Пространство будто пело рядом со мной. Это не была музыка сфер скорее, тонкие звуки, которые издавал бы вибрировавший одновременно на разных частотах воздух, если бы его колебания можно было воспроизвести в понятном для человеческого слуха виде. Чернота, разлившаяся морем раскалённого вара вокруг меня, словно бурлила и пенилась, а мой взор удалялся в глубину сознания, сжимавшегося в ядро. В этот момент я подумал, что Божественный разум именно так и породил окружающую нас Вселенную, когда его сознание оказалось сконцентрировано в точку космологической сингулярности, прежде чем раскрыться в своей огромной и необузданной силе наружу, словно бутон лотоса. Тогда и теория «Большого взрыва» мне показалась объяснимой и логически выверенной потому как в данный момент я переживал нечто подобное. Я испытывал что-то похожее на диссипацию исходящей из меня энергии переход неупорядоченных процессов в теплоту, настолько раскалилось моё энергетическое тело. В какой-то момент меня обуяло беспокойство, хотя я и понимал, что нахожусь вне физического тела и беспокоиться, по большому счёту, не о чем.
Расплескавшаяся вокруг меня непроглядная чернота внезапно стала оживать и светлеть. Будто мазутное пятно, растекавшийся в стороны воздух сначала стал приобретать различные оттенки обсидиановый, графитовый, ониксовый, а затем к ним добавились полутона и оттенки зелёного, коричневого, бордового, и спустя считанные мгновения чернота прояснилась, словно рассеялась плотность цвета в воздухе. Я с удивлением обнаружил, что за пределами того пространства, где я находился, в относительной близости от меня по контуру круга, словно очерченного невидимой рукой, желтеют какие-то огоньки. Приглядевшись, я изумился: на меня взирали десятки пар глаз неизвестных мне и очевидно очень враждебных существ, которые немигающим взором смотрели за тем, что я буду делать. Судя по всему, какие-то сущности внешнего контура Лимба пришли сюда, притянутые волнами моего страха или вибрациями мыслительных процессов я мог только догадываться, почему эти твари среагировали на моё появление и сгрудились вокруг, будто только и ожидая, пока упадёт невидимая стена или им будет дана команда «фас!». Я не мог разглядеть их силуэты и контуры лишь злобные и жёлтые глаза голодных сущностей междумирья. Может быть, те самые бесы, о которых немало написано в священных писаниях и житиях наиболее ярких просветлённых деятелей христианства и ислама, должны были выглядеть именно так?
Спустя мгновение я почувствовал, что окончательно сжимаюсь в ядро, внутри которого кипит готовая вырваться наружу раскалённая лава. Давление всё увеличивалось, меня сворачивало, будто бумажный лист, вдвое, вчетверо, ввосьмеро, и так далее. Пространство вокруг и внутри превратились в изолированный микрокосмос. Я закричал от страха, и в ту же секунду вновь погрузился во мрак. Не тот, который окружал меня в Лимбе, а во мрак сознания.
***
Процесс, захвативший мой разум и все мои силы, продлился неопределённое количество времени, как я понял позднее. Но когда я резко вынырнул из мрака небытия, я подумал, что всё случилось за считанные миллисекунды будто кто-то невидимый выключил и тут же включил свет в моей голове. Первое, что я почувствовал это сильнейший поток ледяного воздуха, проникшего в мои раскалённые лёгкие извне. Некомфортное, будто давно забытое ощущение. А за резким вздохом пришла жуткая головная боль, а также панический ужас задохнуться, какой бывает у погружённого в воду человека, который почувствовал, что запас для дыхания на исходе. Видимо, обеспокоенный мозг, решивший что он находится при смерти, начал рассылать панические сигналы по всему телу. Я выпучил глаза, пробуя вскочить, и все мои мышцы напряглись от ног и до шеи. Но сил встать у меня не было. Только боль в голове. Сперва резкая, затем неприятная и тянущая. Я начал быстро дышать, из-за чего накатила тошнота, а в глазах поплыли тёмные пятна. В этот момент я даже близко не понимал, где нахожусь, и что происходит. И вообще жив ли я.
