Альма. Ветер крепчает - де Фомбель Тимоте 5 стр.


 Забудь о ней. С твоим блошиным ростом она никому на борту не налезет. Будут пушку ей забивать. Ты плавать умеешь?

 Настоящие моряки не умеют плавать,  говорит Жозеф.  Плохая примета. Верните мне куртку. Она мне важна как память. А часы я могу отработать.

 Раньше, чем лет через двадцать, не расплатишься.

 Я не спешу. Дел у меня никаких. Только верните куртку. Говорю, она у меня памятная.

Повторяя эти слова, Жозеф видит, как на какой-то миг во взгляде капитана мелькает искорка любопытства. У Гарделя только что родилась одна мысль. Он встаёт с сундука, подходит на пару шагов к сидящему на полу Жозефу, чтобы разглядеть получше.

 Значит, памятная  задумчиво произносит Гардель.

Он разворачивается. Жозеф слышит, как удаляются его шаги и как закрываются дверь и три задвижки.


Поднявшись на ют, капитан подходит к штурвалу. Двум мужчинам приходится держать его обеими руками, чтобы не терять курс. Массивный компас перед ними показывает, что идут они на юго-запад. Ветер сильный. Волны высокие. Гардель любит, когда корабль ложится на борт и от его скорости на море встаёт белая пена. На спуске с волны рулевые борются против ветра изо всех сил, а затем ставят штурвал прямо, взбираясь на следующий гребень. Иногда палубу захлёстывают брызги, пугая несчастных, привязанных к курятникам на корме поросят, у которых морская болезнь.

Вожеланд, старпом, закончил руководить постановкой нижних парусов. Гардель знает, что в подобном плавании главное скорость. Чем короче оно будет, тем выгоднее. Экипаж, товары, припасы и сам корабль со временем всё приходит в негодность. Даже капитан не вечен. Каждый минувший день потеря в деньгах. Лазарь Гардель сделал себе имя на скорости.

Три месяца тому назад Фердинан Бассак, самый богатый купец в Ла-Рошели, в четвёртый раз нанимал его капитаном на один из своих кораблей, и договор они подписывали в особняке Бассаков на улице Эскаль в большом красивом доме судовладельца.

Был воскресный день. На письменном столе рядом с договором лежало стальное перо. С верхних этажей доносились звуки фортепиано. Помешивая в чашке шоколад, Бассак спросил:

 В чём ваш секрет, капитан?

 Мой секрет?

 Последнее плавание заняло у вас всего тринадцать месяцев, включая все стоянки на африканском побережье и на наших островах И притом выходили вы из Амстердама.

Гардель чуть выждал и ответил доверительным тоном:

 Я знаю, что замедляет суда, господин Бассак Нужно лишь не брать с собой на борт ни грамма.

 Ни грамма чего, Гардель?

Капитан выдержал паузу. Ангелик, юный счетовод судовладельца, стоял в сторонке. Синица примостилась на открытом окне. В него струился тёплый майский воздух с ароматами сирени и песочного печенья из кухонь.

 Ни грамма чего?  повторил Бассак в нетерпении.

 Кое-чего, что опаснее крыс и жучков, точащих корпус судна. Страшная напасть! Которую нужно давить на корню, едва заметишь.

 И это?..  подхватил Бассак.  Это?..

 Сострадание,  процедил Гардель сквозь зубы.

Счетовод Ангелик вздрогнул в углу. Синица вспорхнула и улетела. Даже у Фердинана Бассака пробежал по спине холодок. Он оглянулся на дверь, видневшуюся среди книжных шкафов, боясь, как бы его дорогая дочь, посетитель, горничная или любая другая живая душа не услышала этих слов, таких чуждых его уютному кабинету, благоуханию сада и всем расставленным на полках книгам человеколюбивых философов.

И всё же Бассак и его счетовод заставили себя посмеяться над этой остротой, однако Гардель не присоединился к ним. Лицо его хранило непроницаемость.

Тогда Фердинан Бассак дрожащей рукой притянул к себе последнюю страницу договора. И поставил на ней свои инициалы. Перо едва не прорвало бумагу.


