В назначенный срок Александр был в кабинете начальника терапевтического отделения, расположенном, по традиции, на втором этаже госпитального корпуса.
Подполковник Полищук был весь в делах писал что-то за столом, обложенный со всех сторон бумагами, в левой руке дымилась сигарета.
О! сказал он, увидев Сан Саныча. Ты уже здесь! Это что у тебя?
Александр поднял набитую битком довольно объемную сумку, которую держал в руке, и слегка всряхнул ее. Приглушенно, как накрытые сверху стаканы, звякнуло стекло.
Сыворотка правды, пояснил он.
А вот это то, что нужно! дал заключение доктор. Напомни-ка мне свою фамилию, а то я не уверен
Капитан Доманский!
Доманский! Конечно! Он вызвал старшую медсестру, подтянутую, с красивым лицом, женщину лет сорока, и распорядился: Определите капитана в тринадцатую палату. Оформите, как положено. Историю болезни, все
Диагноз? спросила медсестра официально.
Пищевое отравление. Ну, что-то такое.
Медсестра окинула вновь поступившего оценивающим взглядом.
Что-то не похоже Слишком здоровым выглядит, к тому же, красавец.
Симптомы, Лариса Ивановна, скрытые, но явные. Понятно?
Ага, понятно. Как лечим? Промывание делать будем?
Не стоит пока, пожалуй, а там поглядим. А вот капельницу поставьте.
Зачем мне капельница? попытался вклиниться в обсуждение своего лечения Доманский.
Положено капельницу при отравлении, Саша. Всего лишь физраствор, вреда от него никакого, одна польза. Давай, устраивайся. Генералу я сам позвоню. Наверняка появится ближе к вечеру.
Пошли, красавец, как родному улыбнулась медсестра капитану.
Лариса! окликнул ее возле двери Полищук. Когда женщина вернулась, он сказал ей вполголоса. Капитан мой хороший знакомый, и, к тому же, друг моего брата. Ты пригляди за ним, пока он здесь, ладно? Ну, ты понимаешь?
Да все понятно, Анатолий Васильевич, усмехнулась Лариса Ивановна. Без присмотра не останется.
Как и предполагал начальник терапевтического отделения, Эдуард Витальевич Голованов почтил своим визитом капитана Доманского около девятнадцати тридцати. Он вошел в палату стремительно, так что седые волосы и полы накинутого на плечи белого халата развевались потоками встречного воздуха. На сгибе левой руки он держал бумажный сверток с таким видом, будто это дама, которую он имеет честь сопровождать все равно куда. Свита, состоявшая из дежурной смены госпиталя, отставала шагов на пять. Палата была совсем небольшой, одноместной, войдя, Эдуард Витальевич Голованов оглянулся, и свита замерла у распахнутых дверей.
Ну, что это ты еще удумал? спросил он у Александра притворно грубоватым тоном, отчего тот тут же почувствовал угрызения совести, что решился на обман.
Да вот, промямлил. Схватил что-то на бегу, у метро.
Эх, молодежь! сокрушенно воскликнул генерал. Учи вас, не жрать что попало, учи и все одно будете жрать, и будете страдать. Я, помню, в молодости, тоже все время брюхом маялся, пока не женился. Запомни, кухня самый важный элемент жизни мужчины. Не сможешь наладить себе нормальную кухню, считай, ничего в жизни не добьешься. Можешь даже не пытаться. И я вот думаю, надо было давно тебя к нам на обеды определить. Мы не обеднеем, а тебе польза несомненная. Подумаем, подумаем. С хозяйкой посоветуюсь и решу. А пока, на вот тебе, генеральского бальзама. От него тебе точно легче станет, что называется, на себе испытано.
И Эдуард Витальевич вручил капитану сверток, в котором что-то подозрительно булькнуло.
О! отозвался у дверей подполковник Полищук. То, что доктор прописал.
Генерал оглянулся на него с улыбкой, кивнул одобрительно.
Жаль, что так получилось, сказал он, снова обращаясь к Александру. Тамара, как узнала, что тебя не будет, тут же упорхнула. Где-то они там своей кампанией собираются.
Я вам говорил!
А, ерунда все! Слушай меня, и все будет, как надо. И все будет хорошо. Ладно, не могу дольше оставаться. Выздоравливай! И с Новым годом!
