Великое смешение народов и сословий во флаконе одной ленинградско-петербургской семьи
Если вдуматься, я собираю досье на самого себя, стоящего на вершине гигантской, растущей из глубины веков человеческой пирамиды. Подо мною, расширяясь в геометрической прогрессии, бродит многоэтносный конгломерат, исчисляемый миллионами предков.
Там клубятся дымы былых сражений, слышится стук конских копыт и влюбленных сердец, гремят пушки и свистят пули, льются слезы радости и горя, трещат на ветру знамена, бьют барабаны и звучат похоронные мелодии
История с поисками моих предков началась давно. Скажу только, что, когда ушли отец и мать, я ничего не знал о своих родовых корнях и, возможно, жил бы, как большинство сограждан, спокойно, не оставь мне родители, писавшиеся в паспортах русскими, две довольно мудреные фамилии Каралис и Бузни.
На том историческом отрезке времени, когда не стало наших родителей, старшим братьям и сестрам было не до генеалогических размышлений: как и весь советский народ, они смотрели в будущее: страна покоряла космос, освобождала Африку от колониализма, читала Хемингуэя и Евтушенко, физики спорили с лириками, и никто не хотел оглядываться в темное дореволюционное прошлое.
Да, мы всегда считали себя русскими, но фамилия-то откуда? И фамилия второго дедушки Бузни разве она славянская?
Теперь, когда из восьми детей нас осталось четверо, я вздумал найти ответ на этот вопрос
2. Вопросы
Отдайте мне мое,
а чужое я и сам не возьму.
Фома Аквинский в застольной беседе
Мои сестрички Вера и Надя не только пугали меня в детстве тем, что они американские шпионки, убившие моих настоящих сестер и переодевшиеся в их одежду, чем доводили меня до слез и топаний ногами: «Нет! рыдал я, тыкая пальцами в сестер. Нет! Ты Вера, а ты Надя!», не только вволю дурили баснями про Бабу Ягу, которая вылезает по ночам из круглой печки за моей кроватью, и рассказывали про черную руку, хватающую за горло спящих детей, но и это самое ужасное твердили про цыганку, которая подкинула меня, голопузого малыша, в полуторку, на которой их семья ехала летом 1950 года на дачу в Зеленогорск
Мы едем в кузове на мешках с бельем, вдруг тю-ю! летит пацанчик голопузый. И прямо на Джульбарса упал! Джуль сначала зарычал, а потом стал его облизывать.
Надёжа, а помнишь, у него еще бронзовый медальончик был там «Данко» было написано, перемигивались зловредные сестрицы. Это мы решили его Дмитрием назвать! Наш Димка-то тогда где-то потерялся, и мы решили вместо него Данко усыновить
Помню, помню! притворно кивала младшая. Где-то я этот медальончик недавно видела
Моим придурошным сестрам было страшно весело наблюдать, как я забирался под стол, прижимал к груди плюшевого мишку и ревел там: я чужой в этой семье, меня подбросила цыганка! И мама не моя настоящая мама, и мой усатый папа не папа И где же я тот настоящий Дима? А-а-а!..
Жаль, что в ту детскую пору я не пожаловался родителям на сестриц, старшая из которых была отличницей, а младшая заводилой всего двора. Думаю, для начала их бы выдрали, а потом показали психиатрам, и когда они к моему совершеннолетию вышли бы из престижной среди придурков больницы имени Кащенко, мы за вечерним чаем поговорили бы, кого и куда подбросили. Шутю. Поезд на Воркутю давно в путю. Сейчас мы его догоним.
Иногда сестры начинали говорить на тарабарском языке, который, впрочем, я вскоре постиг: после каждого слога в слове следовало добавлять слог «ка». «На-ка-дя-ка, пой-ка-ди-ка сю-ка-да-ка!» означало: «Надя, пойди сюда!» Мои красивые сестры, разрешавшие мне крутить заводную ручку патефона, пока они разучивают перед зеркалом шкафа падеспань или танго, уверяли меня, что это цыганский язык, и выучились они от меня, когда я был еще совсем маленький
Чертовы куклы, а не сестренки! Одна на двенадцать, а другая на восемь лет меня старше. Думаю, синдром подкидыша, который они мне привили, сыграл не последнюю роль в моей тяге к истории рода и в первую очередь к розыску корней отцовской фамилии.
Придать осмысленность моим запутанным рассуждениям относительно происхождения фамилии помог Виктор Конецкий, дававший мне в начале 1990-х рекомендацию в Союз писателей.