Будем ли мы видеть в рассказчиках книги плод некой автобиографической игры, будем ли рассматривать их как вымышленных персонажей, созданных воображением автора, и в том и в другом случае отметим известную временну́ю «глубину» каждого из этих характеров. Ведь все они обладают собственной предысторией. Далекой, о чем говорится мельком и которую можно реконструировать по отдельным фразам обсуждений и по самим рассказываемым новеллам, и недавней, о чем кратко, но красочно и драматично говорится в Прологе. Они разного возраста, несколько разного общественного положения, но главное у них разные взгляды и разные характеры.
Тут Уазиль, «женщина уже пожилая и умудренная опытом»; для нее характерно высокое представление о человеческом долге, глубокая религиозность, что, однако, не делает ее ханжой, которой были бы чужды веселая шутка и светские забавы. Уазиль ненавязчиво руководит всем обществом, не позволяет легкомысленным молодым людям преступать границы благонравия, не дает вспыхнуть ссорам. Ее жизненный опыт сочетается с несомненным умом и проницательностью, трезвость суждений с поисками этического идеала. Роль ее в выработке положительной программы человеческого поведения велика, но все-таки не она тот стержень, вокруг которого разворачивается действие обрамления, не Уазиль наделяет полемической остротой обсуждения рассказываемых историй. В центре всех споров Парламанта (и поэтому ее отождествление с Маргаритой напрашивается само собой, лежит на поверхности). Достаточно тонко изображены ее совсем не простые взаимоотношения с мужем, Ирканом, несколько грубоватым скептиком и гедонистом. Парламанта любит мужа, хотя ей вовсе не безразличны галантные ухаживания Симонто и Сафредана, но боится показать свою любовь, скрывая ее под ироническим подтруниванием и напускной холодностью. Маргарита изображает Парламанту женщиной глубоко несчастной, обделенной мужским вниманием и теплом, хотя внешне Иркана вряд ли в чем-нибудь можно упрекнуть: он постоянно говорит о своей любви к жене, о желании быть ее вернейшим кавалером. Парламанта выслушивает эти утверждения не без кокетливого равнодушия, внутренне же она как натянутая струна: напряженно воспринимает рассказываемые мужем любовные истории, стремясь и боясь услышать в них невольное признание в ветрености и легкомыслии. Эта внутренняя собранность и затаенное горе придают тирадам Парламанты страстную убежденность и взволнованность.
Рядом с ней другие персонажи обрамления обрисованы значительно более скупо и монохромно. Впрочем, стоит приглядеться к Лонгарине, еще одной возможной ипостаси Маргариты. Ее можно было бы упрекнуть в жестокосердии: ведь она только что потеряла мужа, но развлекается и оживленно спорит вместе со всеми. Да и рассказываемые ею новеллы (8, 15, 25, 38, 52, 59, 62-я), как правило, лишены трагического напряжения и возвышенности, чем отличаются рассказы Парламанты, а порой и других собеседников. Лонгарина обычно рассказывает о любви низкой, недостойной высоких чувств: о мужьях, предпочитающих своим благородным и красивым женам простых служанок, о любовных интрижках знатных сеньоров с обыкновенными горожанками и т. д. И вот что полезно отметить. Почти всегда в «Гептамероне» (в пяти случаях из семи) соседнюю с новеллой Лонгарины рассказывает Дагусен. Это их тайный диалог, их личный спор об истинной благородной любви. В душе Лонгарины также накопилось немало горечи из-за обыденности, приземленности мужских побуждений. К тому же, вероятно, у нее не было духовной близости с мужем (как не было у самой Маргариты с герцогом Карлом Алансонским), вот почему она не производит впечатления безутешной вдовы. Здесь все наоборот, все как бы в зеркальном отражении по сравнению с ситуацией Парламанты. Лонгарина не верит в возвышенную любовь и готова подсмеиваться над ней, и этот ее скепсис уравновешивается идеализирующими воззрениями ее поклонника Дагусена. Напротив, возвышенные идеалы Парламанты постоянно корректируются скептической иронией Иркана. Противопоставление этих двух пар проходит через всю книгу, начиная с Пролога.
Не будем подробно останавливаться на других рассказчиках «Гептамерона». Отметим лишь, что Номерфида, самая молодая из всей компании, рассказывает порой весьма рискованные по своему содержанию новеллы (две из них осторожный Клод Грюже, первый издатель книги, не решился напечатать); что Симонто, как правило, повествует о человеческой глупости, о плутнях и подвохах, о комических ситуациях, в которые попадают его герои, поэтому персонажи его новелл обычно люди низкого общественного положения: городские ремесленники, купцы, слуги, приходские священники и т. п.; что Иркан и Сафредан выступают в книге сторонниками чувственных увлечений, о чем с удовольствием рассказывают в своих новеллах и что с большим красноречием отстаивают при их обсуждении. Наиболее смазан, не индивидуализирован образ Эннасюиты веселой, кокетливой молодой девушки.