Когда генерал убыл, в палате осталась Лариса Ивановна. Подойдя к Сан Санычу, она поправила ему подушку, хотя особой нужды в том не было.
Так вы, значит, зять нашего генерала, правильно? полюбопытствовала она.
Боже упаси! открестился капитан.
Почему? искренно удивилась медсестра. Генерал Голованов хороший человек, насколько я знаю. Да и дочка у него, тоже, вполне. В медучилище учится.
Я рад за них. И за нас рад.
Вот за радость и следует отведать генеральского бальзама! Он всем на пользу пойдет и радость нашу преумножит!
Конечно, конечно! согласился с умной женщиной Сан Саныч. Не стесняйтесь. Когда он передавал ей сверток, в нем снова булькнуло, на этот раз не подозрительно, скорей, заговорщически.
Да мы не стесняемся обычно, успокоила его Лариса Ивановна. Она достала из пакета пузатую бутылку виски и внимательно изучала этикетку. Двадцать пять лет выдержки! сообщила. Я так и знала. Так что, мы не стесняемся. Иной раз нас еще урезонивать приходится.
И сейчас, как я понимаю, именно тот случай?
Именно. Будешь?
И рад бы, да мне нельзя. Я под капельницей. Доманский указал на иглу в сгибе руки. Разве что, внутривенно.
Ах, да. Так это мы сейчас решим.
О! удивился доктор Полищук. Он как раз заглянул в тринадцатую палату. А разве еще капает? Вроде, давно должно было закончиться? Нет? Странно. Ну, пусть докапает уже, не переводить же препарат.
А дальше? спросила медсестра.
И хватит пока.
А генеральский бальзам?
Ну, это ему сам бог велел принимать. Но только перорально. И, Лариса Ивановна, убедительно вас прошу, проследите, чтобы пациент соблюдал постельный режим.
По возможности?
По возможности. У нас, где стол будет? В ординаторской?
Как обычно.
Надо бы и здесь что-нибудь сообразить. Ну, вы понимаете
Конечно. Все сделаем, Анатолий Васильевич, по высшему разряду. Не впервой.
О!
Александр с интересом вслушивался в разговор медиков. И не столько тема его увлекала, хотя и она, конечно, тоже, ведь говорили о нем, сколько способ подачи материала. О нем и при нем говорили так, будто его самого в комнате нет, или же он присутствует, но в виде неодушевленного предмета, мысли о мироустройстве которого никого не интересуют. И это был интересный феномен, в глубинах которого, скорей всего, и следует искать истоки тех особенностей характера Варвары, которые он успел заметить. Как-никак, она ведь тоже медичка, мнением пациента интересуется в последнюю очередь. Капитан не намеревался вмешиваться в происходящее, спорить или как-то переиначивать устоявшийся ход событий. В конце концов, он здесь всего лишь на пару дней. Да и, мало ли, еще понадобится? Нет уж, пусть все идет, как идет. К тому же, забавно.
Поэтому, когда, после снятия капельницы, он намеревался встать с кровати, и Лариса Ивановна ему воспрепятствовала словами: Не вставайте, больной! Лежите! он только пожал плечами.
Ну, а в туалет-то мне можно самому сходить? спросил.
В туалет самому можно. И нужно, пояснила медсестра. Но после сразу в постель!
Вы не волнуйтесь, я не собираюсь сбегать.
Я думаю, что не собираетесь. Но доктор велел, значит, неукоснительно.
Понятно.
В палате имелся свой санузел. Моя руки над раковиной, Сан Саныч разглядывал себя в зеркале, и чем дольше он всматривался в свое отражение, тем нереальней казалось ему происходящее. Еще утром он и представить, и предположить не мог, что вечером окажется здесь и будет любоваться на свое отражение в сером больничном халате в этом зеркале. Но тот, кто отвечает за его судьбу, на этот раз придумал что-то необычное. Реальность и нереальность пронизывали одна другую, и, надо думать, сюрпризы еще будут. Новогодняя ночь волшебная, говорят, надо быть ко всему готовым.
Когда он вернулся в палату, Лариса Ивановна уже успела вкатить в нее медицинский инструментальный столик на колесах, и практически завершила его сервировку. Приборы были пластиковые, одноразовые, а в качестве рюмок она выставила стеклянные медицинские мензурки. У каждой на боку мерная линейка.
