Да как же, Василь Филиппыч? Нам ежели нынче третье поле делать, так в два ближайших года только треть пашни засеять выйдет. С переходом оно завсегда так, по-другому не быват. Два года урожай будет, что кот наплакал, а ежели с него ещё и оброк отдать Это хоть сразу помирать ложись всем миром. Потому и просим, Василь Филиппыч. Василь Филиппыч, слышь?
Васька слушал старшину, но думал совсем о другом. Ведь Акулина Хапутина наверняка уже покончила с травой вокруг берегини и отправилась в дом. А там, кроме неё, никого нет. Никого.
Слышу, не ори. Васька со свистом протяжно выдохнул через ноздри. Понял я всё про поле ваше. Обскажу князю, как есть, он пущай решает. А я человек маленький. И ты мне другое растолкуй, ага. Вот ты сказывал, что земли у вас почти две сотни четей. Так? А как же вышло, что вы столь лет оброк давали, как за семьдесят?
Да помилуй бог! Отродясь такого не бывало Мефодий испуганно всплеснул руками. Всё как полагатся платили. С полной пашни.
На лысине у старика проступил пот, большие костлявые ладони нервно вцепились в подол домашней рубахи. Встрепенувшись, Мефодий кинулся в красный угол избы, где под низким сводом на маленькой полке стояла икона в простом деревянном окладе. Тяжко кряхтя, взобрался на скамью, сунул руку за образ и достал большой свиток из серой шершавой бумаги. Спустившись, старшина протянул пергамент Ваське.
Вот, Василь Филиппыч, гля-ка. У нас всё как следоват, так и отдадено.
Филин взял свиток, но читать его не стал. Он и без того давно понял, что старшина не врёт. А раз так, то выходило, что разгадка тайны скрыта в подушных книгах. Как-то так получалось, что в писарском покое Белёва сто восемьдесят две чети земли превращались всего в семьдесят. Как? И зачем? Но ответить на два таких простых вопроса вряд ли мог старшина из Водопьяновки Мефодий Лапшин.
Коли так, ладно, ага. Васька поднялся с лавки, встряхнул затекшие ноги, покрутил головой, разминая шею.
Так что с третьим полем-то, Василь Филиппыч? спросил Лапшин, с щенячьей надеждой глядя на Филина.
Говорю, не моя власть, ага. Обскажу князю. Он и решит. Так что жди покуда.
А ты куда собрался? заволновался старик, глядя на Васькины сборы. Глянь на двор, темнет уже. Бабы мои, вон, видал, посне́дать приготовили. Заночуешь, а там уж давай.
Благодарствую. Да не досуг мне. Князь ждёт, ага. Так что, прощевай, Мефошка.
Выйдя на улицу, Филин даже не стал садиться в седло. Взял коня за повод и торопливо повёл к околице. Вскоре он оказался у крайнего двора. Его задней границей служила дровяница из больших неколотых поленьев. Один её край упирался в двускатную землянку под густо заросшим дёрном, другой в утлый сарай, крытый трухлявой соломой. Позади чернел огород без единой сорной травинки только неровные ряды капусты, репы и свеклы.
Филин намотал поводья на торчащий из земли кол для домашней скотины. Откуда-то из темноты выскочил облезлый пёс. С опаской посмотрев на чужака, он глухо заворчал и попятился к дровам, а стоило Ваське замахнуться, вовсе с испуганным визгом припустил к сараю и проворно юркнул под нижний венец и, только попав внутрь, разразился заливистым лаем.
Ты чего это, Трезоша? раздался мягкий и ласковый женский голос, который Васька тут же узнал. Чего взбаламутился?
Филин молча двинулся к сараю, и когда до него оставалось не больше двух шагов, в открытых дверях появилась Акулина. Испуганно ахнув, она замерла в проёме, а потом стала пятиться внутрь. Васька оглянулся по сторонам, убедился, что вокруг по-прежнему ни души, и решительно переступил порог. В темноте, пахнущей навозом и прелой соломой, Акулина суетливо одёргивала подол и расправляла рабочий передник.
Ты это не боись. Я ж это Добром. Непослушными пальцами Филин распутал завязки поясной мошны и достал из неё ромбик серебра. Во, видала? Это знаешь, сколь? Всю вашу рухлядь три раза купить можно, ага. Ну? Подь сюды, сладкая.
