На тросточку? удивился тайный советник. От рабочего я бы скорее ждал костыля. А впрочем, нынешние пролетарии такие модники, от них всего можно ждать.
Нестор Васильевич кивнул: он тоже так подумал, но на всякий случай просил одного из тайных осведомителей приглядеть за модником. Выяснилось, что интересующий их рабочий, несмотря на травму, весьма активен. Кроме своего цеха, где отливают сталь, он регулярно посещает также и другие, в частности тот, где производят взрывчатые вещества.
Вы, конечно, знаете, что в девяностые Дмитрий Иванович Менделеев изобрел пироколлодий бездымный пироксилиновый порох, продолжал статский советник. Увы, иностранная разведка уже тогда работала отлично, а контрразведки у нас практически не было. В результате менделеевская рецептура была украдена, и патент на пироколлодий получил некий Бернаду сотрудник американской военно-морской разведки. Благодаря этому открытый Менделеевым пироколлодий мы теперь вынуждены покупать у американцев. Несмотря на это прискорбное обстоятельство, русские Кулибины не спят и продолжают работать. Нам ведь нужно что-то противопоставить японской шимозе.
Да, шимоза страшная вещь, задумчиво проговорил патрон. По своей взрывчатой силе она намного превосходит наш пироксилин.
При всем при этом шимоза вовсе не японское изобретение, заметил Загорский. Это вариант хорошо известного на Западе мелинита. Им у нас занимался химик-артиллерист Панпушко. Увы, он погиб во время испытаний. После этого на самом верху решили, что мелинит слишком опасен, и велели закончить всякие с ним опыты. А вот японцы держались другого мнения, продолжили исследования и, как видим, добились недурных результатов. Хотя, скажу откровенно, шимоза тоже небезопасна и довольно часто вдребезги разносит их собственные японские орудия
Одним словом? перебил его тайный советник.
Одним словом, рабочий Носов продолжал как ни в чем не бывало курсировать между цехами. При помощи несложной интриги один из осведомителей ненадолго получил в свои руки загадочную носовскую тросточку. Оказалось, что набалдашник у нее откручивающийся и к тому же пустотелый. Более того, в набалдашнике этом обнаружилась металлическая стружка.
Тут уж за дело взялся лично Загорский. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что именно благодаря пустотелому набалдашнику Носов выносил с завода интересующие его образцы военной продукции. Форму они имели разную: от заклепок и застывших оплавков до мелкой отбракованной штамповки.
Японцы охотятся за нашей броней, задумчиво проговорил тайный советник. Но зачем она им? Хотят взять на вооружение?
Не исключаю, отвечал Загорский. Однако для них еще важнее понимать, на что эта броня способна. Например, инженерные сооружения Порт-Артура, который сейчас героически выдерживает обстрелы японских военных кораблей, рассчитывались на отражение двухсотсорокамиллиметровых снарядов. Артиллерия же императора Муцухито уже обладает двухсотвосьмидесятимиллиметровыми мортирами. Легко догадаться, что это может значить для нас
Его превосходительство сердито забарабанил пальцами по столу, но ничего не сказал.
Кроме того, безжалостно продолжал Загорский, внутрь своих набалдашников Носов засыпа́л и образцы новейших русских взрывчатых веществ, которые, разумеется, потом тоже попадали в руки японских шпионов.
Хотел бы я знать, чем только занимается наша доблестная жандармерия?! патрон, кажется, пришел в необыкновенное раздражение. Почему она не ищет шпионов и почему обязанности жандармов должны выполнять дипломаты?
Отвечать на этот вопрос Загорский не стал, справедливо сочтя его риторическим, а вернулся к рассказу о Носове. Взяв хитрого пролетария с поличным, Нестор Васильевич довольно легко вытряс из него имя нанимателя. Им оказался скромный сотрудник пароходной компании Константин Петрович Камакуров, он же Кэндзо Камакура. Вот так они с Ганцзалином оказались в гостях у Камакуры-сенсея. Причем подгадали, чтобы его самого в квартире в этот момент не было
* * *
Все это Нестор Васильевич рассказал патрону, но, разумеется, не стал пересказывать японцу. И не потому даже, что не собирался посвящать шпиона в детали русского сыска, а потому, что их с Камакурой разговор был неожиданно прерван.