Очень удобно, оценил капитан, взяв в руки и разглядывая одну.
Мы всегда их используем, сказала Лариса Ивановна. Каждый может вычислить свою норму.
Неужели кто-то считает?
Нет, конечно. Но теоретически это возможно. Ну, что? Пора начинать провожать старый год.
Пора так пора, согласился Александр. Я разливаю.
Умница!
Сан Саныча не оставляло чувство, что он все глубже проваливается в нереальность. Все было не так и не в том месте. Время, правда, совпадало с объявленным, но как раз этого и не должно было быть. Единственной женщины, с которой он хотел бы встретить этот новый год, не было рядом, но была другая женщина, и она не вызывала у него отрицательных эмоций. Он относился к ней как к неотъемлемой части новогоднего процесса, как к Снегурочке, например, а разве кто-то ненавидит Снегурочку?
В полированной нержавейке столика отражался потолочный светильник, свет его казался голубоватым и не раздражал. Вообще, главное свойство разворачивавшегося вечера было именно то, что он его не раздражал. Данность и неизбежность, разве могут они вызывать иные чувства, кроме смирения и понимания? Наверное, могут. Но не теперь.
Едва Сан Саныч наполнил мензурки, в палате появился доктор Полищук.
О! сказал он, подхватывая одну из склянок. Я, кажется, вовремя. Ну, с наступающим. Прозит!
Генеральский виски оказался выше всяких похвал.
Оооо! оценил напиток Анатолий Васильевич. И можно не закусывать. Но надо. Кстати, а ты не хотел бы употреблять такое постоянно? Наверняка ведь
Да-да, согласился Александр. Вместо чая.
Вот этого не надо!
Сам не хочу! Да я вообще-то и не пью особо.
Знаем, знаем, в прошлом году наблюдали лично. Так что, не надо нам рассказывать.
Нет, правда. К пьянству я точно склонности не имею. Вот чего нет, того нет. А тогда был особый случай.
Значит, ты праведник, хоть и хорошо замаскированный. А мы тут не упускаем возможности приложиться, правда, Лариса Ивановна?
Только в медицинских целях!
Естественно!
И к медицинским препаратам прикладываемся, такое роскошество у нас редко бывает.
К сожалению. Наливай!
После второй доктор Полищук, сославшись, что должен быть с персоналом и пообещав еще наведаться, ушел. Лариса Ивановна потянулась за кусочком сыра, деликатно, зубками откусила уголок, с отрешенным видом пожевала. Эх, все женщины играют в одну и ту же игру, подумал Сан Саныч. Интересно, зачем? Он заметил, как на безымянном пальце медсестры блеснуло кольцо.
Вы замужем? поинтересовался он.
Конечно! Вас что-то удивляет?
Нет, нет, совсем не удивляет. Просто немного забавно получается.
И что же вас забавляет? Меня, например, ничего.
Вы ко всему привыкли, это понятно. А я в вашей среде человек случайный. Он помолчал, подбирая слова. Но спросил все равно невпопад, и понял это, и рассыпался в объяснениях. Я хочу вас попросить, чтобы вы рассказали мне о вас, медичках. То есть, о себе. Ну, вы понимаете? О женщинах в медицине. Какие они? Вот вы, какая? Я тут недавно столкнулся с одной, и понял, что ничего в ней не понимаю.
О, так вы все-таки нацелились на генеральскую дочку!
Нет, не нацелился. Я имел в виду совсем другую женщину. Ну, допустим, допустим, речь идет о Тамаре Эдуардовне если это поможет вам с рассказом.
Да мне все равно, только Что рассказывать? Ну, хорошо, попробую А лучше, давайте будем просто мило общаться, и в процессе вы сами все поймете. Или не поймете, тут уж как повезет. Но нам нужно, я думаю, немного по-другому устроиться.
Она вышла из палаты и вскоре вернулась, неся с собой несколько дополнительных подушек. Подушки она расположила у спинки кровати так, чтобы было удобно сидеть, откинувшись на них спиной. Это было необходимо, чтобы с удобством смотреть телевизор, как раз, висевший на стене напротив.
