Однако ж Иван Васильевич тоже не лыком шит. продолжил он с печальным вздохом. Кормление Бобрикову даст, тут уж никуда. Но Андрей Петрович в Белёве только на хозяйстве будет. А ко всему, что с ратным делом связано, он без касательства. По ратным делам я начальствую. Государеву службу порядком налаживать станем. И первым делом на белёвских землях решено дворян верстать. Ибо здешних послужильцев Бобриков сманил. Жаль, конечно, но они своё получат. Дай только срок, уплатят за измену. А пока что верный служилый люд надобен. Да в скорости. Ибо неспокойно в порубежье. Из степи доносят набег зреет большой. Так что будем здешнее войско наново составлять. Вот так, Фёдор Степанович. Что скажешь?
Клыков растерянно пожал плечами.
Не знаю. Вам-то с верхов видней. Я что? Каким боком судить могу?
Судить не можешь, это ясно. А вот касательство имеешь. По книгам выходит, что пашен на сотню поместий хватит. Стало быть, новикам и сотник нужен. И, по всему, хорошо станет, ежели он из местных будет. Дабы всю округу знал как свои пять пальцев. Я, было, Корнея на это место сватал. Да он, вот, обветша́ться35 решил. Устал, говорит, от службы ратной.
Да уж будя, навоевался. подтвердил Корней. Без малого тридцать лет в седле. Сплю в обнимку с саблей. Хватит. Нога, опять же. Сразу-то, по молодым годам, ничего, а нынче замечаться стало. Так что пора мне на покой, пора.
Ну на покой ты даже не надейся. строго заметил Горенский. У великого князя нынче каждый верный человек на вес золота. Так что, коли к ратной службе не годен, всё одно, дело по тебе найдём. Да вот хотя бы. Пётр Иванович выудил из стопки бумаг грамоту, показал её Корнею и бросил обратно в кучу. В кабак тутошний тебя поставлю. Целовальником. И не криви морду. Это нынче тоже государево дело первой важности. Ну да об этом после потолкуем. А пока про сотника. Корней Давыдович на сей счёт говорит, мол, лучше Фёдора Клыкова не сыскать. Воин, де, добрый, спытанный. И с пониманием, опять же. Ну так что скажешь, Фёдор Клыков? Пойдешь на службу государю сотником?
Фёдор не верил тому, что слышит. То, как внезапно и стремительно всё в судьбе его перевернулось, не умещалось в голове. Ещё утром он готовился к суду, от которого не ждал пощады. И вот не дошло до полудня, а ему уже предлагают стать дворянином, да не простым, а сотным. Даже в бабкиных сказках, где миром правят чудеса, такого не случалось.
Да я это
Стать дворянином Фёдор не мечтал. Родившись в семье послужильца, всё детство проведя средь княжеских вояк, он сам уже много лет тянул эту лямку и не искал себе другой судьбы. А бедолаг, что мыкали горе на государевой службе, ему всегда хотелось пожалеть. Так что если бы стать поместным сотником Клыкову предложили месяц назад, он бы только рассмеялся и кулаком постучал по лбу. Но как отказаться теперь? Ведь тогда придётся вернуться в послужильцы князя. А Клыков не то чтобы боялся суда и наказаний, но то, как с ним обошлись после долгих лет верной безупречной службы, простить не мог. Так уж устроен любой человек, что безвинная обида ранит его гораздо сильнее, чем тысяча ударов батогами.
Ну вот и ладно. кивнул Горенский, бессвязные слова приняв за согласие. Князь устало потянулся, громко хрустнув шеей. Коли так, обверстаем тебя нынче же. По наказу каждому дворянину поместье нужно. Земля сия не твоя, не радуйся. Государева земля. Ты на ней временный хозяин. И за то царю службой обязан. Как призовёт, явиться должен конно, людно да оружно. Разумеешь?
Фёдор молча кивнул и не сдержал печальную усмешку. Бог, видать, большой затейник, раз ему интересно так внезапно и стремительно перевернуть всё с ног на голову.
Простому дворянину сто четей положено. Но тебе, как сотнику, сверх того дадено будет. Горенский обратился к писарю, что сидел рядом за кипой бумаг. Что там есть подходящее?
Чиновник пробежал глазами крупно исписанный листок:
Да тут, Пётр Иванович, всё, что нарезано, в нужное не выходит. Где десятка четей не достанет, а где и боле. Ежели с прибавком сотным, токмо Водопьяновка к делу стала бы. Да там другая незадача. Слишком много четей. Почти двойной надел выходит.