Глядя на горизонт под парусами, капитан Гардель вспоминает серебряный кувшинчик, из которого тёк, пенясь и дымясь, горячий шоколад, и хруст разминаемого в чашке сахара Думает о туфлях с бантами, о слишком белых руках Бассака, о лакеях в коридорах. Думает о дочери судовладельца, четырнадцатилетнем создании по имени Амелия, с которой он встретился на крыльце, когда она выходила. Он хотел поздороваться:

 Мадемуазель

И помнит, как надменно прошуршала она платьем, проходя мимо и даже не кивнув.

Однажды Гардель сам станет судовладельцем. Будет снаряжать суда, не поднимаясь с кресла. Станет соперником Бассака и всех прочих. И обойдёт их всех. Двадцать лет он откладывает на это. Однако ему нужны ещё деньги. Много денег. Иногда, по ночам, он просыпается в поту от нетерпения.


Ну а пока что он капитан «Нежной Амелии». Полноправный хозяин на борту на долгие месяцы. Прямо перед ним юноша спускается по мачте и спрыгивает на палубу. Гардель жестом останавливает его.

 Найди мне одежду мальчишки.

 Чью?  спрашивает запыхавшийся юноша.

 Лиссабонского воришки. Где его куртка с рубахой?

 Их выиграл в кости кок.

 А я говорю, принеси мне их немедленно!

Откуда это предчувствие? У некоторых есть особый нюх, отчего они сразу держат нос по ветру, едва где-то пахнёт кладом.

9. Тысячеглавый пират

Матроса, который удаляется от Гарделя, зовут Авель Простак. Ему девятнадцать. Он весь зарделся от оказанной ему чести: приказ от самого капитана! Дело в том, что Авель новенький на судне. Он никогда не заплывал дальше речки, в которой ловил в детстве шапкой лягушек. Он из тех, у кого в волосах ещё торчит солома.

Всю жизнь ему не везёт. Скудный домишко, в двенадцать лет смерть родителей и продажа фермы за тысячу ливров, всякие глупости, в которых он искал утешения, и вот он безграмотный, без гроша в кармане, и единственная радость старшие сёстры, которых он обожает и которые живут коровой и двумя козами на острове Ре, среди дюн.

Однако в последние дни жизнь его определённо меняется Сначала эти господа в трактире «Красный кот», на рассвете. Их было двое, и они решили заплатить по его долгам за карты и выпивку, тогда как у него в карманах было пусто и трактирщик грозился упрятать его за решётку.

Чудо. Два господина, которые держат его за плечо и говорят с ним так ласково. Они ругают трактирщика за то, что тот не умеет распознать честного парня.

Говорят, что он, Простак, на вид крепкий малый. И они убеждены: его ждёт большое будущее.

 Это сразу видно По взгляду. В тебе, мой мальчик, есть тяга к большему.

Ему только и нужно, что подписать вот тут, внизу. Они расплатятся за него, а ещё предложат работу, и он повидает дальние края

 Разве ты, Авель Простак, не мечтал о странствиях?

Пусть он скорее подпишет, прямо здесь, и они угостят его ещё стаканчиком, чтобы отпраздновать его новую жизнь. Ведь теперь перед ним все возможности.

Авель Простак подписывает. Он обнимает их, плача от умиления. Он нанят. Ему сразу же дают двадцать серебряных. Он слышит, как они звенят в кармане жилета при каждом шаге.

А через час он видит корабль, шире и выше церкви в его деревушке. Ещё совсем рано, но на пристани Ла-Рошели уже собрались зеваки посмотреть на судно. Простак не может поверить, что это великолепие для него. Когда он поднимает глаза на три увитые тросами мачты, голова идёт кругом. Ему выдают гамак, который нужно подвесить в носовой части. И говорят, что до отправления два часа. Так скоро? У него не хватит времени проститься с сёстрами, но его убеждают: пусть он представит, с какой гордостью они встретят его после, когда он придёт с полными руками подарков

И очень скоро «Нежная Амелия» выходит на простор кормой к солнцу, раздвигая сияющую утреннюю пену: точно дама в белом платье идёт через пшеничное поле.

Разумеется, весь переход от Ла-Рошели до Лиссабона Авель Простак проболел. Морской болезнью. Помирал от неё в Бискайском заливе. Отчего, вероятно, особенно много думал о сёстрах с их коровой, о двух козочках среди песчаных дюн. И потому так много сморкался, прячась в гамаке, подвешенном под баком. Но теперь они отчалили по-настоящему, всерьёз, и вот капитан уже доверил ему поручение.

Перед ним все возможности.

