Тут ведь, Андрей Петрович, не тако просто дело Горшеня говорил медленно и важно, иногда со значением поднимая вверх указательный палец. У тебя в казне без того шаром кати. Как три года без оброка?
Ну, чай, не одна Водопьяновка закрома наполняет. вставил Захар Лукич, не отрываясь от книг.
Да это ж наперёд известно, как сложится. Другие как прознают, что ты одним дозволил на третье поле перейти да от тягла ослобонил, ого! Потонешь в челобитиях. Что ж ты, Захар Лукич, всем оброк простишь? А коли кому откажешь, так они с земли подымутся. А как же, не холопы ведь. Вольны уйти, ежели что не в них. Вот и выбирай. То ли смердов ублажить, то ли казну наполнить.
Так ведь то-то и оно. Я же ведь, Андрей Петрович, посчитал тута, что да как. Захар Лукич постучал ладонью по раскрытой книге. Ежели все княжьи пашни на три поля перейдут, так это ж урожая чуть ни вдвое больше будет. Уж три года передюжим, небось как-то. Зато после-то.
Андрей Петрович выслушал тиуна и вопросительно посмотрел на Горшеню. Тот снисходительно усмехнулся и покачал головой.
Не в обиду тебе, Захар Лукич, не в упрёк, да вот сразу видать, что в большом хозяйстве ты отродясь не тиунил. Урожай-то, каким бы ни был, он ведь в селе остаётся. А оброк един и берут его не с урожая, а с пашни. Нынче урожай жидкий, казна княжеска пуд ржи и овса с каждой десятины получит. А в будущий год пахари, глядишь, втрое больше соберут. Да князь от них получит такожде. Ибо пашни-то больше не стало. Так что от третьего поля смердам выгода, а князю нашему всё одно. Андрей Петрович сколь получал оброка с Водопьяновки, столь получать и будет.
Это что ж выходит? насупился Бобриков. Я за счёт своей казны для смердов сытну жизнь купить должон?
Именно. Горшеня хлопнул в ладоши. Так и есть, Андрей Петрович. Потому и говорю, на что тебе маета сия? Смердова беда, так пущай они и чешутся.
Захар Лукич разочарованно поджал губы, но сдаваться не спешил:
Ну, коли нашей казне прибыток с четей, так пущай смерды не в три поля переходят, а нову пашню чистят.
Горшеня в ответ только рассмеялся.
Ты, Захар Лукич, думаешь, спроста князь покойный ложны книги завёл? Вот настоящие в руках нынче держишь. Ну-ка, сочти, сколь по ним Андрей Петрович должон людей в царёво войско кажный год давать. Сотню? А то и боле. И каждому двух коней да прокром ещё. Это не мене червонца. На каждого. Горшеня назидательно потряс пальцем. А ты говоришь, давай, мол, ещё пашней прирастём. Коли так сделать, то на государеву службу таков расход станет Андрей Петрович вовсе без портков останется.
Ну ты меня тоже дыролбней не держи. взвился Захар Лукич. Вы ж прежде пашню от московских дьяков как-то прятали. А что ж нову так не спрятать?
Эка. Московским дьякам поля наши правильно считать блеск серебра мешал. Кажный год, почитай, пятнадцать гривен на посулы уходило. А ежели нынче пашня вдвое вырастет? Так и серебра вдвое больше надобно. Опять же, где брать при казне пустой?
Ну всё, будет. постановил Андрей Петрович. Он уже устал слушать пререкания и каждый новый довод тиуна принимал с нараставшим раздражением. Ты, Захар Лукич, тоже подумай. До тебя, небось, не дурак какой делами ведал. Так что На том и забудем, про челобитную. Глупость, смердовы хотелки.
Верно, Андрей Петрович. поддакнул Горшеня. А ежели хочешь казне прибыток сделать, так для того других путей множество. Вон, переправа под Жермином. Можно перевоз поднять. Даже ежели с каждого парома на полушку больше брать, на чох за год рублей двадцать прибытка. А ещё побережный сбор ввести. На перевозчиков тягло возложить. Вот где жила настоящая. Трудов, почитай, и нет совсем, да серебро как из воздуха капает. А новы пашни чистить, на три поля пахарей переводить Сие всё такая маета. Князя в расход введёт, а прибытка не даст. Ежели какая копейка и придёт с этого, так лет через двадцать не ранее.
