Сборник лучших рассказов - Николай Углов 2 стр.


 1950 год. В большом зале идёт Новогодний концерт. Смех, гвалт, веселье. Периодически почтальон с бородой из пакли на «тройке лошадей с бубенцами» (трое малышей в упряжке) бегает по кругу вокруг ёлки, а затем останавливается, разворачивает треугольники поздравительных писем и громко зачитывает. Мне так хочется, чтобы и меня кто-нибудь поздравил, но нет! В основном поздравляют девчонок с Новым Годом и желают хорошей учёбы. Вижу счастливую Нину Суворову. Бегу в учительскую. Там на столе лежат для писем  записок несколько чистых тетрадей и три чернильницы с ручками. Торопливо пишу, чтобы не увидели. Бросаю его в деревянный почтовый ящик. Жду, не дождусь, когда почтальон зачитает моё письмо. И вот он громко читает:

 «Нине Суворовой.

Ба, да тут любовная лирика! Слушайте.

Где-то там тоскливый чибис пролетает ввысь. Нина, милая дивчина, жду и жду  ты отзовись!»


Немного растерянно, почтальон вызывает Нину Суворову к ёлке. Та, вспыхнув, убегает из зала, мельком бросив взгляд на меня. Почтальон оценил ситуацию:

 А где же этот прекрасный рыцарь? Ну! Выходи, молодой человек! Не бойся! Ты же просто молодец!

Я прячусь за спиной матери и отчима. Думаю, многие догадались, но пощадили меня. Почтальон, видно, тоже понял, и начал зачитывать другие письма.


 Зима снежная и долгая, морозы, метели, охота, зимняя рыбалка. Незабвенные вечера с песнями, частушками, танцами, игры в прятки, лыжи и коньки, игры со взятием снежных крепостей  всё занимало нас, всё было интересно! Дни летели незаметно!


О последней игре надо сказать особо. Снежная крепость была построена у нас за оградой, где весной было болото. Высокий полутораметровый вал с двумя башнями  бойницами, а перед ним яма-ров. Стены длиной до десяти метров, толстые, неоднократно политы водой. Всё сделано на совесть: крепость крепка, заледенела и сверкала на солнце. Можно было только, дружно взявшись за руки, с разбегу пробить брешь в стене. Одному и нечего было думать! Когда закончили сооружение снежной крепости, самая бойкая Ирка Чадаева распорядилась:


 В крепости будут только одни девчонки. Края стены не штурмовать  только середину! Только через ров! А уж кто сбоку подумает проникнуть  того сразу отстраняем от игры! Еврейские штучки здесь не пройдут! Кто честно взял приступом крепость, тот действует, как в кино или книгах. Девчонки в его власти!

Это всем подходило, это было честно! Особенно нас привлекала последняя Иркина фраза. Трудно было заполучить девчонок в плен! Мы не раз убеждались, что взять приступом крепость не так легко. Девчонки из-за стен ловко бьют, слепят снежками (а они перед игрой их много заготавливали), а на скользкую стену тоже нелегко взобраться. На нашу крепость приходили играть пол деревни  такая она была великолепная! Не раз и не два крепость было не узнать. Как Мамай прошёл! Но мы опять накатывали, восстанавливали стены, ещё больше поливали, леденили их неприступные бока, вызывая азарт и ярость нападающих. Но зато как сладка была победа! Мы знали, что взяв штурмом крепость, население её наше! Забывались многочисленные ушибы, синяки, ссадины, ледяной холод за воротом до брюха от снежков. Девчонок мы валили в снег, щекотали, валяли, мяли. А кое-кто из старших ребят в сумерках, в снежной пыли, тискали и пытались целовать визжащих девчонок. И вообще, было приятно повозиться, побороться с девчонками! До поздней ночи стоял шум, смех, визг у нашей крепости! Ну и, естественно, штурмовал я стену всегда в том месте, где в амбразуре мелькало личико Нины Суворовой.


 В школе я сидел на две парты дальше за Ниной Суворовой. Идёт урок, а я не слышу  любуюсь Ниной. Всё мне нравится в ней! Она сидит за партой с Леркой Аюковой вполоборота ко мне и тоже не слушает. О чём-то перешёптывается с худенькой, курносой и веснущатой Леркой. Вот черноглазая Нина лукаво улыбается, поглядывая на Вовку Жигульского или бойкого остроглазого Борьку Перепелицу. На меня  ноль внимания! Выглянувший луч света пробился через окно и осветил на её шее завитушки волос, аккуратненькую мочку уха, скользнул по её крепкой и ладной фигурке.


