душа ее хотела вечно блуждать между широкими деревьями, весной покрывать их зеленью, летом наполнять теплом, осенью собирать хрустящие листья, а зимой морозить и укрывать мягким снегом. Калина, узнав о таких мыслях падчерицы, наверняка затряслась и упала бы, поэтому Василика не могла сказать мачехе правду.
Ни один из молодцев не приглянулся, ведь сердце ее уже давно было отдано змеящимся тропкам, шелестящим кронам, толстым древесным жилам и пляшущим лешачатам. Иногда она даже завидовала Костяной Ягине. Ее изба стояла среди необъятных дубов и статных кленов. Если не всмотреться, можно и не заметить ворот старых, почти заросших и наверняка скрипучих, хотя Василика ни разу не видела, чтобы они открывались или закрывались, как будто и не жил никто в том доме.
Яшень навострил уши. Ведьмина изба внушала ему неподдельный ужас. Лешачата затихли и поползли в разные стороны. Боялись. Василика тоже инстинктивно задрожала и повернула коня. Страшно. Чудилось, что за воротами валяются груды человеческих костей, а когтистая Ягиня за столом доедает человечью ногу, сверкая нелюдскими глазами. Говорили, что ей минул четвертый век. Князья сменялись, умирали простые люди, а костяная ведьма жила и подпитывалась горячей кровью. Ела и животных, но чаще всего хватала любопытных людей, которые забрались глубоко в Лес. Интересно, почему ведьма не трогала ее, Василику? Могла ведь выскочить из-за ворот и схватить, но нет, видимо, не по вкусу ей была молодая девка. Может, ведьма предпочитала охотиться и любила, когда добрый человек кричал и вырывался, а не сам шел в морщинистые руки?
Яшень погнал подальше от колдовского края. Лешачата проводили Василику любопытными взглядами. Наверняка расстроились, что не принесла им гостинцев. Что поделать, не всякий раз получалось что-то стянуть. Однажды Василику застукала кухарка. Пришлось наврать, что захотелось поесть вишневого варенья прямиком посреди ночи, а будить слуг было несподручно. Та вроде бы поверила, но посмотрела косо. С тех пор Василика проявляла осторожность. Мало ли, вдруг кто расскажет мачехе, а та заподозрит неладное.
Ночной воздух приятно холодил. В Лесу было особенно свежо, намного лучше, чем в людной деревушке или городке. Вечерами трактиры стояли полупустые кому охота в такую погоду сидеть в четырех стенах, вдыхать жаркий воздух и есть жирную похлебку. Другое дело цветочно-травяные ковры. Иногда на растущую луну Василика замечала возле опушки лекарок и колдуний, выискивающих целебные и волшебные травы, которые нужно собирать при нарастающей луне. Вот и теперь две женщины бродили неподалеку. Она видела их силуэты, но не стала подходить близко. Василика надеялась, что они не обратят на нее внимания. Поговаривали, будто у лекарок и колдуний были птичьи глаза вместо человеческих, потому они умели собирать и выплетать венки даже в непроглядной тьме. Так благословила их Трехликая Богиня-Пряха, питавшая особую любовь к разным ведающим.
Яшень понес Василику к дому. Они враз проскочили цветочный ковер, пшенично-горькое поле, где колоски сплетались с полынью, и подъехали к самому краю родной деревни. Домики чернели, не было видно ни одного огонька. Все еще спали, а петухи только-только открывали глаза, чтобы прокричать первый раз и возвестить, что скоро начнет подниматься солнце. Василика спрыгнула на землю, взяла коня за поводья и тихонько повела сквозь скрипучие ворота. Они прошмыгнули во внутренний двор. Хорошо, что Яшень понимал ее, научился бесшумно переступать и не фырчать лишний раз. Василика отвела его в стойло, сняла седло, насыпала овса и проверила, хватает ли воды в деревянной колоде. Потом проскользнула в дом по лестнице для дворовых девок, разделась и легла в давно остывшую постель.