В прихожей раздался стук туфелек, и в кабинет Камакуры-сенсея вбежала барышня в белом подвенечном платье. Через фату поблескивали черные как смоль глаза.
Цыпленочек, закричала она, ты, надеюсь, не забыл, что у нас сегодня венчание?
Но, увидев Загорского и Ганцзалина, осеклась и захлопала ресницами.
Костя, проговорила она с легким сомнением, кто эти господа?
Однако Костя, он же Камакура-сенсей, вместо ответа вскочил со стула и совершил гигантский прыжок в сторону барышни. Спустя мгновение он уже стоял у нее за спиной, крепко обхватив за талию и приставив к горлу короткий узкий нож. Сорванная и скомканная фата белела у ног девушки. Глаза ее заволокло страхом, маленький красный рот был беспомощно приоткрыт.
Не подходить! рявкнул Камакура. Сидеть на месте ири убью!
Статский советник переглянулся с помощником.
Я не шучу, в голосе японца послышалось что-то змеиное. Барышня вскрикнула, и по шее ее медленно потекла тонкая алая струйка.
Я так понимаю, господин Камакура, это и есть ваша невеста, Анастасия Алабышева? не теряя самообладания, осведомился статский советник.
Что здесь происходит? онемевшие губы барышни еле двигались, голос звучал совсем слабо, казалось, она вот-вот лишится чувств.
Морчать! рявкнул японец, и та испуганно умолкла.
Загорский кивнул: да, теперь он видит со всей определенностью, что это его невеста. Правда, в этот раз она зашла в гости к жениху в крайне неподходящий момент. Наверняка мадемуазель Алабышева знает, что видеть жениха перед свадьбой дурная примета. Лично он, Загорский, считает приметы грубым суеверием. Однако, к сожалению, некоторые из них все-таки иногда сбываются
Пока он говорил, Ганцзалин медленно опустил правую руку, так что в ладонь ему из рукава скользнул метательный нож. Каким бы незаметным ни было это движение, японец уловил его.
Ты, китаец! Сидеть, не двигаться, заревел он в неистовстве. Я убью ее, убью!
Помощник бросил на хозяина быстрый взгляд, тот отрицательно покачал головой. Ганцзалин, секунду помедлив, сложил руки на груди.
Вот так, кивнул головой Камакура-сан. Теперь давайте сюда мой писторет! Быстро!
По губам Загорского скользнула удивленная улыбка. Они с Ганцзалином, конечно, гуманисты, но не самоубийцы же. Как только он получит пистолет, их жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Нет уж, единственное, что они могут ему пообещать, так это не нападать первыми
Я убью ее! зарычал японец, не дослушав.
Нестор Васильевич отвечал, что это уже целиком и полностью будет на его совести. Мадемуазель Алабышева невеста господина Камакуры, так что он волен делать с ней все, что захочет. Правда, пока он всего-навсего вражеский шпион, и в худшем случае ему грозит тюремный срок. Если же он убьет русскую подданную, вина его будет отягощена многократно. Так что он, Загорский, настоятельно не советует Камакуре-сенсею обагрять руки кровью барышни. Тем более что необходимости в этом никакой нет. Ведь прямо сейчас его никто не держит, и он может совершенно спокойно покинуть дом.
Как покинуть? разъяренный Ганцзалин повернулся к Загорскому. Мы его что, отпустим?!
Нестор Васильевич вздохнул и смиренно развел руками: ничего другого им не остается. Камакура оказался ловчее их, надо уметь проигрывать с достоинством.
