Забытые по воскресеньям - Клокова Елена Викторовна 4 стр.

Да, они совершают побеги, но не знают, куда идти. Забыли обратную дорогу. «Их» жилье продали, чтобы вносить ежемесячную плату за место в «Гортензиях». Цветочные ящики пусты, коты пристроены. Родной дом существует лишь в их воображении, в их личных библиотеках. Именно там я и люблю проводить время.

Я ужасно расстраиваюсь, когда вижу, как старики толпятся с десяти утра у стойки администратора и глаз не сводят со створок главного входа, которые то открываются, то закрываются.

Они ждут.

В хорошую погоду мы выводим (или вывозим) наших подопечных в парк, чтобы они погрелись на солнце, сидя под липами. Ветер, шумящий в кронах деревьев, пчелы, бабочки и птицы доставляют им несказанную радость. Мы даем им кульки с хлебными крошками некоторые обожают кормить воробьев и голубей, кто-то их боится, есть и такие, кто отгоняет пернатых ногой, иногда из-за этого начинается громкая ссора, и никто не стесняется в выражениях. Но главное, что, ругаясь, они перестают ждать, а хорошая погода везде одинакова, будь они дома или в другом месте.

Устав, я поднимаюсь на последний этаж, сажусь спиной к витражному окну, выходящему на крышу, закрываю глаза и задремываю минут на десять. В ясную погоду солнце греет мне затылок я это обожаю.

Чайка часто взлетает и смотрит на меня из поднебесья.

Потом я возвращаюсь к делам и не всегда сразу понимаю, утро сейчас, день или вечер. Я сегодня не работаю сверхурочно, просто не хочу возвращаться домой. Не могу смотреть в тоскующие глаза дедули, в которых всегда зима. Не хочу видеть бабулю, ищущую в моем лице отцовские черты, не желаю стучать в дверь комнаты Жюля, окуклившегося в молчании, погруженного в онлайн-игры или окопавшегося на Beatport[10], платформе дистанционной загрузки электронной музыки.

Я снимаю с Элен компрессионные чулки и массирую ей ноги. А она снова рассказывает мне о пляже, о высокой блондинке в цельном купальнике, сидящей рядом в шезлонге и натирающей себя душистым маслом монои.

Случается, что одна из сиделок отсутствует и работать приходится в адском темпе. Это нелегко, и, если я чувствую, что готова сорваться на грубого или капризного постояльца, сопротивляющегося моим попыткам привести его в порядок или с гаденькой ухмылкой писающего под себя, я на пять минут сбегаю в комнату  19 и прошу Элен рассказать мне о Люсьене или клиентах бистро. Она часто вспоминает человека, прозванного Бодлером.

Он родился в Париже. После смерти бабушки унаследовал ее дом в Милли и в сорок один год поселился там в гордом одиночестве. Несколько раз в неделю, по просьбе мэра, давал уроки в местной школе знал стихи всех поэтов любых национальностей. Но больше всего любил Бодлера. У него была заячья губа, и дети над ним смеялись, а некоторые боялись, вот родители и потребовали его уволить. Он был постоянным посетителем бистро папаши Луи часами сидел у стойки и декламировал.

Элен читает мне стихотворение, которое Бодлер бормотал с утра до вечера между двумя глотками спиртного:

Глава 16

1933, конец весны

День свадьбы в Клермене. На площади перед церковью длинные столы уже накрыты белыми скатертями. Все жители деревни собрались, чтобы отпраздновать бракосочетание сына мэра Юго с рыженькой Анжель, дочерью кузнеца.

Она стесняется своего цвета волос виной тому роман Жюля Ренара «Рыжик»[12] и потому попросила портниху Элен Эль сшить очень плотную фату, а веснушки закрасила белым мелом.

Этот день должен был стать счастливейшим в ее жизни, но Анжель неуютно. Дело не в волосах и не в коже. Кузен Юго Фредерик все время на нее пялится. Анжель пьет вино, чтобы отвлечься, но, стоит ей повернуть голову, и она натыкается на его отвратно масляный взгляд. Даже в этот торжественный день он не оставляет ее в покое.