Князь повернулся к Клыкову.
Слыхал? Не велик выбор. Либо берёшь меньше того, что положено. Либо Водопьяновка, но тогда придётся тебе второго вояку сыскать и на свой счёт его содержать да оборуживать. Сыщешь?
А чего искать-то? У меня сыну днями пятнадцать. Коли так, он тоже, считай, дворянин отныне. Вот и выйдет нам на семью Водопьяновка в самый раз.
Горенский сдвинул брови и пристально посмотрел на Фёдора.
И когда ему пятнадцать?
Да вот уж прям. соврал Фёдор.
Не виляй. строго, но беззлобно потребовал князь.
Месяц с малым. ответил Фёдор, в уме прикидывая, сможет ли скрыть, что на самом деле Семёну до пятнадцати ещё четыре месяца.
Месяц с малым
Да ты не сомневайся, Пётр Иванович. Он у меня парень эге-гей. К службе с малых лет приучен. Что на коне, что пешим вояка годный будет. Что ж, коли без месяца, так для войны не гож разве?
Горенский задумался.
Что ж, быть по сему. Запиши. Село Водопьяновка и земля, что к ней тянется, за сотником Фёдором Клыковым и сыном его
Семёном. торопливо подсказал Фёдор.
И сыном его Семёном. Горенский откинулся на спинку кресла и устало закончил разговор. А то, что там сто восемьдесят четей вместо положенных двухсот двадцати, так то сам решать будешь. По уложению на такой случай тебе из казны вспоможение дадено будет. В этот год крестьян тамошних от всякого тягла освободишь. Пущай лес под пашню сводят. Им самим, небось, новые поля не помешают. Вот так-то, Фёдор Клыков. На неделе воинство твоё прибывать станет для верстания. А покуда всё. Ступай, везучий ты сукин сын.
Глава четвёртая
К полудню 20 октября на лобном месте детинца собралось семьдесят два дворянина. Каждый за плечами имел много лет службы на денежном окладе: непрерывные мытарства, казённые углы, скудная кормёжка и вечно недовольное семейство. Потому сейчас, когда они оказались в Белёве, где у государевой казны появились новые свободные угодья, разговоры шли только об одном земля. Сто четей пашни. Какие они будут, где их нарежут московские рядцы, сколько смердов насчитает сельцо, каково окажется хозяйство, и как пойдут дела. В том, что пойдут они хорошо, никто не сомневался. А как может быть иначе, ведь не зря же так долго ждали.
Первым делом в усадьбе все дорожки замощу, чтоб про грязь забыть. мечтательно рассуждал десятник Авдей Жихарь. Как-то раз татарская стрела угодила ему чуть выше колена, зацепив бедренную кость. Рана зажила, но с тех пор от любой сырости правую ногу сверлила нудящая боль. На службе, в походе оттерплюсь, тут уж чего. А дома нет, не желаю. Всё замощу.
Да ну, одощатить сподручней будет. Дешевше, опять же. не соглашался Андрей Развалихин, вечно всё сводивший к подсчётам. Досок наколол вот тебе и мостовая.
Нет уж, братец. стоял на своём Жихарь. Доска чего? Сгниёть. А каменюкой замостить навечно. Так что пусть дорого, но мостить буду. Вот ты как думашь, сотник?
Авдей повернулся к дворянину, который сидел на перилах гульбища, свесив короткие, чуть кривые ноги и плечом навалившись на опорный столб навеса. На безбородом скуластом лице выделялись большие прозрачные с лёгкой зеленью глаза, что смотрели на мир с печальной мудростью человека, который за неполные тридцать лет повидал столько, что иным хватило бы на девять жизней. На самом деле сотником он не был. Просто три месяца назад их голова погиб в бою и с тех пор десятник Никита Шелгунов нёс это бремя на себе, поскольку никто из товарищей не возражал.
Вместо ответа Шелгунов печально вздохнул. Перед его мысленным взором чередой промелькнули четырнадцать лет службы. Как жил на узлах без постоянного угла, а порой и вовсе без крыши над головой. Как возил с места на место сначала беременную, а потом только что родившую жену. Как потерял из-за этих переездов первого ребёнка, застудившегося, когда ночевали в поле. Как из-за безденежья не похоронил по-христиански, а просто закопал в чужой земле умершего отца, который тоже тянул лямку служилой жизни от рождения до дряхлой немощи.