Попробовал пошевелить рукой. На удивление она поддалась. Я физически ощущал присутствие конечностей, которые не только болели, но ещё и немели, как после анестезии. Тем не менее, мне удалось приподнять кисть руки и сжать пальцы. Движение мышц отозвалось жжением и болью. Это хорошо, подумал я. Значит, физическое тело ещё на месте. Лишь бы только не оказаться инвалидом, прикованным навеки к больничной койке! Вот этого точно не нужно. Провёл кончиками пальцев по простыне. Шершавая, в мелких катышках, плотная. Похоже, что и накрахмалена изрядно. Или материал такой точно, материал. Узнаю по тактильной памяти больничное тряпьё отвратительного качества. Спустя секунду я понял, что тело моё горит и мне ужасно некомфортно находиться на кровати. Очень хотелось в этот момент оказаться в прохладной ванне кожа будто иссохла после ожога, хотя я готов был поклясться, что у меня не было возможности обжечься нигде, по крайней мере на это указывали обрывки моей памяти. Левая рука слушалась плохо, и я ей шевелить практически не мог. Ноги ноги онемели, да. Кровь ушла из них в область таза, как я быстро догадался. Это означало только одно: обе ноги подвешены на петлях и не лежат на кровати. Что же получается, я обе пятки переломал? Или что-то и того хуже? Мысленно пробежался по всему телу, пытаясь понять, какие ещё сюрпризы мне уготованы. Ввиду невозможности двигаться и жара по всей коже, а также накатывающей боли с ног до головы, сделать это было возможно только одним способом: сконцентрировать луч внимания и пройти всё сантиметр за сантиметром, вслушиваясь в ощущения и стараясь ничего не упустить. В то же время я попробовал открыть глаза, и у меня это сразу не получилось. Веки были будто слеплены между собой. Я начал тяжело и часто дышать, пытаясь справиться с паникой, и в какой-то момент мне удалось открыть один глаз. Следом за ним и другой. Видимо, в процессе моего пребывания в бессознательном положении глаза обильно выделяли слизь, из-за чего веки слиплись от застывшего ревума. Перед глазами поплыла мутная картинка, словно я взирал на мир через окошко из слюды. А затем пришла ужасная боль в голове, и я начал звать кого-то, кто мог бы мне помочь. Крикнул, насколько хватило сил, и крик мой еле вырвался из пересохшего обожжённого горла вместе с сипом и свистом. Но этого оказалось достаточно, чтобы через несколько секунд перед моим взором появился силуэт женщины в белом, и склонился надо мною.
Мария, это ты? едва слышно прошептал я, верни всё назад. Всё что было, слышишь? И всё плохое, и всё с чем я боролся. Верни всё как было! Я не хочу оставаться в кромешной темноте, и не хочу чувствовать боль. Мария, ты где?
Силуэт поднялся, обернулся.
Владимир Геннадьевич, сюда! раздался женский возглас, и вскоре я увидел перед собой крупного мужчину в белом и с длинной темной бородой.
А-а, очнулся наконец! сообщил он, Оля, протрите ему лицо и затем капельницу.
Да, только что. Бредит, ответила женщина, и я почувствовал прохладную лёгкую руку на раскалённом лбу. Голова моя в этот момент была готова лопнуть как перезревший арбуз, как мне казалось. И лёгкое прикосновение даже несколько уняло боль в лобной части черепа.
Температура поднялась, констатировала она.
Это ожидаемо, кивнул мужчина, образ которого был едва различим через пелену перед глазами. Через несколько секунд на лицо легло холодное влажное полотенце, и я тотчас почувствовал свежесть и облегчение. Женщина очень аккуратно протирала мою кожу, волосы, нос, шею и подбородок. Затем уголком полотенца смыла всю грязь с моих век. Мужчина в этот момент стоял рядом и наблюдал. Когда моё зрение прояснилось, я смог рассмотреть тех двоих незнакомых мне людей более детально. Немного придя в себя, но всё ещё ощущая сильную головную боль, я понял, что нахожусь в больнице, причём лежу в «одиночке», подключённый к каким-то хитроумным приборам. Периферическим зрением я смог определить, что стена помещения слева стеклянная. Видимо, я находился под круглосуточным наблюдением. Но того, кто мог сидеть за «стекляшкой», я не видел.