Преследование длится много месяцев.

Фредерик ждет ее у дома, тенью следует за Анжель по улице. Она всякий раз обдает мерзавца холодом, но он все никак не успокаивается: «Здравствуйте, вы такая хорошенькая! Добрый вечер, мне нравятся ваши волосы! Добрый день, какая приятная неожиданная встреча! Доброе утро, у вас потрясающие глаза»

Анжель так и не осмелилась поговорить с Юго. Во время церемонии она жутко боялась, как бы Фредерик не помешал свадьбе. Ничто не предвещало скандала, но на душе было тревожно.

Юго куда-то отходит, и Фредерик направляется к ней. Анжель не успевает поймать мужа за руку и удержать при себе, а улыбающийся Фредерик все ближе. Его улыбка навязчива, как дурной запах. Анжель закрывает глаза и делает большой глоток вина, ухитрившись обжечь горло. Фредерик рядом, и ей хочется отхлестать его по щекам, расцарапать шею, вцепиться в волосы и вырвать сколько сумеет. Жалко, что она не мужчина и не может исколошматить его до полусмерти. Она слышит его шепот:

 Мне очень нравится красный водопад ваших волос.

Не выдержав, Анжель резко вскакивает, цепляется платьем за гвоздик, и платье рвется на талии. Ей кажется, что треснула не ткань, а кожа, и удивляется, почему не потекла кровь. На землю падает несколько белых жемчужин, сердце вот-вот выскочит из груди, Анжель поднимает голову и говорит молящим тоном:

 Исчезните

А потом просит мать привести портниху, живущую в двух шагах от церкви, а она подождет их в доме священника. Слава богу, никто ничего не заметил, даже Юго. Мать бежит к мастерской, закрытой, как всегда по воскресеньям, но она толкает приоткрытую калитку и попадает на дорожку, ведущую к стеклянному строению на заднем дворе.

Элен сидит на деревянном столе по-турецки, как делают мужчины-портные, и громко с кем-то разговаривает. Мать Анжель стучит, какая-то птица вспархивает и улетает. Сквозь застекленную дверь женщина замечает, что Элен смотрит на нее, но не видит. И вдруг делает приглашающий жест.

Мать Анжель приняла за собеседника молодой швеи тряпичный манекен, девушка одна, но с кем-то ведь она разговаривала!

Час спустя платье новобрачной выглядит целёхоньким. Элен прошлась по всем швам. Они с Анжель стоят лицом к узкому коридору, рядом с вешалкой, соединенной с зеркалом. Элен открыла дверь дома, чтобы впустить свет. Юная жена восхищается работой швеи, как чудом.

 Простите меня, Элен

 Но за что? Я не понимаю

Анжель вглядывается в лицо собеседницы: Элен моложе на три года, но возраст по лицу не определяется. У нее очень светлая кожа, заколотые в пучок волосы растрепались, голубые глаза, крупный рот и высокие скулы придают ей неотразимую прелесть. Элен принадлежит к тому типу славянских красавиц, в которых кто-то влюбляется с первого взгляда, а кто-то презрительно фыркает: «Ну и что в ней хорошего? Все слишком, все карикатурно большое! Вон, глазищи, аж до висков достают!»

В Клермене люди называют Элен Эль сумасшедшей, а дети ее боятся.

Анжель берет Элен за руки.

 На первых примерках вы мне не нравились. Мама решила, что платье сделаете вы, и только вы А я вас боялась.

 Ничего страшного,  отвечает Элен.  Я тоже себя боюсь.

Анжель улыбается молодой женщине, которая словно бы где-то витает. Она привлекательна, но есть в ней нечто тревожащее душу. Элен смотрит не на окружающий мир, взгляд ее обращен в себя. А еще она никогда не улыбается. Даже когда отвечает «да».

 Пальчики у вас, как у феи,  говорит Анжель, Элен смущенно опускает глаза, они обнимаются и расстаются. Фредерика не видно, и Анжель облегченно вздыхает.