Мне хочется с Ниной подружиться и провожать её из школы. Хочется, чтобы она меня выделила и обратила на меня внимание, но как это сделать? Решаю:

 «Надо побороть на перемене своих соперников так, чтобы Нина видела. Гордого и заносчивого Вовку-то я поборю, а вот Борьке, пожалуй, уступлю. Хотя, правда, с Борькой ещё по-настоящему не боролся. Всё больше увиливаю, когда он наскакивает. Чего боюсь  сам не знаю. Надо при ней повалить Вовку, а затем разделаться и с Борькой. Только постараться изо всех сил  и я его посрамлю перед ней! Вот тогда она и обратит на меня внимание  это факт! Подумаешь, красавцы! Решение проблемы найдено!»


На ближайшей перемене, видя краем глаза Нину, заедаюсь:

 Вовка! Давай бороться! Что? Не хочешь? Слабак! Эх, ты  тухляк!

Вовка рассвирепел и кинулся на меня. Раз и другой раз опрокинул его на пол. Мелькнуло заинтересованное лицо Нинки. Ура! Видела всё! Расхорохорился:


 Борька! А ты чего боишься? Давай бороться!


Коренастый Борька был сильнее многих и это всех заинтересовало. Сразу образовался круг. Нина тут же. Ну, всё! Нельзя упустить момент! Мы завозились в коридоре, кряхтели, приподнимая друг друга за обтянувшиеся штаны и так и сяк. Чувствую  не могу повалить на пол Борьку! Все кричат, подзадоривают, слышу даже Нины голос. Она болеет за меня  другого случая не будет! Откуда силы взялись  начал наступать, теснить растерявшегося Борьку. Ну! Чуть-чуть ещё! Ноги дрожат от перенапряжения. Последний раз мотаю Борьку и он, наконец, валится! Но в этот момент кто-то бьёт мне подножку, и я сам лечу на пол. И Борька уже на мне! Какой позор  наоборот всё получилось! Снизу беспомощно вижу, как все расходятся  уже звонок. Ору:

 Это нечестно! Кто-то дал мне подножку!

Запыхавшийся Борька, поправляя штаны и рубаху, устало отвечает:

 Да тебе это показалось! Всё честно  я сильнее!

Последним захожу в класс, ищу глазами Нину  она отворачивается. И в тот же миг встречаюсь с радостными глазами Вовки. Ага! Как это я сразу не догадался  кто дал мне подножку?

И в этот, и на следующий день крутился после уроков около Нины, но она как будто не замечает меня. А в душе моей что творится! Меня, как назло, тянет к ней, хочется поговорить с ней о чём-нибудь серьёзном, хочется просто рядом пройти с ней. Червячок сосёт, тревожит меня, и я решаю проводить её из школы. После спевки нахожу её  она уже одета и выходит с Леркой. Догоняю их, и не нахожу сил, смелости идти рядом. Так и доходим до дома Нины. Впереди они, а я плетусь в трёх шагах сзади. Останавливаются у избы  смотрят на меня. На лице моём, конечно, видна растерянность, страх и отчаяние. Обе прыскают и разбегаются в разные стороны.


А любовь к Нине прямо сжигает меня! Третий день не сплю, не ем! Мать заметила, расспрашивает меня, что болит? Я уклончиво отвечаю, что всё нормально.

Бреду из школы по глубокому снегу, ничего не видя, а в глазах розовощёкая симпатичная Нина Суворова. Не замечаю, как вслух бормочу:


 Что делать? Что делать? Нет, не любит она меня! Утопиться, что ли?

В сердцах бросаю сумку с тетрадками в сугроб на взгорке около избы Силаевых.

 Эге! Ты что это  малец? Как это утопиться? Кто же это не любит тебя так?


Вздрагиваю от неожиданности  испуганно оборачиваюсь: это рядом вышагивает и посмеивается в усы белорус Кадол в подшитых валенках. Сразу прихожу в себя, подхватываю сумку и бегу домой.


И вдруг дома приходит идея. Выпрашиваю, вымаливаю у матери два рубля:

 Мама! Хочешь, чтобы я не болел? Ни о чём не спрашивай. Я когда-нибудь всю правду расскажу. Если дашь два рубля, вот увидишь, выздоровею!

Мать верила во все приметы и сама частенько гадала. Она сразу поверила мне и дала два рубля. Бегу в магазин, покупаю целое богатство: двести граммов конфет  подушечек, обсыпанных сахаром. Дома вырываю из тетрадки два чистых, в клеточку, листа, пересыпаю конфеты в них и тщательно завёртываю. На лицевой стороне большими печатными буквами, чтобы не узнали по почерку, пишу:

«Нине Суворовой».