Да уж, сполна хлебнул, чумичкой36. невпопад сказал Никита, но тут же просветлел лицом и мечтательно улыбнулся.
Ныне дело шло к счастливой перемене. Теперь за многолетнюю верную службу ему обещали дать поместье в сто четей плодородицы. Как в сказочных грёзах, что Шелгунов с малого детства лелеял в душе под рассказы отца, который помещиком так и не стал. Да и сам Никита иногда, в особенно трудное время, терял надежду. Но вот ведь дожил и уже сегодня получит вожделенный надел.
А я первым делом конюшню слажу. отозвался Демьян Рогожин, известный лошадник. Он сидел на завалинке, спиной привалившись к бревенчатой стене и, подняв голову, мечтательно следил за плавным ходом белоснежных облаков. И сеновал. Непременно большой сеновал. О прошлый год по бескормице казённой коня потерял. А было б поместье, да сеновальчик, так по сю пору ходил бы подо мной Каурка. А так Кормить нечем было, вот и пришлось под нож пустить, чтоб лучшим другом детей накормить. А какой конь был, э-э-эх Вы такого коня отродясь не видали.
Ха, не видали мы, сказал тоже. вмешался в разговор Мирон Насекин, снискавший в сотне славу забаутника37. Худощавый и вёрткий, с подвижным лицом и беспокойными руками, он вскочил на ноги, чтоб оказаться выше всех. Я как-то раз в бою такого коня взял. Вот это был да. Что ты!
Ну-ка. всерьез оживился Рогожин, который терял покой, едва речь заходила о лошадях.
Давай-ка, поведай, что за чудо-конь. поддержал Авдей Жихарь, с улыбкой тыча локтём в бок Развалихина.
У-у-у-у! Мирон закатил глаза. Как гарцевать учнёт сказка. А летал как? Что на крыльях. Земли не касался. Как-то раз один мурза ногайский узрел, так что банный лист прилип, не отвадишься. Уступи, деи, что хошь бери. Вот что попросишь, то и отдам. Ну я тоже ни в какую. Мол, самому нужон. В ратном деле добрый конь полжизни стоит. Так он, мурза энтот, до того загорячел, весь гарем, деи, забирай. Мол, на что мне энти глупые бабы. Во как. А бабы-то у него не простые, ясно дело. Лучших пород. Мурза, никак, понимать нужно. И он мне дюжину энтих баб ну чуть не силком пихает.
Да уж скажи сотню Чего жмёшься-то? с усмешкой вставил Гришка Ладыжников, без замечаний которого не обходился ни один рассказ Насекина. Али остальных на следующий раз приберечь решил?
Ты Знаешь возмутился Мирон и покраснел, но никто не мог сказать точно, по какой причине. От стыда, что его уличили в бессовестной выдумке, или от гнева на то, что мешают вещать святую правду.
И-то верно, Гришка. Шелгунов неожиданно вступился за Насекина. Но не успел Мирон благодарно кивнуть и продолжить рассказ, как Никита добавил со сдержанной усмешкой. Не хочешь слушать, как люди врут, так сам ври, давай!
Ну, н-е-е-ет. Ладыжников замахал руками. Здесь уж мне куда? Миронка у нас врёт, что шёлком шьёт. Гладь знатная выходит. Мне так не под силу.
Тут уж насмешки стали сыпаться со всех сторон.
Уж коли Насекин врать станет, ни пеший, ни конный не догонит.
Он разве что невзначай правду молвит, по случайности.
Да пошли вы в таком разе Все скопом! вспылил Мирон, но едва в ответ грянул дружный смех, и сам улыбнулся. Будто для себя стараюсь. Сами же пристали. Расскажи да расскажи. А я чего? Врать не пахать было б кому слушать. Как говоритси, всякая прибавка хороша с прикраской. Коли не солгашь, так и не продашь. Так-то, олухи. Боле ничего от меня чего услышите, чёрта лысого.
Ой ли? Побожись.
Ох, братцы, икону неси. Да спехом. Не то упустим случай.
Ага, не услышим. продолжал поддевать Ладыжников. Поклялась свинья дерьма не жрать, да вдруг бежит а его целых два лежит.
Ладно, на себя глянь. Будто не знаем, каков ты безгрешнец. беззлобно огрызнулся Насекин и тут же встрепенулся, что-то вспомнив. Ой, братцы, смех какой был. Как-то раз пентюх этот по шалому забежал на двор к вдовушке одной. Та в крик. А этот, чтоб ты думал?