Пока они переговаривались, японец с величайшим подозрением переводил взгляд с Загорского на Ганцзалина и обратно, не зная, как поступить. Наконец он все-таки решился: не отпуская барышню и по-прежнему держа у ее горла нож, он попятился к выходу из комнаты. Не прошло, однако, и пары секунд, как они оба с грохотом повалились на пол. Звякнул выпавший из руки Камакуры нож, в воздухе повисли яростные японские ругательства. Камакура барахтался на полу, запутавшись в белом платье невесты, та, придавив его сверху, кричала, панически размахивая руками.
Вот это я и называю предвидением, повернулся Загорский к Ганцзалину. Слишком длинный шлейф у платья это раз. Слишком высокий порог в кабинете это два. Они просто не могли не упасть
Глава вторая. Товарищ поляк
Легкая пролетка стремительно подкатила к дому, в котором располагалась московская квартира Нестора Васильевича, и встала как вкопанная. Тротуар тут был усыпан сухой золотой листвой от начавших желтеть деревьев, налетавший от Москвы-реки ветер поднимал ее и закручивал в маленькие огненные вихри.
Из подъезда появилась внушительная фигура Артура Ивановича Киршнера. Дворецкий легко нес два увесистых саквояжа серый и коричневый. За ним налегке следовали Загорский и Ганцзалин.
Уложив багаж в пролетку, Киршнер подождал, пока туда же усядутся хозяин с помощником, и вернулся на тротуар. Кучер дернул вожжи, и пролетка, ускоряясь, покатила прочь. Киршнер проводил ее печальным взором и не двинулся с места, пока экипаж не растаял вдали.
Каждый раз одно и то же, сказал Ганцзалин, морщась. Прощается с нами так, как будто видит в последний раз
Загорский, сидевший на сиденье рядом с помощником, только плечами пожал. Как знать, может быть, Артур Иванович и прав. Все-таки они едут не куда-нибудь, а прямиком на театр военных действий. Оттуда вполне можно и не вернуться.
Ну, сейчас ладно, нехотя согласился китаец, сейчас война. А до этого что? Или мы каждый раз на войну едем?
Загорский посмотрел на Ганцзалина с интересом. Пожалуй, он прав. Говоря высоким штилем, они ведь все время на войне. Независимо от того, чем именно они заняты раскрытием заговоров, борьбой с уголовным миром, поиском шпионов, все это, выражаясь высоким слогом, война. Война порядка и гармонии с хаосом и уничтожением.
И Киршнер это понимает? ухмыльнулся помощник.
Может быть, и не понимает, но наверняка чувствует. Он по меньшей мере чувствует возможные последствия такой войны. Если старый хозяин сгинет, искать нового сейчас будет довольно затруднительно.
В конце концов, Киршнер просто мог по-человечески к нам привязаться, заключил Загорский.
К вам привязаться, уточнил Ганцзалин, к вам. Меня он терпеть не может, только с виду приветливый. Как говорится, в морду кормит калачом, а в спину лупит кирпичом.
Нестор Васильевич укорил помощника, заметив, что тот слишком подозрительно относится к людям. Тот отвечал, что люди это вполне заслужили. Пусть-ка сначала добьются его доверия, а там уж видно будет.
Тут он прервался, почувствовав, что пролетка остановилась и как-то странно завибрировала.
Н-но! Не балуй! услышали они испуганный голос возницы.
Седоки ощутили, что пролетка явственно накренилась. Загорский глянул вперед и увидел, что впряженная в экипаж гнедая лошадь ведет себя очень странно. Сначала ее забила судорога, потом животное присело на задние ноги и стало заваливаться набок. Вместе с лошадью начала медленно валиться набок и пролетка.
Н-но, холера! в панике кричал кучер, но никакая брань на бедную кобылу, разумеется, подействовать не могла.
В одно мгновение статский советник и Ганцзалин выпрыгнули из экипажа. Китаец, едва коснувшись ногами твердой поверхности, железной рукой выдернул возницу из его сиденья и ссадил на землю. Это случилось очень вовремя, потому что в следующую секунду пролетка с грохотом завалилась набок.
Да чтоб тебя! кричал перепуганный кучер. Что же это, люди добрые?!
Похоже на эпилепсию, заметил Нестор Васильевич. Давай-ка, братец, распрягай лошадь, иначе она себя в судорогах покалечит.