Ей это было не впервой. Обычно Калина не замечала или не хотела замечать ночных прогулок, реже услышав от слуг, с криками запирала Василику в комнате, заставляя трудиться над подвенечным нарядом и пришивать к подолу бусины и багряные кружева. Василика работала медленно, отчасти потому, что не получалось, а отчасти потому, что чутье шептало ей: Калина не выдаст ее замуж, пока не будет готов наряд. Не станет мачеха позориться, не пойдет к швее. Так поступали только самые неумелые рукодельницы. Потом их высмеивали настолько сильно, что страшно было выйти из дому. Поэтому каждая молодая девка знала: плохонький, но собственной работы наряд лучше, чем цветастый, с шитьем, сделанный чужими руками. Хотя рассказывали, что столичные белоручки прикасались к шитью лишь для вида, а сами держали в доме умелых рукодельниц, которые могли и полотенца цветами расшить, и каменья нитками скрепить, и кокошник подправить.
Но в их далекой Радогощи было принято по-другому. Иначе Калина не стала бы суетиться и следить за всеми тремя девками, чтобы каждая могла в любой миг нарядиться, показаться жениху и ждать сватов после удачных смотрин. Василика застонала, вспомнив, что к свадебному наряду нужен еще и каравай, румяный, пышный и с солью. Всякая невеста должна преподнести его дорогим гостям и подождать, пока те насытятся, а заодно и поймут, что девка та еще умелица. И зачем оно, если у них все равно готовят слуги? Спросить бы у Калины, да только она снова схватится за сердце и назовет Василику непутевой. А может, мачеха и сама не знала? Делала, как заведено, чтобы люди не засмеяли, и только. В Радогощи, да и других деревнях чтили старые обряды и с уважением относились к тем, кто выполнял их.
Василика тяжело вздохнула и зарылась в тонкое летнее одеяло, свернувшись в комок. Яркая луна светила за окном и словно бы подмигивала ей, мол, знаю я, девка, твою тайну, но не боись, никому не расскажу. Оставалось верить, что Калина не узнает и подумает, будто падчерица просидела за багряными цветами весь вечер, пока не погас тонкий огарок на расписном блюдце.
С этой мыслью Василика провалилась в глубокий сон. Ей виделся Лес дикий, непроглядный, с вывернутыми корнями и мшистыми пнями, на которых росли грибы. Посвистывал летний прохладный ветер, шелестели кронами и скрипели огромные дубы, зовя ее. Они просили Василику зайти поглубже, куда еще не ступали люди, и она шла, перескакивая с тропинки на тропинку и проскальзывая между стволами. Вдруг возник тонкий огонек. Он поманил Василику. Она быстро побежала к нему, нагибаясь и уклоняясь от еловых лап. Вверху ухнул филин, сорвавшийся с ветки. Птица взглянула на Василику и вдруг превратилась в жуткую седую ведьму. Она хрипло захохотала и попыталась протянуть пятнистые руки к испуганной девке. От страха, пробравшего все тело, Василика подскочила в постели и открыла глаза.
Солнечные лучи ярко освещали комнату. Позднее утро было в самом разгаре. Вставать не хотелось. Наверняка за дверью ее уже поджидала мачеха или сестры. Снова будут крики. Василика сладко потянулась на мягких подушках и отбросила одеяло. Она быстро сменила нательную рубаху с алым шитьем, бросила в рот клюкву и надкусила. Брызнул кислый сок. Василика сморщилась и тут же улыбнулась. Славные ягоды, хоть и подсохшие с прошлого дня.
Она вышла из опочевальни и прикрыла дверь. Стоило спуститься по лестнице, как к ней тут же подскочила Любава.
А вот и наша расчудесная лесавка проснулась! медово проворковала сестра и мигом схватила Василику за руку. Пойдем же, матушка давно хочет с тобой поговорить.
Василике стало не по себе. Если Любава так заговорила, значит, жди беды. Калина наверняка в гневе, запрет ее в комнате или прикажет выйти на смотрины к сыновьям кметов. Последних купчиха считала самыми недостойными. Бедные деревенские старшины жили чуть лучше простых людей. То была неровня богатым купцам, которые ходили по княжеским теремам и плавали на расписных ладьях, видели заморские чудеса. Но с мачехи станется. Она давно грозилась, мол, не сошьешь свадебного наряда сама, схожу к швее, а после силком потащу к сватам и отправлю в ближайший кметов дом, чтобы знала дурная девка, что потеряла из-за собственной глупости.