Ну вот, говорил же, пущай божится. Гришка Ладыжников с наигранной досадой всплеснул руками и тут же подавился сдержанным смехом.
За ним прыснул Никита Шелгунов, и скоро лобное место опять потонуло в громком хохоте полсотни человек. Правда, он тут же смолк. На просторном гульбище появился московский подьячий с длинным пергаментом в руках. Рядом с ним стоял невысокий коренастый дворянин в старой чуге с заплатками на локтях и пушистом лисьем малахае. Чиновник дождался, пока стихнет ропот, и заговорил по-хозяйски уверенно.
Ну что, собрали́сь, бездельнички? Готовы верстаться? Дружный возглас одобрения громом прокатился над детинцем. Подьячий жестом подозвал Фёдора. Вот это отныне сотный голова ваш, Фёдор Степанович Клыков. Под ним служить будете.
Клыков смущённо откашлялся, торопливо сдёрнул с головы шапку, не зная, куда её деть, стал нервно мять в руках.
Из каких же будешь? настороженно спросил Жихарь. Не серчай, но что-то не похож ты с нашим братом.
Из послужильцев я. честно признался Фёдор, и по толпе дворян пошёл недовольный шёпот.
Это что ж выходит? высокий голос Демьяна Рогожина перекрыл общий ропот. И здесь княжьи холуи нас обскакали?
В походах им всюду само лучше место достаётся. поддержал его Развалихин. Как бой так нам в пекло, а как хабар брать так им напервой.
На что нам в головы чужак, да ещё из княжеских?
Что у нас, своих, что ль, нет, кто в головы годен?
Верно. Вон, Никита Шелгунов уж сколь сотничал, пущай и дальше он.
Фёдор слушал всё это спокойно. Он прекрасно знал, что точно так же, как послужильцы презирают дворян, те не переносят на дух послужильцев. Всё это началось так давно, что теперь уже никто не ведал истинных причин. Но от предков по наследству получая эту неприязнь, потомки легко находили для неё свои резоны. Потому Клыков и не ждал любезной встречи. Он был готов к упрёкам и теперь, хладнокровно позволив дворянам спустить пар, ответил уверенно и твёрдо:
Да, верно, прежде я у князя в службе был. Однако ж ратно дело, оно, с какого боку ни гляди, всё одним цветом отливает. Красным, по крови. А послужилец послужильцу рознь. И я хоть из княжеских людей, а с нынче их люблю не больше вашего. Фёдор выждал, без страха глядя на молчавших дворян. Я вам в головы не сам встал, а царём поставлен. А коли так, любить не прошу, а всяко жаловать придётся.
Вот это верно сказано. поддержал его чиновник. Он строго погрозил пальцем и даже топнул ногой для пущей острастки. А то ишь, гляди, взъерошились! Чего возомнили? Вы царёво войско. А кто шибко своеволен, так путь чист. Пущай ступает дале на денежном окладе жить. Уразумели?
Дворяне притихли. Речь Фёдора их не слишком убедила, но вот угроза подьячего остудила даже самых дерзких. После стольких лет ожиданий никто не хотел остаться без поместья из-за глупого упрямства. А чужак? Ну так что ж, это не впервой. Сколько их было таких, чванливых, важных, гонористых. Сгинет в первой же стычке и всех дел.
Ладно, братцы, хорош булга́читься38! По ступенькам на гульбище легко взбежал Никита Шелгунов. Цыплят, их ведь по осени считают, верно? Так что поглядим, каков Фёдор Степанович в деле, там и видно будет. А покуда неча бузу разводить.
Фёдор в благодарность едва заметно кивнул Шелгунову, тот в ответ лишь равнодушно усмехнулся не ради тебя, мол, старался.
Десятники есть средь вас? выкрикнул подьячий, спеша увести разговор в другое русло. На гульбище к Шелгунову молча поднялись Жихарь, Развалихин, Насекин, Демьян Рогожин и Гришка Ладыжников. Окинув их беглым взглядом, чиновник разочарованно вздохнул. Маловато будет Нынче семьдесят два дворянина обверстаем. Так что ещё один надобен. Фёдор Степанович, ставь, коли ты сотник.
Разберёмся, поглядим. уклончиво ответил Фёдор. Не спехом дело спорится, а толком. Где я нынче доброго десятника возьму, коль не знаю никого?
Положено так. мягко настоял подьячий.