На большой перемене, когда класс проветривает дежурный Вовка Жигульский, заскакиваю. Вовка у двери в коридоре никого не пускает, но после препирательств уступает. Отвернулся, кажется, не видит, очень хорошо! Кладу пакет с конфетами в её парту. Зашли все в класс после перемены. Я маюсь, дрожу от нетерпения, наблюдаю  не замечает Нина моего подарка! Уже урок прошёл, затем опять перемена и второй урок  всё также! Нервничаю, сам не свой!

И вдруг, когда уже кончился последний урок, и все начали собираться домой, Нина кричит на весь класс:

 Девочки! Что это? Что за пакет? Кто это написал на нём мою фамилию?

Все кидаются, разглядывают, разворачивают мой подарок. Нина кричит:

 Конфеты! Ой, как здорово! Кто же это подкинул?

И вдруг раздаётся злорадный хохот Жигульского:

 Это Углов тебе подарил! То-то он крутился в классе на большой перемене! Я не пускал  чуть не подрались. Жених!

Все смотрят на меня, а я вспыхнул, и по мне видно и так без Вовки! От обиды и злости кинулся на долговязого Вовку, сбил на пол и давай тумасить  еле растащили. Убежал  тут же догоняет Нинка:

 На! Возьми свои конфеты! Не нужны они мне!

Я поддал ещё больше, убегая от неё и от себя.


Четыре месяца прошло после этого. Уже весна была и она как-то очутилась рядом со мной. Шли тихо из школы, молчали. Уже у своей избы, глядя себе под ноги, вдруг грустно сказала:

 А я твои конфеты не съела! Берегу!

Всё перевернулось во мне! Благодарно взглянул на неё, забыв все обиды. С того дня мы начали дружить с ней и старались больше никогда не ссорится.

Незабвенное

Вечереет Зимние вечера долгие. Управимся с домашними делами по дому и с уроками  идём с братом играть с друзьями в прятки. Заиграемся так, что к сеновалу приходит отчим с ремнём в руках  разгоняет всех. Красные от мороза, сдираем промокшую от растаявшего снега одежду и развешиваем на верёвках около русской печи. Поужинали.


Ляжем с Шуркой на тёплой печи, затащим к себе лампу, задёрнем занавеску и погрузимся в волшебный мир чтения книг. Книги! Что за чудо эти книги! Позавчера прочитал «Тимур и его команда», вчера «Ташкент  город хлебный», а сегодня днём «Мальчик из Уржума».

Но самое интересное чтение книг ночью, когда все спят. Есть ли что на свете чудеснее чтения? В трубе воет пурга, на лавке мирно посапывает мать, а на другой лавке храпит и бормочет что-то пьяный отчим. Мать просыпается, толкает его, громко ругается:

 Филипп! Филипп! Да проснись же! У, чёрт! Нажрался. Не даёшь спать никому!

Перекидывается на нас:

 А ну, хватит читать! Хватит керосин жечь! Тушите лампу!

Прикручиваю лампу до минимума  мать не видит. Шурка засыпает, а я жду  не дождусь, пока заснёт мать. Ну, вот, можно уже добавлять свет! Волшебство продолжается!


«Я снова «иду с Егоркой по зимнему лесу и спасаюсь от волков, ненавижу Швабрина, плачу от жалости к пёсику Музгарко, восторгаюсь любви Прохора и Анфисы, желаю счастливого конца в истории даурского казака Романа, мечтаю найти и спасти бедных онкилонов на Земле Санникова!»

Что за прелесть эти книги! Как прекрасен этот мир! Боже! Как я благодарен этим поздним вечерам, этому познаванию в жизни чудес! Весь в волнении, красный, возбуждённый. Какой там сон! Чу! Шлёпает мать! Уже за полночь  быстро тушу лампу. Не спасает! Мать гремит, будит всех, даже Филиппа:

 Что вы делаете, мерзавцы? Паразиты! Весь керосин спалили! Не даёте спать никому! А ну, Колька, отдай лампу сейчас же! Угомонись! Спи!

Нехотя отдаю. Как назло, мать прервала на самом интересном месте. Что же дальше будет? Ворочаюсь, возбуждение не проходит. Жду, не дождусь, вроде все опять захрапели.

Сверху, с загнетки печи достаю лампадку  блюдечко с растопленным смальцем и льняным фитилём и спички. С вечера припас! И снова погружаюсь в мир чтения. И так иногда до утра!