Василика тряслась всем телом, надеясь, что мачеха посадит ее за шитье. Меньшее зло, в конце концов. Калина, вопреки обыкновению, спокойно сидела за столом и жевала медовый пряник. Не топала ногами, не краснела от гнева, не пыталась схватить нерадивую падчерицу за косу. Осмотрев Василику, вздохнула и покачала головой.
Догулялась, нерадивая, фыркнула Калина. Хватит с меня твоих выходок, сил уже нет ум вбивать в дурную голову. Седлай своего коня и поезжай прямиком к Костяной Ягине. А если сама не поедешь, попрошу слуг проводить аж до избы. И чтоб духу твоего в доме не было! не выдержав, вскричала мачеха. Ешь с лесавками, покрывайся мшистой кожей и вой на болотах вместе с водяницами, но к добрым людям не вздумай соваться! Увижу тебя в Радогощи или других деревнях, выдам за первого встречного и не пожалею, так и знай.
Не жилось тебе спокойно на всем готовом, дорогая сестрица, любовно пропела Марва. Сама не живешь и нам не даешь. Что тут поделаешь, а?
В глазах старшей мелькали искры злобы. Василика знала, что сестры никак не могли найти себе пригожих женихов, потому как все лучшие засматривались на нее, младшую, а их, старших, отказывались вести под венец и надевать им на голову венок Лады. За простых крестьян ни Марва, ни Любава не желали идти мечтали стать богатыми купчихами или помощницами при боярынях, но никак не кметками и уж тем более не чумазыми бабами, которые серели и худели от постоянного труда.
И поеду! воскликнула Василика. Всяко лучше, чем выставлять себя, как скотину, на торги!
Собирайся, холодно сказала Калина. И помни, увижу где схвачу за косу и потащу под венец! Будешь трудиться, не разгибая спины, раз не захотела жить в тепле, покое и при каменьях.
Василика сама собрала котомку, думая, что может пригодиться, а что стоило оставить. Взяла немного меда, варенья, мешочек пшеницы, хлеб, несколько пирогов, стальной нож и пару бус из жемчуга и яшмы. Мало ли какой будет дорога. Да и примет ли ее Костяная Ягиня? А если примет, то как поступит сразу съест или подумает?
Василика не знала, что может понравиться ведьме, потому и выбрала два ожерелья. Вдруг ей приглянутся каменья? А может, придется по вкусу травяной мед или вишневое варенье? Она надеялась, что ведьма примет гостинцы и с добром отнесется к гостье. А дальше-то что? Жить при ней, служить, трудиться? Стирать одежду в речке, убирать избу, готовить и следить, чтобы все было вкусно и сытно, иначе Ягиня рассердится и отужинает ею? Всякое лезло в голову, но Василика решила: чем скорее постучит в заросшие зеленью ворота, тем быстрее узнает. Чего тревожиться заранее? Может, там вообще стоит давно заброшенная изба, в которой никто не жил много лет?
Василика прошла в конюшню, проверила, сыт ли ее верный Яшень. Конь радостно заржал. Видимо, надеялся на прогулку.
В Лес мы с тобой отправимся, провела она по гриве. Туда, откуда можем не вернуться.
Яшень спокойно смотрел на хозяйку. Вряд ли он понимал сказанное. Василика надела на него седло и уздечку, прикрепила увесистую котомку и вывела коня под любопытные взгляды слуг. Конечно, громкая весть уже разлетелась по дому и обросла домыслами.
Бедное дитятко, качала головой толстая кухарка.
И вовсе не бедное! отозвалась ее помощница. Девка сама напросилась.
Родная мать так не поступила бы, запричитала та в ответ. Оно и видно мачеха мачехой!
Не ту жалеешь, скривила губы чернавка. Бедная Калина с ней намучилась. Неудивительно, что насытилась по уши.
Э, дуры-бабы, махнул рукой конюший. Калина это специально затеяла, чтобы падчерица хлебнула горькой жизни и вернулась просить прощения. Кто ж в здравом уме к лесной ведьме поскачет?! К вечеру нагуляется, вернется и упадет в ноги.