Забирайтесь, скомандовала она, когда все было готово. Кровать полуторка, места нам хватит. Усевшись рядом с Доманским, медсестра взяла со столика пульт и включила телевизор. Шел какой-то фильм, традиционный, из тех, которые показывают тридцать первого декабря из года в год. Но звук она сразу убрала до минимума. Вернула пульт на место и подтянула столик впритык к кровати. Передала капитану бутылку виски:
Наливайте! Давайте выпьем, чтоб общение шло легко и непринужденно. Да, это способствует. Предлагаю выпить на брудершафт, вы не против? Я тут распоряжаюсь по праву старшей. Старшая сестра, все-таки. Да и просто старшая.
Вы? Да ну! Разве, чуть-чуть, попытался сгладить разрыв Александр.
А, плевать! Мои года мое богатство!
Они выпили, переплетя руки, Лариса Ивановна передала капитану закуску.
Что так смотришь? спросила, поймав его взгляд сбоку.
У вас у тебя немного странное лицо, сказал он. Светится, будто фарфоровое.
Какой ты наблюдательный, усмехнулась Лариса Ивановна. А ведь ухватил самую суть. Самую суть медичек, о чем спрашивал.
Не понимаю, покачал головой капитан.
На работе мы все фарфоровые. Холодные, сдержанные, профессиональные. Ко всему привыкли, на все готовы. Ну, почти. И при этом знаем, что никакая зараза, никакая грязь к нам не пристанет. Фарфор останется на работе, а мы пойдем домой. Мы все видели, все испробовали, и ничем нас не удивить.
Профессиональная деформация?
Вроде того.
А дома, вы какие?
Дома другие, обычные. Беда в том, что со временем кое к кому фарфоровая личина прирастает так, что избавиться от нее не удается и дома. Вот что плохо. Этого может не случиться никогда, но к такому нужно быть готовым, если уж решишь связаться с медичкой.
«Ларису Ивановну хочу», сказал герой фильма на экране.
А ты? спросила женщина. Хочешь Ларису Ивановну?
Да, э-э-э замялся Сан Саныч. Что-то такое он предполагал, но надеялся избежать. Теперь понимал, что вряд ли. Но таки нашел способ отсрочки: Давай еще выпьем!
Давай, Лариса Ивановна подала ему свою мензурку. Заметила, между тем: Вискарь, однако, кончается. Что потом делать будем?
А у меня еще есть. Кое-что.
Хитрец, засмеялась она. Только не надейся, что тебе удастся ускользнуть.
Он и не надеялся. Наоборот. Сан Саныч пребывал в том состоянии опьянения, когда думаешь, что с тобой все в порядке, что помрачения как раз избежал. Разве что, чуть-чуть. Но вот это «чуть-чуть» играло роль волшебного стекла, которое неимоверно искажало мысли, чувства, реальность. Он думал о Варваре, и не мог понять, почему не она сейчас рядом с ним? А где она тогда? С кем? Она что, ему изменила? Ну, блин, как это? Ведь обещала! В его мозгу откуда-то взялась эта мысль, что обещала. Но раз так, пусть пеняет сама на себя. Он тоже, один не останется
Лариса Ивановна, похоже, совсем не пьянела. Алкоголь действовал на нее по-другому, наливал, напитывал ее какой-то яростной силой. Как металл, накаляясь, краснеет, изнутри наливается малиновым светом, вот такой же становилась Лариса Ивановна.
Едва закончилось выступление президента, пробили куранты, и завершилась трансляция гимна, она выключила телевизор.
Оставь, попросил он.
Не люблю, когда мельтешит. Не расслабишься. Свет я тоже погашу.
Лариса Ивановна метнулась к выключателю, он находился на стене у двери. Вернувшись в постель, она прильнула к нему, как к роднику. Ищущую руку запустила ему под пижаму, прижала ладонь к животу. Рука у нее оказалась ледяной, он вздрогнул.
Не дрожи, сказала она. Сейчас согреешься.
Сейчас кто-нибудь войдет, возразил он.
Ис-клю-че-но, по слогам отбила она слабое его утверждение.
Почему ты? поинтересовался он.
Начальник велел о тебе позаботиться.
Он разве это имел в виду?
Нет. Но я это.
А муж?
Причем здесь муж? Муж старше на десять лет, и это уже сильно сказывается. На мне. Хочется уже напиться молодой силы, подзарядиться еще на какое-то время. Ну, а новогодняя ночь для того и существует, чтобы мечты сбывались. И сейчас, и на будущее. Грустно, конечно, но что делать Ты что, против что ли?