Тарелки радио появились в нашем селе только в начале 1951-го года. Мы впервые услышали о жизни в разных странах. Как огромен мир оказывается, как много людей на свете, городов, морей и океанов!


А в библиотеке мы брали и теперь неистово читали книги. Особенно нам нравилась фантастика: «Таинственный остров», «Дети капитана Гранта», «Шестьдесят тысяч лье под водой», «Земля Санникова» и другие. Мы с братом захлебнулись от нового, яркого, всесокрушающего потока информации.


В эту зиму я просто бредил героями Жюль Верна. Мысли мои постоянно бродили в разных выдумках, фантазиях! Капитан Нэмо был моим кумиром! При встрече с Вовкой Жигульским  таким же начитанным и восторженным другом, я кричал, полюбившуюся мне фразу из Жюль Верна:


 Табак! Настоящий табак  воскликнул Пенкроф!


Вовке понравилась эта игра слов, и он тоже долбил, выдёргивал строку из какого-то другого произведения и гробовым голосом отвечал:


 Дико захохотал пулемёт и, ужаленный тысячами шмелей, упал Топтало!


Мы соревновались поочерёдно, вспоминая полюбившиеся фразы из тех книг, которые уже прочитали:


 Тамань  самый скверный городок из всех приморских городов России.


 Игнат спустил курок  ружьё дало осечку!


 Осетин-извозчик неутомимо погонял лошадей.


 Ты видел! Ты донесёшь! И сверхъестественным усилием повалила меня на борт

 Старик! Я слышал много раз, что ты меня от смерти спас!


 Милостивый государь! Извольте передать через слугу сто рублей, которые вы вчера проиграли. Готовый к услугам Иван Зурин.


 И курить буду! Дай отцову трубку!


 Шадрино далеко? Шадрино? Да, Шадрино! Недалече. Вёрст с десяток будет!


Игра во фразы занимала нас с Вовкой всю жизнь, и мы всегда при встрече заготавливали их заранее и начинали разговор именно с них. Я стал частенько его «загонять в угол» и Вовка тоскливо, не угадав фразу, говорил:

 Фразёр!

Книги читаю запоем. Как только выдаётся свободное время  сразу за книгу. Заведовал библиотекой Василий Павлович Татаринцев. Мы его коротко прозвали Васпат. Умный, грамотный, начитанный. Ранее работал в каком-то институте учёным. Он меня приметил давно. Всем давал по карточке по одной книжке, мне сначала по две, а затем и по три-четыре. Первое время проверял меня. Возвращаю через день-другой книжку. Он спрашивает:

 Неужели прочитал? А ну-ка, расскажи кратко содержание.

Я, захлёбываясь, начинаю рассказывать. Он прерывает, просит рассказать середину, затем окончание, хвалит меня:

 Всё, всё, Коля! Вижу, что ты очень любишь читать. Молодец! Книги  чудо! Из них ты узнаешь практически всё! Это огромный источник знаний!

Я проглатывал без разбора всё, что было у Васпата в библиотеке. Тургенев, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Чехов, Гайдар, Станюкович, Лондон, Купер, Золя, Мопассан, Твардовский, Фадеев и другие авторы. Скоро вся небольшая библиотека была прочитана. Васпат выручает меня и пишет записку своей знакомой библиотекарше в Жирновку:

 Вот, Коля! Будешь ходить в Жирновку раз в неделю в библиотеку. Там тебе под мою ответственность будут давать по три-четыре книги.

Нина Суворова тоже очень любит читать. Встретившись, мы обмениваемся впечатлением о прочитанных книгах, вспоминаем подробности. Узнав, что я буду ходить в библиотеку соседнего села, просит:

 Коля! Принеси и мне какую-нибудь книгу. Я в нашей библиотеке тоже почти всё прочитала.

 Какую книгу? Про что? Про войну или про животных, птиц7

Нина лукаво улыбнулась:

 Про любовь!

Я смутился, но пообещал выбрать для неё такую книгу. За год прочитана вся Жирновская библиотека  она значительно меньше Вдовинской. Васпат пишет записку в Каурушинскую. Он и библиотекарши в Жирновке и Каурушке, жили прямо в избе, где были их библиотеки. В одной комнате библиотека, в другой сами живут.

Особенно тяжело было ходить в Жирновку и Каурушку зимой. Дорога перемётана  пурга, метели. Туда шесть километров и назад. Еле успеваю за короткий воскресный зимний день оборотиться. Идёшь, снег сечёт глаза, мороз, руки немеют, но греет мысль: сегодня вечером свидание с новой книгой!

Назад Дальше