Женщина передо мною откинула пододеяльник с лёгким одеялом в сторону и принялась протирать влажной тряпкой мою грудь. В воздухе висел едва уловимый запах уксуса видимо, его добавляли в воду, в которой мочили полотенце. Я разглядел её лицо: обычная, ничем особо не примечательная женщина за сорок, впрочем, не лишённая простой и непритязательной привлекательности. Одета в медицинский халат. Медсестра.
Мужчина явно врач высшей категории, таких видно издалека. Умное, сосредоточенное и при этом достаточно нахальное лицо со снисходительным взглядом и важно надутыми щеками. «Поди профессор какой-нибудь», заключил я, глядя на нависший надо мною крупный силуэт. Здоровый русский мужчина, весом заметно больше центнера, с массивными руками и высоким лбом. Смотрит скорее как энтомолог, без особого сочувствия, через очки в круглой оправе. Иногда врач почёсывал подбородок под бородой, будто это почёсывание подкрепляло его мыслительные процессы.
Воды, коротко попросил я пересохшим ртом. Меня жутко мучила жажда. Наверное, я бы мог выпить сейчас трёхлитровую банку, словно сталевар в конце смены у мартеновской печи.
Медсестра ненадолго ушла и вскоре вернулась со стаканом воды. В этот момент врач меня уже осматривал, довольно болезненно нажимая на разные точки на голове и не только. Сестра аккуратно приподняла мою голову, что отозвалось сильной болью, и понемногу влила в меня воду. Я выпил весь стакан и облегчённо откинулся на подушку, поняв, что жар внутри тела немного отступил. Видимо, организм сигнализировал телу из-за жажды подобным образом.
Где я? наконец я смог нормально говорить, и даже сперва не узнал свой голос настолько неестественным и громким он мне показался в первую секунду.
Вы в больнице, голубчик, ответил врач, имени Никифорова, Петербург. Хирургическое отделение. Помните что-нибудь?
Нет, ответил я. Мне сейчас не хотелось говорить совершенно. Всё болело. Немного напряг память и понял, где нахожусь. Недалеко от Литейного моста и Финляндского вокзала. Хорошо. Значит до дома также недалеко. Хотя, судя по моему состоянию, дома я окажусь ещё нескоро. Уж точно не сегодня-завтра.
Что со мной произошло? Я помнил свой короткий полёт с крыши, но никак не мог понять, как я вообще мог выжить после того, как был раскроен мой череп. Это же быстрая смерть без возможности реанимации в принципе.
Что с вами произошло я точно не знаю, ответил врач, но привезли вас практически при смерти. У вас была тяжелейшая черепно-мозговая травма. И личных вещей не было также никаких. Предполагаю, что вас кто-то мог ударить по голове тупым предметом, избить хорошенько и бросить умирать.
Череп был цел? Или открытая?
Цел, цел. Травма закрытая, но тяжёлая, ответил врач. Мне это казалось как минимум странным я был готов поклясться, что ощущал, как в проломленный затылок задувает ветер, а наружу вытекает всё, что у меня было в голове. «Удивительно», только и подумал я, фокусируясь на ощущениях в затылочной части.
У вас есть, кому позвонить? Родные и близкие? Кого нам оповещать? спросил врач, пока медсестра молча суетилась рядом, проводя различного рода замеры и процедуры.
Нет, я один. Больше у меня никого нет, дрожащим от волнения голосом ответил я. Скажите, доктор, дальше что будет? И насколько всё плохо?
Ну, у меня для вас две новости, сказал он.
Хорошая и плохая, как в анекдоте? Вяло пошутил я.
Нет. Плохая и плохая. Как в жизни. Во-первых, вам предстоит достаточно длительная реабилитация, инструкции на этот счёт я вам дам. Во-вторых, помимо головы у вас ещё зафиксированы повреждения тела. Множественные ушибы, перелом левой пятки и сильный ушиб правой. Отбиты рёбра. Я не знаю, кто вас отделал, но вам повезло, что вы вообще остались живы. Мы вас собрали как смогли, но процесс лечения будет небыстрым, сразу предупреждаю.