Ну нет, столь ждать мне под силу. отрезал Андрей Петрович.
А с людями как быть? осторожно, но настойчиво спросил Захар Лукич. Голодать же станут.
А это не моя печаль! резко оборвал его князь и стукнул кулаком по подлокотнику. Не любо при мне, пущай идут, вон, в Дико поле. Там и земли полно и оброк брать некому. Всё, Захар Лукич, не упрямствуй. Ты, как-никак, мой тиун и наперёд всего о моей казне думать должен. А не про то, как смердам угодить. Так, аль нет?
Так. обиженно буркнул Захар Лукич.
А коли так, лучше воров мне сыщи. строго продолжил Бобриков. Кто до приезда нашего из амбаров растащил всё? Вот чем займись. Пользы боле будет.
При упоминании о пустых амбарах, Горшеня потемнел лицом и со страхом посмотрел на Филина. Васька промолчал весь совет, но тут встрепенулся, откашлялся.
Это сыщем, Андрей Петрович, не сумневайся, ага. Уже след взял. Не уйдут тати.
Вот, Захар Лукич, Ваську в пример возьми. Он хоть делом занят. А от тебя покуда проку мало. Укорив тиуна, Андрей Петрович повернулся к Филину. И когда я вора сам узрю?
Васька пожал плечами:
Ну, спешить в таком деле не к добру. Но, мыслю, через недельку, дней через десять попадётся гад.
Глава девятая
За две недели до назначенных поминок из Бобрика пришли тревожные вести. У Ленивого брода заметили степняков. Десяток всадников подошёл к самой реке, покрутился на берегу, а один смельчак даже сунулся в воду. Правда, заметив караульных, поспешил назад. Нукеры ускакали на полёт стрелы и оттуда долго наблюдали за переправой, а потом двинулись вверх по руслу.
Тонкой сразу оживился ему не нравилось в Белёве. Вся жизнь старого рубаки прошла в маленькой убогой крепостце, где он знал всех и каждого, а в чужом городе с его большим детинцем, роскошным теремом и высоким каменным собором Сидор ощущал себя не человеком муравьишкой. Потому, едва дослушав рассказ гонца, ратный голова тут же предложил отправить на рубеж княжеских владений всех послужильцев.
Правда, Андрей Петрович это не одобрил:
А здесь кто останется? Отныне это стольный град. Случись чего, кто ж защищать станет?
Ленивый брод на весь рубеж одно такое место, где малой силой большую сдержать можно. рассудительно заметил Тонкой. А коли перейдут нукеры Бобрик, так, поди, после споймай их. Гоняйся тады по всей земле. Поля сожгут, деревни пограбят, людей полонят. А ежели сие случится, когда гости здеся будут? Тогда как?
Андрей Петрович слушал и несогласно качал головой. В глубине души он не хотел, чтобы белёвские холопы увидели, из какой убогой глухомани к ним приехал новый господин. Но последний довод Тонкого убедил князя.
В тот же вечер начались сборы, а уже на рассвете следующего дня три десятка всадников покинули Белёв и к закату достигли Бобрика. Тонкой сразу же взялся за дело. Сначала распустил старые десятки и собрал их заново, к семи белёвцам добавляя трёх бобричан, один из которых становился головою.
Бывший десятник Клыков уже простым воином попал в десяток Корнила Бавыки. Исполинского роста богатырь, в огромных лапищах которого тяжёлая двуручная секира смотрелась хрупкой соломинкой, болтать попусту не любил и объяснялся в основном жестами, из-за чего Фёдор поначалу принял его за немого. Зато когда Бавыка говорил, его, казалось, слышали даже глухие. Настолько мощный и громкий голос даровал ему господь.
Пудышев в головы получил Ерофея Чередеева, которому товарищи дали странное прозвище кроткий Буслай24. Глядя на то, как в схватке он нещадно и яростно рубил всех попавшихся под руку, никто бы не поверил, что это тот же самый Ерофей, который за обедом, как бы скуден он ни был, обязательно откладывал кусочек хлеба, чтобы после покрошить его в птичью кормушку.
Корнил и Ерофей приняли новость о своём десятстве без особой радости. Бавыка безразлично пожал плечами, а Чередеев даже невесело буркнул под нос, мол, за большую честь и спрос велик. А вот третий десятник Филат Шебоня, к удивлению белёвцев, даже попытался отказаться.