Но гнедая тряслась и билась, и возница боялся даже близко к ней подступиться. Пришлось за дело взяться Ганцзалину. Пока Загорский удерживал лошадь за голову, прикрывая ей глаза, помощник споро освободил ее от упряжи и, натужась, рванул пролетку в сторону, чтобы животное не разбилось об оглобли.
Ноги у кобылы вытянулись, голова запрокинулась назад, зрачки расширились, а глаза почти что вывалились из орбит. Дышала она теперь шумно, прерывисто, челюсти непроизвольно двигались, на губах пузырилась пена.
Загорский, продолжая держать лошадь за голову, что-то тихонько ей приговаривал на ухо и с силой жал на какие-то точки на шее. Прошло несколько минут, и животное стало успокаиваться. Наконец по телу лошади прошла длинная судорога, и она замерла.
Господи, побелел извозчик, никак, околела
Загорский ласково похлопал гнедую, подул ей в морду.
Ничего, сказал, сейчас поднимется.
Лошадь, словно услышав его, сделала слабую попытку встать на ноги и тут же повалилась наземь. В глазах ее отразился ужас, она жалобно заржала.
Ну-ну, ничего, милая, не бойся, успокаивающе заговорил Нестор Васильевич. Это всего-навсего приступ, сейчас будет легче. Ты просто потеряла много сил, испугалась. Отдохни минутку, и попробуем встать снова.
Он уговаривал животное так, как будто перед ним была не лошадь, а человек. И, как ни удивительно, но, кажется, кобыла его поняла. Минуту-другую она лежала неподвижно, только бока ходили ходуном. Потом дыхание ее постепенно выровнялось, она открыла глаза и снова попыталась подняться. В этот раз попытка оказалась удачной. Не без труда она встала на ноги и стояла теперь, слегка вздрагивая и кося на Загорского испуганным взглядом.
Есть у тебя сахар или другое какое лакомство? спросил Нестор Васильевич у лихача.
Тот засуетился: а как же! И сахарок есть, и морковка, сейчас, сейчас Он покопался в карманах и, выудив оттуда кусок пиленого сахара, передал статскому советнику. Тот протянул сахар лошади на открытой ладони. Та деликатно подхватила сладкий кусочек большими теплыми губами.
Ну вот, сказал Нестор Васильевич кучеру, вот уже и лучше. Ты уж, братец, сегодня не утруждай ее больше, пусть отдохнет твоя скотинка.
Тот с готовностью закивал: само собой, пусть отдохнет. Вот только не знают ли господа хорошие, что это за напасть такая с животиной приключилась? Загорский пожал плечами трудно сказать, может быть, эпилепсия. Раньше что-то подобное с ней бывало?
Да как сказать, замялся возница, может, и бывало, мне неизвестно. Я ведь ее только две недели как купил.
Нестор Васильевич нахмурился. Как бы то ни было, на самотек дело пускать нельзя. Лошадь надо обязательно проверить, сводить ее к ветеринару, пусть посмотрит, что с ней и как.
К ветинару, закряхтел кучер, да ведь к ветинару, поди, денег стоит.
Загорский кивнул: стоит. Да только ведь лошадь эта его кормилица. Не будет она здоровой, на что он сам жить станет?
Да ежели она так всякий раз биться будет, проще уже ее татарам на колбасу отдать, сказал какой-то потрепанный зевака; их десяток столпилось сейчас вокруг опрокинутого экипажа, и все с большим интересом следили за ходом беседы.
Это тебя надо на колбасу, отвечал ему Ганцзалин, причем не откладывая дела в долгий ящик.
Вид у него при этом сделался настолько свирепый, что зевака поспешил ретироваться. Нестор Васильевич тем временем дал вознице пять рублей, велел сводить лошадь к ветеринару и купить лекарства, которые тот пропишет.
Вряд ли это врожденное, сказал он, имея в виду приступ. Лошадь молодая, но взрослая. Вероятнее всего, последствия какой-то травмы. Будем надеяться, что все обойдется.