Филин медленно приближался к Акулине. Та, настороженно отступала, пока спиной не упёрлась в ограду коровьих яслей. У её ног застыл оскаленный Трезор. Пользуясь тем, что теперь девушке некуда деться, Васька осторожно протянул к ней руку, пытаясь успокоить. Но потом внезапно схватил её чуть ниже локтя и резко дёрнул на себя. Акулина даже не успела вскрикнуть, как оказалась у Васьки в объятьях. Тогда он одной лапищей обхватил её за плечи, второй за тонкий стан и прижал к себе.
Пёс залился истошным лаем, сбиваясь на испуганный вой. На короткое мгновенье Акулина обмерла, страх сковал ей руки-ноги, дыхание заковал в ледяные тиски. Пользуясь этим, Филин освободил одну руку. Потная ладонь прошлась по напряжённой спине, обмяла ягодицы, потом соскользнула вдоль ноги и нырнула под подол. Мясистые губы с силой прижались к дрожащим девичьим устам. Хапутина встрепенулась, в попытке вырваться изогнулась всем телом. Постаралась закричать, но из сдавленной груди вышел только слабый стон, и Васька злорадно усмехнулся. Именно в этот миг что-то вцепилось в его сапог. Собачьи клыки застряли в твёрдой коже голенища, не достав до плоти, но Трезор повис на ноге, и Филину, чтобы не упасть, пришлось разжать объятия.
Ах, ты
Филин отшвырнул пса. Тот исчез в ворохе сена, но тут же выскочил готовый к новой атаке, и пока Васька отгонял Трезора, Акулина успела схватить короткую рассоху15.
А ну отпрянь! Запорю нето! грозно крикнула она дрожащим от страха голосом.
Ну, давай, ко́ли так.
Васька шагнул вперёд, так что заострённые концы деревянных вил упёрлись ему в грудь. Акулина подалась назад, и по её растерянному взгляду Филин понял: проткнуть живого человека решимости ей не достанет. С хищным оскалом Васька отвёл россоху в сторону. Выронив вилы, Акулина вжалась в бревенчатую стену и беспомощно завыла.
Этка чего у вас тута? неожиданно раздалось позади.
Васька обернулся. На пороге сарая с лучиной в руках стояла сноха старшины. До этого Филин видел её сидевшей на сундуке бабьего угла, но на ногах Серафима Лапшина оказалась ещё ниже ростом и безобразней телом, чем смотрелась сидя.
Чего надо? Вон пошла! рявкнул Филин, но Серафима не тронулась с места.
Ишь ты, каков грознец. спокойно сказала она. Да я не к тебе. Кулька, ты забыла, нешто? Нанче ж у тебя бабий сбор. Лён теребить на пряжу, покуда не усох. Забыла? Серафима со значением посмотрела на Акулину, но та мало что понимала. Вот и Дуняха со мной. Сейчас еще Каверины придут. Тока что видала их.
С улицы донеслись голоса у сарая собирались женщины с детьми и, судя по гвалту, который они подняли, было их не меньше десятка. От накатившей ярости Васька чуть не задохнулся. Он побелел лицом, но уже через мгновенье взял себя в руки и лишь недобро ухмыльнулся.
Так, стало быть, ага? Васька поправил сбитый на бок ремень, одёрнул полы кафтана, тяжело нагнувшись, подобрал шапку. Ладно, пусть. Но гляди, девонька, как бы хужей не вышло.
Филин резко развернулся и выскочил из сарая, чуть не сбив Серафиму, та едва успела отпрыгнуть. А вскоре снаружи донеслись ржание коня и дробный топот копыт.
Глава шестая
В Белёв Филин вернулся уже на рассвете, когда по-осеннему скупое солнце едва показалось над горизонтом, и брызги нового утра косым лучом легли на город, розовым бликом заиграли на золотых куполах Успенья, посеребрили зыбучие волны Оки. Детинец только просыпался: на лобное место вышел одинокий холоп с огромной метлой; к портомойне заспешили две женщины с корзинами белья; в людской пристройке терема захлопали двери, заскрипели ставни на окнах; над каменной трубой поварни взвилась струйка белого дыма.
Не замечая удивлённых дозорных, Филин промчался сквозь захаб Козельской башни, рысью миновал собор, у терема чуть не растоптал сонную молодуху с ведром помоев и только в житном переулке пустил уставшего коня шагом. Тот, фыркая и отдуваясь, двинулся вдоль закрытых амбаров, что один за другим тянулись с обеих сторон. Только ближе к концу улицы Васька нашёл барак, ворота в торцовой стене которого были распахнуты настежь. Он спешился и решительно взбежал по наклонным сходням в сенцы, где остро пахло лежалым зерном и соломой, а в неподвижном воздухе стоял туман мучной пыли.