Элен остается одна. Она несколько секунд разглядывает свои пальцы, потом берется за уборку. Дверь так и стоит открытая Элен приманивает солнце, где бы она ни находилась.

Назад в мастерскую она идет мимо кладбища и пытается читать фамилии на надгробных плитах. Элен толкает низкую боковую дверь церкви, входит в тихую пустоту, опускается на колени и обращается к Богу, повторяя одну-единственную фразу: «Научи меня читать!»

 Что делаешь?

Я вздрагиваю от неожиданности и захлопываю тетрадь.

 Пишу.

 Вообразила себя Маргерит Дюрас?[13]

 Откуда тебе известно о Маргерит?

 Из курса французского. Нудятина. Очень надеюсь, ты пишешь по-другому.

 Если бы я умела как она Открой окно.

 А ты что такая смурная?

 Терпеть не могу, когда ты куришь в моей комнате!

 При чем тут комната? Тебя бесит, что я курю И зря, ты же мне не мамочка.

Жюль открывает окно, высовывает голову. Вид у него обиженный, и я сообщаю:

 Вчера вечером снова был анонимный звонок из «Гортензий».

Он оборачивается, прищуривается и спрашивает:

 Какое семейство «осчастливили»?

 Тебе пора к парикмахеру Родственников Жизель Дионде, крошечной галантерейщицы с сиреневыми волосами. Я рассказывала тебе о ней на прошлой неделе.

 Помню.

 Раньше она много времени проводила за игрой в карты и ходила на мастер-классы во все мастерские, но с начала лета кучкуется с остальными у главного входа, так что имела счастье лицезреть заплаканных родственников в трауре.

Жюль щелчком отправляет окурок в сад. Завтра утром дедуля подберет его, ворча себе под нос, потом бросит в таз с водой, которой будет поливать розовые кусты и травить всяких букашек.

Жюль садится рядом со мной на кровать.

 И что они сказали, когда увидели старушку живой?

 Вообрази себе потрясение бедолаг! Вообще-то мне показалось, что они были разочарованы.

 Что значит разочарованы?!

 Понимаешь, смерть старого человека кладет конец чувству вины. Это очень сложно Печаль пополам с облегчением.

 А «покойница» что сказала?

 Она их не сразу узнала, но потом выглядела довольной. Тем более что в полдень они повели ее в ресторан. Знаешь, старики часто бывают неприветливы с членами семьи, но если их вдруг начинают навещать, что-то меняется. Тоска и тревога отступают. Вот и Жизель во второй половине дня вернулась к карточной игре после трехнедельного перерыва!

 Значит, звонки Анонима приносят какую-то пользу?

 Мадам Ле Каню только что объявила персоналу, что полиция проведет расследование внутри дома престарелых,  я передразниваю интонацию начальницы, надеясь развеселить Жюля,  чтобы раскрыть тайну анонимных телефонных звонков.

Но Жюль не удостаивает меня улыбкой.

 К вам заявятся настоящие легавые с экспертами?

 А как же!  хохочу я в ответ.  Дело поручено Старски и Хатчу[14].

Жюль хихикает. Старски и Хатч два жандарма из Милли, все называют их «ковбойцами». До отставки обоим осталось несколько лет, а когда они уйдут, других не будет. Кажется, прозвища существовали всегда и появились задолго до моего рождения. Раньше один жандарм был блондином, другой брюнетом. Сейчас у обоих светлые волосы. Дедуля считает, что эта парочка последние, кого следует звать на помощь в случае несчастья. В Милли их не любят глупость труднообъяснима, а у них она написана на лицах. Наши Старски и Хатч спесивы и никогда ни с кем не здороваются, а руку протягивают, только чтобы вручить штрафную квитанцию. За неправильную парковку. Да разве в Милли можно кому-то помешать, припарковавшись как-то не так?! Улицы пустынны. Лично меня они не только смешат, но и вызывают опаску все-таки люди с оружием!

Жюль, правда, утверждает, что пушки у них игрушечные, но я не верю.

 Кто, по-твоему, звонит родственникам?  спрашивает брат.