Котёл для экипажа кипит на плите. Кок бросает в него капусту, рубя её на четвертинки мачете, прямо на руке. Он не в курсе, что вообще-то на корабле, несущемся во всю прыть по бурному морю. К нему подходит Авель Простак.

 Я по поручению капитана.

 Как тебя звать?

 Авель Простак.

Кок темнокожий. Говорит он со страшным английским акцентом. Когда он улыбается, щёки вдруг округляются, как у поющих лягушек в брачный сезон.

 Ты, Простак, из сухопутных?

 Из кого?

 Сухопутных.

 Да, это мой первый раз.

 «Красный кот» или «Альбатрос»?

 Что?

 Они тебя в «Красном коте» подобрали или в кабачке «Альбатрос»?

Простак улыбается, решив, что его история так хороша, что её уже пересказывают.

 В «Красном коте». Кто вам рассказал?

 А у меня первый раз был в «The Old Tower» в Ливерпуле, десять лет назад. На узкой улочке, где даже двум крысам не разойтись иначе, как друг по дружке.

Кок громко хохочет.

 Точно как ты: голова пустая, карманы не лучше.

Он откладывает мачете, вытирает мокрые руки и встаёт.

 Ну, Простак, меня зовут Кук.

Он протягивает ему правый локоть, как делают все повара мира, и Авель неловко пожимает его.

 Здравствуй, Кук.

Приветливый голос, английский акцент, открытый взгляд Кука Из-за всего этого Авель Простак даже не понял, что́ ему только что объяснили: в Ла-Рошели он попался в ловушку и половину экипажа набирали так же, как его,  ловили на удочку лести, долгов и отчаяния. Ведь разве согласится кто по доброй воле на подобное плавание?

Кук разглядывает его.

 Так что тебе нужно?

 Капитан ищет одежду воришки,  объясняет Авель.  Она ему понадобилась.

 Зачем?

Авель пожимает плечами. Он понятия не имеет просто выполняет приказ.

 Я выиграл её в кости у Роландо,  говорит Кук.

 Знаю. Я был там.

Кук делает вид, что раздумывает, но у него нет ни малейших сомнений в том, как придётся поступить. Он слишком хорошо знает капитана.

 Забирай,  говорит Кук.  Синий свёрток рядом с дровами, сбоку от котла.

Авель берёт ком одежды и суёт себе под мышку. Кук продолжает:

 В любом случае, я попытался в них втиснуться бесполезно. Куртка если и налезет, то только как носок.

Авель взглядывает на кока и переспрашивает с улыбкой:

 Но?

 Sock.

Кук улыбается в ответ. Он не толстый, но пухлый, как цыплёнок для воскресного ужина. Чтобы обернуть его фигуру целиком, понадобится три такие куртки.

 Погоди, парень. Ты куда?

 Иду к капитану.

Авель замер на месте. Кук преградил ему путь.

 А рыба?

 Какая рыба?

Тут Авель Простак чувствует, как под мышкой у него что-то ёрзает. Он разворачивает свёрток из одежды и видит двух дорад. Они так тёрлись чешуёй о куртку, что в ней теперь будто серебристое гнездо. Кук забирает рыбу. И рассовывает по карманам фартука.

 Это для хозяйского ужина. Надо пользоваться, пока есть свежее. Во время перехода почти не рыбачат. Через месяц мы все будем молиться, чтобы чайка упала в котёл,  глядишь, хоть мясо в супе появится.


Капитанскую каюту заполнил запах рыбы.

Гардель разложил на койке принесённую матросом одежду. Суконная рубаха, жилет и синяя куртка. Он только что обыскал карманы. Ничего.

Единственное, в жилетном пробка, обмотанная нитками. В саму пробку воткнута игла. Гардель прохаживается по каюте. Однако он готов поклясться, что где-нибудь зашиты золотые. И этот моток ниток выглядит многообещающе.

Капитан щупает изнанку, подшитые края. Ткань плотная, почти как картон. Ни монет, ни жемчуга, ни драгоценностей в рукавах не зашито. Только всё будто пропахло рыбным базаром. Почему от всей его одежды так несёт свежим уловом?

Он в последний раз берёт куртку, распахивает перед окном двумя руками и вдыхает поглубже. Вот откуда этот запах. Ткань пропиталась морской водой. Даже видно, где белая чешуя налипла.

Гардель зарывается носом в воротник. И тут же округляет глаза. У правого плеча, где ткань намокла сильнее, начинают проступать мелкие чёрные пятна.