Рядом со входом за низким маленьким столом сидел закромщик, немолодой уже румяный мужчина. Одной рукой он подпирал пухлый подбородок, переходящий в пышную лопату бороды, а другой пером делал пометки в длинном списке. В расстегнутом вороте малинового кафтана виднелся массивный ключ, который висел на толстой шее вместо креста. Перед кладовщиком топталась стряпуха, у её ног на полу стоял большой кузовок для продуктов. Женщина что-то негромко говорила, а он деловито кивал.
При появлении Филина закромщик вздрогнул, отчего по серой бумаге пошла безобразная клякса, а стряпуха испуганно смолкла на полуслове.
Вон пошла! рявкнул Васька.
Женщина хотела возразить, но Филин свирепо посмотрел на нее, и та молча попятилась к выходу, даже забыв про кузовок. Ничего не объясняя, он сделал несколько шагов в глубь хранилища и внимательно вгляделся в полутьму. С одной стороны вдоль стены сплошь тянулись ряды сусек, на их плотно закрытых крышках лежали деревянные совки, ковши и меры для зерна; с другой огромные лари и на них корзины, короба и туески; в торце хранилища в три плотные шеренги сомкнулись бочки.
Убедившись, что в амбаре никого, Васька вернулся, встал перед столом и, не говоря ни слова, жгучим, пронзительным взглядом уставился на закромщика. Тот испуганно молчал и чем дольше длилось молчание, тем, он, казалось, становился меньше, всё сильней вжимаясь спиной в бревенчатую стену.
Ну а ты чего сидишь? наконец заговорил Филин. Вставай. К князю на правёж16 пойдём.
Ч-ч-ч-ч-чего это? заикаясь, промямлил закромщик.
Филин бросил перед ним грамотку, которую прихватил в доме Лапшина.
А вот чего. Поведаешь, как так вышло, что из Водопьяновки в подать кажный год девяносто пудов ржи уходит, а в княжеские закрома только тридцать пять попадает. Куда остальное просы́палось? И почему в сошных книгах ваших заместо ста десятин земли за селом всего семьдесят четей водится. Всё поведаешь, как горящий веник к брюху поднесут. Филин говорил тихо, с холодной угрожающей усмешкой, но потом вдруг изменился в лице, выпучил глаза, скривился в яростном оскале и заорал страшнее раненного зверя. Ах ты сучий потрох, вор поганый, за всё ответ держать будешь!
Васька руками упёрся в один край стола и другим прижал закромщика к стене.
Д-д-да ч-ч-ч-его ж я то? К-к-к-райний нешто? заверещал огнищанин. Б-б-будто по доброй воле. Сам пону́жден был.
Понужден? Кем?
Так ведь князь покойный сам. Иван Иванович.
Обескураженный Филин на мгновение ослабил хватку, и закромщик успел вдохнуть с болезненным хрипом, но тут же Васька надавил на стол с ещё большей силой.
Ну ты, врать ври, да не завирайся. Он, что же, сам себя обкрадывал?
Закромщик тихо простонал, широко открытым ртом хватая воздух. Столешница глубоко вошла ему под рёбра.
Дабы Москву в службе об-ма-нннуууть с трудом прошептал он и обмяк. Пу пусти.
Филин шагнул назад. Закромщик, часто дыша и рыгая, схватился за живот.
Ну, говори.
Это уж лет десять так ведётся. Сразу, как на Земском соборе учинил великий князь уложение о службе, так Иван Иванович, царствие ему небесное, и задумал обман сей.
Филин нахмурился, с трудом и смутно припоминая давние слухи о том, что в Москве какой-то Земской собор принудил вотчинников выставлять в государево войско не сколько они захотят или смогут, как велось испокон веку, а по всаднику с каждых ста четей пашни. К счастью, их богом забытый Бобрик это всё обошло стороной, ибо доброй угожей земли там значилось с гулькин нос. И коль скоро на жизни города новость никак не сказалась, о ней быстро забыли. Но Белёв, однако, не Бобрик.
С новым-то порядком, ежели всё по правде делать, с белёвских пашен полагалось боле сотни всадников. Пояснил закромщик, когда наконец отдышался. Откуда взять? Отродясь столь послужильцев не водилось. Аще были бы, расход на них каков? Любого разорит. Вот и придумал князь две посошны книги завести. Одна для себя, с верным счётом. А другая, где пашен второе меньше, для царёвых слуг. По ним с Белёва всего двадцать три ратника полагалось. Вот и вся хитрость.
Это что ж выходит, по всем сёлам так? с затаённой надеждой спросил Филин.
Само собой, а как же.