Я смотрю на его идеальный профиль: никогда не видела никого красивее, хотя волосы могли бы быть короче.

 Не знаю. Кто угодно. Но у него есть доступ к личным данным, и он знает фамилии и привычки «забытых по воскресеньям».

 Это кто еще такие?

Глава 17

Воскресенье.

Жара, длившаяся шесть дней, наконец спа́ла. Я смертельно устала. Выдохлась. Мало того что я перестала считать свои переработки, но в случае подобного кризиса время начинает управлять нами.

Я заступила на дежурство в восемь, а до того не спала всю ночь до пяти утра танцевала в «Парадизе». Мне нужно было почувствовать себя молодой, напиться, нести чушь, накраситься, кокетничать, надеть платье с декольте, танцевать, закрыть глаза и поверить в свою красоту.

С прошлой осени я часто заканчиваю ночи в объятиях одного и того же человека. Он старше ему двадцать семь (скорее всего), а зовут его Я-уж-и-не-помню-как. Иногда для разнообразия случается интрижка на одну ночь, но мы неизменно сходимся, как издания, выходящие дважды в месяц.

Воскресенье день посещений. Не для всех. Я выпила пять чашек кофе, чтобы заняться теми, к кому не приходят. Воскресенье сложный день. Он наполнен печалью. В «Гортензиях», скажете вы, каждый день похож на воскресенье, но тут уж ничего не поделаешь как с биологическими часами. Каждое воскресенье старики точно знают, какой день недели наступил.

После умывания мы смотрим трансляцию мессы по телевизору, потом съедаем «улучшенную» трапезу. Авокадо с креветками, переименованными в «дары моря под соусом майонез», и шоколадные эклеры «сахарное объедение с начинкой».

Каждый день наш повар варит овощной суп, но именует его по-разному: по понедельникам «сезонный суп», по средам «суп-пюре из сада», по пятницам «вишисуаз». Обитатели «Гортензий» обожают изучать меню на неделю. Только эта карта сокровищ еще способна их заинтересовать помимо рубрики «Некрологи» в местной газете.

По воскресеньям к вину добавляется кир[15], помогая «переварить» утро, только нельзя терять бдительность, чтобы кто-нибудь не выпил чужую порцию, иначе разразится скандал, а то и потасовка. Столовая заменяет обитателям школьный двор, где очень удобно сводить счеты. Даже мне доставалось несколько раз.

В середине дня мы с коллегами накрываем столы белыми скатертями и меняем стаканы на бокалы. Как в ресторане.

После еды некоторые старики возвращаются к себе ждать посетителей или из-за Мишеля Друкера[16]. Других мы чем можем развлекаем в карточной комнате: разыгрываем сценки, поем в караоке, играем в лото и белот[17], смотрим кино. Больше всего им по душе фильмы Чаплина, они очень их веселят.

Обожаю, когда они поют «Маленький потерянный бал»[18] в микрофон, подсоединенный к двум колонкам. Это их любимая песня. Иногда мы даже танцуем. У нас, конечно, не «Грязные танцы»[19], но нам нравится.

Сегодня мы пригласили всегдашнего мага-волонтера, который живет в нашем квартале и притаскивает с собой кучу голубей и белых кроликов. Фокусы почти никогда ему не удаются, потому что руки у него растут не из того места. Все понимают, как он это делает, но для «забытых по воскресеньям» живой голубь или кролик в цилиндре настоящее чудо, которое помогает им пережить очередной день.

Около 14:00 я спиной почувствовала взгляд голубых глаз Призрака. Я рассаживала моих подопечных на стульях через несколько минут должно было начаться представление,  когда услышала его «здравствуйте!». Одна из горлиц вырвалась на свободу из левого рукава горе-артиста.

Он стоял за мной. Он мне улыбнулся. Он мне улыбнулся. Он мне улыбнулся. Он держал в руке книгу. Он был в джинсах и футболке «на вырост».

 Хотел поздороваться, прежде чем идти к бабушке. Собираюсь ей почитать.

Установленный факт: стоит мне увидеть этого мужчину и я теряю голову.