При всем разнообразии характеров и темпераментов рассказчики «Гептамерона» это люди одного круга, одного воспитания, сходных убеждений. Все они принадлежат к высшему обществу и с высокомерным безразличием относятся к слугам, гибель которых вызывает у них лишь досадливое раздражение надо искать новых. Этот подчеркнутый аристократизм может вызвать удивление: эпоха Возрождения обычно воспринимается нами как время ломки сословных перегородок и растущего демократизма. Между тем аристократизм этот понятен; объяснение его в самой природе книги Маргариты Наваррской. Писательница обещала быть правдивой в своих новеллах. Правдива она и в обрамлении, то есть и тут рассказывает лишь о том, что видела и знала. И еще: книга эта обладает определенной дидактической установкой, и ее адресаты прежде всего представители аристократических кругов.
Эта социальная избирательность объединяет обрамление с самими новеллами. Впрочем, здесь картина жизни значительно шире. Однако Маргариту Наваррскую вряд ли стоит считать дотошным бытописателем. По ее книге можно, конечно, судить о том, как жили люди того времени, но в значительно большей степени она рассказывает, как они чувствовали и любили. Поэтому в книге нет новых героев лихих авантюристов, смелых путешественников, оборотистых купцов. Нет и столь обычного для новеллистики Возрождения персонажа ловкого плута, надувающего окружающих. В героях новелл Маргарита ценит не предприимчивость и находчивость, а силу чувства, благородство и возвышенность, богатую внутреннюю жизнь. Поэтому-то так мало в «Гептамероне» уличных сцен, изображения городского люда, его забот и забав. Куда чаще действие происходит в замке, причем не в бальной зале, а в укромном кабинете, оранжерее, спальне, на безлюдной террасе, и участвуют в нем обычно двое дама и ее кавалер. Конечно, есть в книге и иные новеллы, с иным местом действия и иными героями, но смещение акцентов в выборе ситуаций и действующих лиц, безусловно, отличает сборник Маргариты Наваррской от других новеллистических книг Возрождения.
Вот почему в «Гептамероне» интерес заметно переносится с новелл на их обсуждения, и без последних сами новеллы теряют многое в своей занимательности: они и рассказываются-то только для того, чтобы проиллюстрировать ту или иную мысль рассказчиков, служить убедительным аргументом в их спорах.
Именно в обсуждениях ключ к пониманию основного замысла «Гептамерона», его жанрового своеобразия. Не приходится удивляться, что именно здесь литературное мастерство Маргариты обнаруживается особенно отчетливо. Заявление в Прологе о том, что «погоня за риторическими красотами может в какой-то мере повредить жизненной правде», не вполне соответствует действительности. Если текст самих новелл отмечен определенной стилистической небрежностью (что, впрочем, свойственно устному непринужденному рассказу), то в диалогах-обсуждениях писательница более экономна и точна. Именно в обсуждениях мы находим дефиниции и формулировки, передающие взгляды спорящих и самой Маргариты. Традиции литературного диалога, «спора» были очень устойчивы на протяжении всего Средневековья, но писательница опирается, безусловно, не только и не столько на средневековый опыт. Основной ее образец это, конечно, Платон и его итальянские последователи XV и начала XVI столетия. В обсуждениях Маргарита умело сочетает живость и безыскусность обыденной речи, передавая неприхотливое и непредсказуемое течение спора, с тщательно взвешенными, отточенными сентенциями, предвосхищающими своей емкой обобщенностью моральные максимы, которые мы затем найдем у Монтеня и более поздних писателей.
«Гептамерон» оказывается не только циклом пестрых новелл, но и своеобразным трактатом на моральные темы, написанным в форме живых и динамичных диалогов. Это трактат об идеальном придворном и шире об идеальном человеке эпохи. В конечном счете писательница ставила вопрос о подлинной любви и личном достоинстве человека.
В книге, естественно, нет единого взгляда на любовь и человеческие отношения. Скептическим суждениям Иркана, Сафредана и других рассказчиков противостоит не одна, а по крайней мере две противоположные точки зрения.
Носительницей одной из них, наиболее гармоничной и, если угодно, реалистической, выступает Уазиль, которая считает, что любовь «это такая сила, что даже трусливейший из людей, если он одержим ею, способен совершить то, что заставит призадуматься самого отменного храбреца» (новелла 16-я). Уазиль за полнокровную любовь со всеми ее радостями, но и со всеми моральными обязанностями, которые она накладывает на человека. Уазиль (и сама Маргарита) не против плотских наслаждений, но она убеждена, что подлинная возвышенная любовь может на какое-то время подчинить себе вожделение.