Василика поджала губы, делая вид, что ничего не слышит. Вернется, как же! Ждите и готовьте женихов! Она обернулась и вздохнула, поймав провожающие взгляды. Мачеха смотрела с ледяным спокойствием, сестры злорадно улыбались, дворовые слуги глазели с любопытством, ожидая, что девка в скором времени прискачет назад и попросится обратно в теплый дом.
Василика вышла за ворота и мигом вскочила в седло. Яшень побежал по знакомой дороге, не понимая, что уже не вернется в теплую конюшню. Но то было к лучшему. Она сама не знала, чего ожидать, и втайне хотела, чтобы изба и впрямь оказалась пустой, пыльной, но с печью. С беспорядком Василика уж как-нибудь справилась бы, главное постучать в ворота и подождать.
Уже знакомые лешачата выскочили у опушки и, хохоча, побежали рядом с конем. Некоторые прикидывались домашней скотиной и птицей: мычали, блеяли и кудахтали. Любили они так развлекаться и играть с людьми.
Не к вам я сегодня, сказала Василика. Мне к ведьме надо.
Лешачата затихли, переглядываясь между собой, затем пожали плечами и проводили Яшеня прямиком к тому месту, где должны стоять ворота. Только самих ворот там не оказалось лишь кустарник. Василика потерла глаза, осмотрелась: вроде бы все та же поляна, вон дуб с большими желудями, вон знакомый клен, а ворот не было!
Чудеса, выдохнула она и натянула поводья.
Василика обошла поляну по кругу, но вход так и не появился. Тогда она решила еще раз внимательно осмотреть кустарники, раздвинуть ветви и убедиться, что не ошиблась. Руки сразу же наткнулись на острые колючки, острая боль пронзила пальцы. Пришлось отдернуть руку с оханьем, но оно того стоило обернувшись, Василика увидела знакомые ворота! Они выглядывали из-за еловых веток, как будто все время стояли на том же месте.
Яшень навострил уши. Коня пугали незнакомые запахи и лесная тишина, словно где-то сбоку притаилось лихо и вот-вот нападет, размахивая всеми своими лапами. Сердце Василики тоже учащенно билось. Может, она находилась на грани смерти. А может, что-то в ней ломалось и откалывалось, как откалываются ненужные куски камня, когда высекают скульптуру. Пересилив себя, Василика дрожащей рукой постучала в ворота. Громко и решительно, чтобы точно услышали.
Поначалу ничего не произошло. Василика замерла перед дверью, онемев от страха, не зная, что будет дальше, вслушиваясь в каждый шорох. Наконец кто-то прошел через внутренний двор, и заговоренные ворота со скрипом отворились. Перед Василикой стояла седая женщина, хмурая и бледная настолько, что могла бы сойти за мертвеца. Она посмотрела на Василику исподлобья и сказала:
О, ну вот и ты, красна девица. А я все думала, когда ты явишься.
Я?! не поверила та собственным ушам. Вы меня ждали?
Аж целый месяц назад, между прочим, фыркнула Костяная Ягиня. Карты показали, что явишься, да и ты сама тут все разъезжала, ходила вокруг да около. Ну проходи, раз пришла. Чего на пороге стоять?
Она впустила Василику и заперла ворота. Внутри оказался самый обычный двор. С одной стороны гуляли куры, с другой брехал цепной пес, а посередине стояла черная изба, не хуже и не лучше радогощецких. Василика даже немного разочаровалась. Никаких человеческих останков, кипящих котлов с разным варевом и звездами, капель крови, кусков мяса в общем, ничего необычного.
Лошадку привяжи, сказала Ягиня. И пойдем в дом.
Василика привязала поводья к крепкой дубовой ветке. Яшень недоверчиво покосился на нее и заржал. Видимо, просил не бросать одного в жутком месте, но выбора не было. Она вздохнула, потрепала коня по морде и пошла вслед за ведьмой.
Внутри было вполне обычно. Висели охапки трав под потолком, сушилась какая-то одежда у печи, на подоконнике лежала колода карт, на лавке спал жирный черный кот, а на столе стояли глиняные кружки со сбитнем. Ягиня жестом велела садиться, затем села сама и немного отхлебнула, с удовольствием нюхая теплый дымок.