Сидор Михалыч, ты это Не подумай чего. Ежели тебе надобно, я хоть чёртом стану. сбивчиво, явно смущаясь, объяснял он. Токмо Вот как бы А с огнебоем в Белёве как?
Уфффф Тонкой скривился, будто от зубной боли.
Филат Шебоня был отличным лучником. Он пускал точно в цель четыре стрелы за то же время, пока другие возились с двумя, чтобы одной из них промахнуться. Но пять лет назад волей случая Шебоня увидел стрелецкий полк и большой государев наряд25. И потерял покой. Пороховой бой так впечатлил Филата, что любой разговор о ратном деле он неизменно сводил к пищалям и ручницам.
Погодь ты с этим, Филат.
Да чего ж годить, Сидор Михалыч? затараторил Шебоня.
Он уже успел расспросить белёвцев, с интересом выслушал их рассказ об огромных стенах, стрельнях, башнях с бойницами и пришёл к выводу, что в такой крепости непременно есть пушки. Хотя бы одна.
Нет, десятником оно конечно. Коли надобно, так что ж. Но ежели огнебой есть, ты меня лучше над ним поставь. Уж я тогда так расстараюсь
Поглядим. Покуда важней дела есть. Принимай десяток.
Вернувшись в родные места, Сидор расцвёл и приободрился. А вот белёвцев Бобрик вогнал в уныние. Почерневший от времени тын детинца, покосившийся терем с просевшей в середине крышей, на посаде нищета и запустенье. Всё это против воли внушало невеселую мысль: если князь жил в этакой дыре, не доведёт ли он их город до того же. Однако, вскоре началась служба и водоворот привычных дел не оставлял для размышлений ни времени, ни сил.
Первым делом Тонкой отправил Бавыку и его людей вверх по руслу Бобрика. Убедиться, что степняки не перешли реку где-нибудь ещё. Десяток Ерофея, который считался лучшим следопытом этих мест, ушёл в сторо́жу до самой речки Злакомы, посмотреть, а нет ли в степи других незваных гостей. А тем, кто остался на Ленивом броде, предстояло нести караул и поправлять обрушенные за год укрепления.
В самый разгар работ неожиданно с посланием приехал Филин. Князь требовал, немедленно вернуть один десяток. На удивление Тонкого Васька пояснил, что совсем скоро в Белёв приедет царский посланец. Из самой Москвы. И как же Андрей Петрович будет его встречать, если в городе ни одного послужильца? Всё это могло обернуться большим позором.
И хоть ратников на броде не хватало, Сидору пришлось подчиниться и отдать Ваське людей Шебони. Однако, Филин отказался. Он подробно расспросил о новых десятках и заявил, что прислан именно за Бавыкой. Ведь Андрей Петрович вряд ли сможет удивить московского гостя числом своей рати. Даже если поставить в караул всех послужильцев разом столичный человек, без сомнения, видел дружины гораздо больше. А вот такого красавца-богатыря, как Корнил, во всем верховском порубежье не сыщешь.
Так он до самых Близненских дворов пойдёт. сообщил Тонкой. Почитай, двадцать вёрст в один конец. Так что не раньше пятого дня вернётся.
Так гонцом кого пошли. настоял Филин.
Сидор с озабоченным видом почесал косматый затылок.
Бобка!
Уже через мгновение перед Тонким возник Борис Замятин, а попросту Бобка младший дружинник 15 лет отроду. Худой, в рубахе будто с чужого плеча, но с кинжалом на боку пусть из дрянной стали и с деревянной ручкой, но вид он имел такой, будто носит за поясом дорогой дамасский ханджар.
Держался Бобка гордо, с достоинством, но при этом по-собачьи преданно смотрел на Тонкого и подражал ему во всём: в походке, в привычке во время разговора заправлять большие пальцы рук за пояс и даже манерой говорить чуть слышным полушёпотом.
Давай-ка, возьми коня пошибче и ветром за Бавыкой мчись. распорядился Сидор.
Бобка засиял от радости, кивнул и во всю прыть припустил от реки к городу. И не успел Филин проехать полверсты от Ленивого брода до слободы, а Замятин уже верхом выскочил из посада и помчался вдоль Бобрика на поиски Бавыки.