Голова болит очень сильно. Боль усиливается, сообщил я и закрыл глаза. Несмотря на то, что я пробыл неизвестно сколько без сознания или, даже если я в него приходил, то точно этого не помню чувствовал себя уставшим и разбитым, словно трое суток провёл без сна. Мутило, перед глазами плыли какие-то пятна, жутко хотелось спать.
Оля, кольни ему обезбол, а потом пусть поспит, проследи. А вы не пытайтесь встать. Начнёте дёргаться лечение пойдёт хуже и дольше, это я вам как врач гарантирую.
Я моргнул в знак согласия, потому как кивать не мог, а говорить не хотелось, и медсестра ввела мне какой-то препарат, после чего я достаточно быстро успокоился и погрузился в сон.
***
Я не знаю, сколько времени мне пришлось пробыть в бессознательном состоянии, да и не имело это никакого значения, в общем. В данный момент бытовые дела никоим образом не беспокоили меня, потому как единственная мысль, крутившаяся у меня в голове, задавала вопрос то ли моему сгущенному сознанию, то ли мирозданию вовне что будет дальше и какова моя роль в этой неприятной и пугающей истории?
Когда я погрузился в очередной сон на больничной койке, среди проплывших мимо моего внутреннего взора пятен и бессвязных картинок калейдоскопом пронеслись воспоминания последних дней, выхваченные моим сознанием в чётко оформленные картинки. Они сфокусировались в некую разноцветную абстракцию, переливавшуюся всеми цветами радуги перед глазами, после чего начали принимать очертания, мне уже знакомые. В какой-то момент предо мною появились образы светлых существ, похожих на ангелов. Они заинтересованно смотрели на меня, паря в воздухе. Затем один из них отделился от группы, замершей поодиночке равноудалённо друг от друга, проплыл ко мне и водрузил мерцающий светом шар на моё лицо. В тот же момент меня начало сильно трясти, а область над переносицей жгло нестерпимо. Этот шар погружался в мою голову в месте, где находилась, по повериям индуизма, моя Аджна та самая чакра третьего глаза, ответственная за разум, фантазию и интуицию главные инструменты любого просвещённого или колдуна. В этот момент мне стало очень любопытно, что сказали бы практикующие мастера на этот счёт. Однако я не успел погрузиться в мысли или созерцание, потому как пространство перед глазами взорвалось миллионами светлых искр, ослепив меня и заставив изрядно понервничать спустя мгновения картинка исчезла, и я снова утонул в темноте.
Ты жив. Это хорошо? спросил меня знакомый голос. Я начал различать образ женщины в белоснежных одеждах предо мною, проявлявшийся всё чётче.
Здравствуй, Мария, приветствовал я, да, жив. Хорошо или нет пока не понял. Но точно лучше, чем сидеть там, где я был недавно.
Понимаю, кажется, она усмехнулась.
Скажи, что со мной происходит? И как так получилось, что я выжил после всего?
Мы собрали тебя по частям. Вернули в нормальное состояние. Пришлось постараться, конечно. Энергии на земле не то, с чем легко работать. Что могли сделали.
Если вы смогли меня собрать, то вы смогли бы и без больничной койки вдохнуть в меня жизнь заново, не так ли? Логично рассудил я.
Да. Но не стали, спокойно и даже как-то безразлично ответила моя собеседница.
Почему? Её ответ меня удивил.
Это будет тебе уроком. Полежишь, прочувствуешь боль и будешь ценить здоровье. А заодно и жизнь, и физическую крепость. В противном случае, проверни назад время на те доли секунды и верни тебя здоровым ты бы ничего не понял. Это тоже урок твоей души, Мария была бесстрастна. Мне казалось, она вообще не испытывает ко мне сострадания.
Ясно. Решили меня помучить на больничной койке, разочарованно констатировал я. Её подход меня обидел и даже разозлил.
На больничную койку ты сам попал, это был твой выбор. Мы помогли тебе выжить, в ответ на твою просьбу, холодно отрезала она.