Тогда он берёт со стола бритвенное лезвие и принимается распарывать плечевой шов. Портняжная работа. Лазарь Гардель делал первые шаги на флоте ещё ребёнком, под началом матроса-парусника на королевской шхуне. И пока на верхней палубе убивали друг друга, он зашивал на нижней паруса. С тех времён он сохранил умение ловить ветер, чтоб тот надувал парус как надо, и управляться с бритвой.

Несколькими движениями Гардель распорол верх куртки. Вот он убирает подкладку. И глаза его вдруг светятся. Внутри плотной ткани спрятан сложенный пополам лист бумаги в чёрных пятнах.

Капитан берёт его в руки.

В тот миг он должен бы думать, что сейчас раскроет любовное письмо, завещание старика отца, адрес двоюродной сестры, которой нужно выслать вещи в случае смерти мальчика. Обычно в одежде моряков находят что-нибудь в этом духе. Но Лазарь Бартоломей Гардель хорошо себя знает. Если уж чутьё завело его так далеко, то явно не ради благочестивой картинки или портрета какой-нибудь девчушки.

Он раскрывает листок. Чернила немного поплыли. Они пропитали ткань куртки. Рукопись вполне разборчивая, но совершенно загадочная.

Гардель пожёвывает язык и прищуривается, чтобы лучше прочесть.

Примерно посередине белого листа одинокий рисунок бычьей головы. Концы рогов почти соприкасаются. Четыре стрелки вокруг указывают север, юг, восток и запад. Роза ветров с головой быка. Только части света подписаны наоборот. Север смотрит вниз.

Из образованного рогами полукруга глядит странный череп.

Гардель озадаченно ворчит. Три строки в самом низу пострадали от морской воды.

В первой угадывается длинная череда полустёртых букв, из которых прочесть можно только последние:


ET-NAV-REX


Прямо под ними два английских слова: «Help yourself». Что означает: «Угощайтесь».

Третья строка сильно выцвела. Она напоминает подпись. Гардель подходит к окошку, в которое льётся ровный вечерний свет. И видит на бумаге имя, дерзкую подпись, украшенную затейливыми чёрными узорами: Люк де Лерн.

Ноги у Лазаря Бартоломея Гарделя подкашиваются.

Шатаясь, он идёт к нише с койкой. Садится на неё.

Листок в его руках дрожит.

В этой рукописи он разглядел одну из тех загадок, которые оставляют после себя исчезнувшие пираты. Тайный путь, ведущий к их добыче. Но подпись, на которую смотрят глаза Гарделя, принадлежит самому легендарному и самому богатому из них. Ещё много бессонных ночей это имя не даст Гарделю покоя: Люк де Лерн, тысячеглавый пират.

10. Балансируя на проволоке

Середина ночи. Каюту, где заперт Жозеф Март, освещает лампа Жака Пуссена. Входя, он приветствовал Жозефа так, будто не ожидал его здесь увидеть.

Пуссен оставил Авеля Простака караулить у двери и теперь делает замеры длинной линейкой. Снаружи ветер и волны стихли. Корабль скользит в ночной тиши.

 Что вы делаете?  спрашивает после долгого молчания Жозеф.

 Высчитываю, сколько у меня уйдёт древесины,  отвечает Пуссен.

На самом деле он мог бы начать работы и с другого конца судна, но ему любопытно поглядеть на этого паренька, необъяснимым образом повисшего вниз головой на мачте, будто летучая мышь с полными карманами бриллиантов.

 Сколько древесины уйдёт на что?  спрашивает Жозеф.

 Это тебя не касается.

 Я слышал, вы сказали, что прежний плотник умер

На сей раз Пуссен останавливается. Он смотрит на Жозефа, который сидит на полу, обхватив руками колени.

 Да,  отвечает Пуссен,  умер за несколько дней до отплытия. Его звали Клеман Бассомпьер. Его нашли в порту Ла-Рошели вместе с его подмастерьем.

 С подмастерьем?

 Которому было пятнадцать.

Пуссен присаживается, ставит лампу, поднимает стекло и начинает править фитиль, не гася огня.

 Они явно работали без продыха. Я знаю, о чём говорю. Судно не новое. Они весь остов собрали заново, заменили мачты, реи, перестлали нижнюю палубу. Даже обили корпус целиком

Назад Дальше