Сердце в груди у Васьки кувыркнулось, на мгновенье сжалось, замерло, а потом пустилось вскачь с утроенной силой. В предвкушении большой удачи он облизнул пересохшие губы. Чтобы не выдать закромщику истинных чувств, отвернулся, закрыл глаза и протяжно выдохнул, стараясь успокоиться.
Выходит, Захар Лукич по обманным книгам казну сверяет?
Отож закромщик уныло кивнул.
А оброк смердам вы по тайным назначали? Стало быть, брали чуть не втрое больше. Куда делось?
Как стало ясно, что новый князь едет, тиун наш Ну тот, что опальный нынче, говорит, такое, мол, раз в жизни выпадает. Нынче упустим, больше не свезёт. Ну вот мы и того. Кое-что в Козельск на ярмарку свезли, купцам тамошним чохом отдали. А остальное закромщик шмыгнул носом и потупился. Остальное по себе растащили.
Вот паскуды сучье племя недобро усмехнулся Филин. И много вас в сём воровстве замешалось?
Да, почитай, все огнищане.
Ого. И вот как нонче с вами быть прикажешь? Открыть всё князю? А?
Закромщик вскинул голову и устремил на Ваську полный ужаса взгляд. Потом вдруг кинулся вперёд, рухнул на колени и на четвереньках, скуля и подвывая, пополз к Филину. Не успел Васька опомниться, как тот уже обхватил его правую ногу и припал губами к голенищу сапога.
Не губи, не губи, Василь Филиппыч
Ну, чего удумал-то? строго сказал Васька, но убрать ногу даже не попытался.
У меня детишек пятеро. Пропадут без меня. Не губи, благодетель.
Эх, вот сгубит меня доброта моя. Васька нагнулся, запустил пятерню в густую гриву закромщика и оторвал его от сапога. Ладно, будя, вставай. Так и быть, не стану православных на дыбу отправлять. Мне такой грех на душе ни к чему, ага.
Закромщик облегчённо всхлипнул и попытался встать. Но ослабевшие ноги отказались держать грузное тело. Он сел на край лавки и опрокинул ее навзничь. Дрожащими руками поискал опоры, да так и остался сидеть на затоптанном полу, рукавом вытирая слёзы.
Но ежели хочешь, чтоб голова при тебе осталась, так помогать мне будешь, ага. наставительно сказал Филин. Ибо я, конечно, князю близок, но из такого болота мне без помо́ги вас не вытянуть. Разумеешь?
Приходя в себя, закромщик часто закивал:
Конечно Конечно! Чего скажешь, то и сделаем.
Филин не спеша поднял опрокинутую лавку и оседлал её, оказавшись перед закромщиком, всё ещё сидевшим на полу.
Перво-наперво, всё мне поведаешь. Сколь, чего и у кого хранится. Сколь чего купцам свезли и каков барыш получили. Да гляди, без утайки чтоб. Коли прознаю чего
Да ну, Василь Филиппыч, нешто можно, чтоб ты меня спасал, а я Нет уж, коли назвался груздем, так полезу в кузов.
Вот это верно. одобрил Филин со снисходительной улыбкой. Дале. Нынче из-за проделок ваших Андрей Петрович в нужде пребывает. Потому и лют зело, а это не к добру. Надо бы уважить князя. Дам тебе список, за ночь соберёте по запасам своим. На месяц другой успокоится всё, тогда уж и о моих выгодах потолкуем. Ведь не за спасибо спасать вас буду, сам понимать должон.
Это само собой, Василь Филиппыч. Чего ж мы, без понимания, что ль?
Ну, а уж после виноватых искать станем.
Ч-ч-чего? закромщик снова начал заикаться.
Филин развёл руками, давая понять, что по-другому не получится.
Рано ли, поздно, а обман сей с двойной пашней на божий свет выйдет. Уж если мне сие открылось, так и Захар Лукич дотёмкает. Он, конечно, в хитростях таких не шибко сведущ. Но и не дурак же вовсе, ага. Да и добро утаённое как выдавать станем? Как объяснишь князю, что нынче не было, да вот нашлось? А? Под лавку закатилось? Так что надо загодя решить, кто из вас крайним станет. Глядя на закромщика, который тут же побледнел, Филин по-хозяйски усмехнулся. Да не робей, уж точно не ты. Ибо мне наперёд для других важных дел сгодишься. Ты, гляжу, не промах, кашу с тобой варить можно. Так что, коли всё верно делать будешь, правой рукой мне станешь, ага. А это Захар Лукич-то не вечен. Ему уж ныне много лет. А, кроме меня, у князя боле доверенных нет. Вот и думай, кто тиуном станет. Небось, хочешь подтиунником быть? А?