Десяток Корнила вернулся тем же вечером, а следующим утром снова отправился в путь и после полудня оказался в Белёве. На городском посаде Фёдор Клыков отстал от товарищей заехал на торговище и купил там три малиновых леваша26. Знал, что вечером Семён уговорит отпустить его на гулянье, где, конечно, встретится с Ладой. Но сам-то он слишком молод, чтобы додуматься и купить невесте гостинец.
Семён встретил отца на дворе. Радостный и беззаботный. Несмотря на юный возраст, в стати он запросто мог потягаться со взрослым. Этим Семён пошёл в родителя: тот же разворот могучих плеч; те же мускулистые руки и большие тяжёлые кулаки. Да и на лицо это был тот же Фёдор, лишь на двадцать лет моложе, вот только цвет глаз ему подарила покойная мать вместо карего они светились ярко-голубым.
При виде сына у Фёдора сладко защемило сердце, но Клыков считал, что будущий воин должен расти в строгости, без всяких нежностей, поэтому сухо распорядился:
Прими коня. Но всё же не сдержался, чуть заметно улыбнулся и потрепал сына по каштановой гриве.
Семён взял лошадь под уздцы и повёл в сарай. Фёдор вошёл следом, хозяйским взглядом окинул козу, кур на насесте и вышел. Как раз в это время во дворе появилась Марья Пудышева.
О, здорово, соседка.
Храни тебя бог, Фёдор Степанович. Марья слегка склонила голову. Не серчай уж на меня, не удержалась вот. Вижу, приехал. Дай, думаю, зайду, поспрашаю, как там Ванюша мой.
А чего ему сделается? ответил Фёдор с доброй усмешкой. Да ты зря не думай. Нынче в рубежах спокойно, не видать степняка. Так что служба не бей лежачего. Токмо знай, что наливай да пей.
Пока он это говорил, через дыру в ограде прошмыгнула Анна, а за старшей сестрой хвостиком потянулась и Настя.
А вы-то чего? Вот ведь непоседы! Марья всплеснула руками и для вида даже насупилась. Пошто деда оставили? Ещё натворит чего без досмотра. Анютка, тебе хоть что доверить можно?
Фёдор улыбнулся, глядя на то, как Анна виновато супилась и пыхтела, а Настенька пряталась за спину старшей сестры.
А тут вот батька ваш гостинец передал. Клыков достал оттуда свёрток с левашами. Ну-ка, держите, да бегом домой.
Анна с горящими от восторга глазами приняла сладости, по-взрослому приложила маленькую ручонку к груди и поклонилась важно, но неуклюже и смешно.
Благодарствую, Фёдор Степанович.
Так это я вам благодарствую, Анна Ивановна, что за Сёмкой пригляд ведёте. А то он ведь оболтус тот ещё. Без присмот
С грохотом распахнулись ворота. Одна их створка с такой силой ударилась о стену сарая, что с треском лопнули доски, а искорёженный запорный крюк упал на землю. Марья вскрикнула, в испуге бросилась к дочерям, обняла их, закрыла собой. Фёдор тоже шагнул вперёд и встал между детьми и остатками ворот. Рука по привычке легла на саблю. Но тут в открытом проёме появился Корнил Бавыка в доспехах и с неизменной своей секирой. За десятником прятался Васька Филин, рядом с ним суетился ещё один послужилец из Бобрика, а дальше, уже на дороге толпилась дюжина огнищан, среди которых Клыков разглядел будущего тестя Горшеню.
Бавыка прошёл на двор, держа секиру по-боевому, в обеих руках.
Ты это, Фёдор, не дури, да. произнёс Корнил мягко, но настойчиво
Фёдор недоумённо округлил глаза и пожал плечами:
Ты про что, Корнил? Скажи толком.
Бавыка смущённо поморщился, вздохнул и нехотя кивнул на Филина.
Тут вот, Василь Филиппович говорит, будто ты вор и князю нашему изменник.
Фёдор улыбнулся. Настолько нелепо это прозвучало. Но хмурый взгляд Бавыки и плотная шеренга огнищан, что обступили Клыкова полукольцом, подтверждали, что Корнил не шутит.
А ты как думал, шелупонь? Филин вышел из-за спин рядцов, но встал чуть позади Бавыки, с опаской косясь на руку Фёдора, что по-прежнему сжимала рукоять. Харч княжеский из амбаров таскать разве не измена? Как есть измена, ага. И кто на таком пойман, тот вор. Самый что ни есть истинный.