Несколько иной точки зрения придерживается Парламанта, а с ней и Дагусен. Для Парламанты также нет антиномии между любовью чувственной и любовью возвышенной, духовной. Но приоритет последней для нее очевиден. Вполне сообразуясь со своими взглядами, Парламанта заключает: «Настоящая, совершенная любовь, по-моему, приходит тогда, когда влюбленные ищут друг в друге совершенства, будь то красота, доброта или искренность в обхождении, когда эта любовь неустанно стремится к добродетели и когда сердце их столь благородно и столь высоко, что они готовы скорее умереть, чем дать волю низменным побуждениям, несовместимым ни с совестью, ни с честью» (новелла 19-я). Здесь уже не самозабвение, растворение в любви вплоть до отказа на какое-то время от чувственного удовлетворения страсти, а безусловное отрицание последнего.
Далеко не случайно многие новеллы книги (едва ли не абсолютное их большинство) посвящены любовным отношениям героев. Все почти персонажи Маргариты одержимы любовью, они домогаются успеха кто хитроумными уловками, кто грубым насилием, кто терпеливым, молчаливым «служением». Любовная страсть знакома всем и принцам крови, и знатным дворянам, и простым горожанам. В ее незримые сети попадают и опытные придворные кокетки, и простодушные девушки, и благочестивые монашки. Но это не привычное нам ренессансное «раскрепощение плоти». Писательница полагала, что в сфере любовных отношений наиболее всесторонне и полно раскрываются характеры, именно здесь обнаруживает себя подлинное лицо человека. Истинная любовь, глубокая и чистая, это удел сердец возвышенных и благородных; те же, кем движет грубая чувственность, способны на подлые поступки и даже на преступление, хотя они могут принадлежать и к самому древнему аристократическому роду. Но для одних такая низкая страсть лишь временное постыдное заблуждение, для других же само существо их натуры.
Наиболее крайних позиций придерживается Дагусен. Как он полагает, «есть люди, чья любовь так велика и так совершенна, что они предпочли бы умереть, лишь бы не дать волю желанию, от которого может пострадать честь и совесть их возлюбленной, они стараются всячески скрыть эти желания и от всех, и от нее самой». Это, бесспорно, отзвук неоплатонистических воззрений, горячо разделявшихся Маргаритой, согласно которым любовь есть в конечном счете приобщение к красоте и совершенству мира и пути к познанию божества.
Для самой Маргариты и для тех рассказчиков «Гептамерона», кто в той или иной степени выступает рупором ее идей (а их порой высказывает даже скептик и циник Сафредан; лишь Иркан твердо держится своей роли, хотя и ему не чуждо рыцарское отношение к своей даме), свойственно возвышенное представление о любви, вообще о жизни человеческого духа. Примерам такой любви, таких высоких душевных качеств человека посвящено немало рассказываемых историй. Здесь и короткие «примеры», и длинные романтические повести (их особенно любит Парламанта).
Но вот на что полезно обратить внимание. Среди этих любовных историй не так уж много повествований со счастливым концом. Герои многих из них, горячо (и подчас тайно) любящие друг друга, становятся жертвами либо враждебных им обстоятельств, либо собственной гордыни, собственного превратного представления о добродетели и чести. Таковы, например, протагонисты рассказанных Парламантой историй Флориды и Амадура (новелла 10-я) или Роландины и бастарда (новелла 21-я). И напротив, нередко приходят к счастливой развязке те новеллы, где изображены человеческие заблуждения и пороки, например, новелла 38-я (ее рассказывает Лонгарина), в которой говорится о муже, по достоинству оценившем свою красавицу-жену и отказавшемся от интрижек с простыми крестьянками.
В «Гептамероне» немало новелл, исполненных то тонкой иронии, то озорной шутки. Но многие из собранных в книге историй печальны. Как много новелл повествует об исковерканных судьбах, о людской черствости, о невосприимчивости к высоким и благородным порывам! И одновременно сколько историй о низости и жадности, о сластолюбии и вероломстве, коварстве и глупости! Маргарита не только не скрывает, что в мире много несправедливости и зла, но, напротив, показывает это зло в сгущенном, концентрированном виде. Ощущение царящих в жизни насилия и неправды подготовлено уже сценами Пролога, где с буйством стихии соперничают человеческое коварство и жестокость. Этот мотив подхвачен и развит в новеллах, где мы постоянно сталкиваемся с убийствами, с грубым попранием обычных человеческих норм. Тема эта звучит уже в первой новелле книги, продолжена во второй и так далее. Герои некоторых новелл не только необузданны и импульсивны в проявлениях своих страстей, они способны и на изощренную, долго подготавливаемую жестокость (например, в новелле 32-й).
Маргариту очень заботит место женщины в обществе, поэтому она так много пишет о женской порядочности, чистоте, благородстве. В «Гептамероне» встречаются, конечно, героини лукавые, ветреные, глупые, но почти никогда распутные или жестокие. Положительный идеал писательницы, бесспорно, связан с женскими характерами, поэтому подлинными героями (как носителями позитивных душевных качеств) большинства новелл сборника оказываются женщины. Но именно они обычно больше всех и страдают. В общем осуждая любовь вне брака, Маргарита не очень-то верит в брак как в надежное прибежище для любящего сердца. Это и заставляет героинь нередко отказываться от возможного счастья.